– Ну смотри, дело твое, – сказал дружинник и обратился к своему товарищу: – Пойдем, что ли?
– Пойдем, – сказал тот, почесывая затылок. Ему, видно, очень не хотелось со мной возиться.
– Пошли, – сказал тот, что держал меня за руку.
– Пусти руку, – сказал я, – тогда пойду.
– А не побежишь?
– Не бойся, – успокоил я, – не побегу.
Пробираясь между танцующими, я столкнулся с Олей и Полей. Они танцевали вдвоем.
– Валера, – обрадовалась Оля. – А Толя где?
– Сейчас я его найду, – сказал я.
– Вы не ждите, – сказал дружинник, – он его долго будет искать.
Мы вышли с танцплощадки и направились по аллее к выходу.
Сзади на почтительном расстоянии двигался Толик.
– Ты, может, с нами хочешь? – обернулся дружинник.
– А чего это мне с вами идти? Я через забор не лез, – сказал Толик. – Валера, что матери передать, если надолго задержат?
– Ничего, – сказал я сердито.
– Валера, ты на меня не сердись. Если бы я первый полез, они сцапали бы меня.
– А почему же ты не полез первым?
– Кому-то же надо быть первым. А теперь что ж – нам двоим пропадать?
– Ну и сволочь у тебя дружок, – заметил дружинник, шедший ближе ко мне. – Возьми его тоже, – сказал он своему товарищу.
– Иди сюда, – сказал второй дружинник и сделал шаг к Толику.
– Сейчас, разбежался, – сказал Толик и на шаг отступил.
– Догоню ведь, – сказал дружинник и сделал еще один шаг.
– Как же, догонишь, – сказал Толик, отступая к кустам. – У тебя по бегу какой разряд?
– Черт с ним, – сказал тот, что был возле меня. – Хватит нам на первый раз одного.
– Ты можешь пойти на танцы, – сказал я Толику. – Дырка свободна.
– Ладно, – оборвал дружинник, – хватит разговаривать. Пошли.
Дежурный по отделению милиции, молодой белобрысый сержант, при моем появлении не проявил ни малейшего удовольствия.
– Вы еще мне танцоров будете водить, – сказал он дружинникам. – Дали бы под зад пинка – и пускай себе катится на все четыре. А теперь протокол на него составлять, начальству докладывать.
– Мы еще одного хотели взять, – сказал дружинник, приведший меня, – да он убежал.
– Ладно, идите. – Сержант недовольно махнул рукой. – А ты садись на скамейку, посиди.
Я сел на желтую, с облупившейся краской скамейку, дружинники все еще стояли, переминаясь, перед барьером, отделявшим их от дежурного.
– Ну, чего стоите? – сказал дежурный. – Сказано вам: свободны.
Они-то, наверное, думали, что им вынесут благодарность за их выдающийся подвиг. Обиженные, они повернулись и направились к выходу.
Сидевший на табуретке у входа толстый милиционер в сдвинутой на глаза фуражке посторонился, дружинники вышли.
– Так, может, я пойду, если я вам не нужен, – сказал я и встал.
– Отдохни пока, – сказал дежурный и обратился к стоявшей перед ним девице примерно моего возраста, а может, чуть-чуть постарше: – Так как твоя фамилия? – Девица стояла, положив руки и подбородок на барьер, и смотрела на милиционера преданными глазами.
– Иванова, – сказала она охотно.
– А может, Петрова?
– Может, Петрова, – согласилась девица.
– А правильно как?
– Правильно Иванова.
– Ты где-нибудь работаешь?
– Нет. Работала в столовой, потом уволили по сокращению. На самообслуживание перешли.
– В какой столовой?
– В какой столовой-то? Ну, в обыкновенной столовой. Знаете, где едят.
– Ты мне голову не морочь. Номер столовой?
– А я чего-то не припоминаю.
– И где находится не помнишь?
– Нет.
– Ну, хорошо. А родители у тебя есть?
– Нет.
– А у кого ты живешь?
– У тетки.
– А как фамилия тетки?
– Иванова.
– А зовут как?
Девица перевела взгляд с сержанта на меня, потом опять на сержанта, пожала плечами и вздохнула.
– Не помню.
Сержант вздохнул тоже.
– Ну, хорошо. А где живет твоя тетка?
– А она не живет. Она померла.
Дежурный вышел из себя.
– Слушай, что ты мне голову морочишь. Вот сядь здесь и сиди до утра. Начальник придет, он сам с тобой будет разговаривать.
– Как же сидеть? – возмутилась девица. – Мне на троллейбус надо и спать охота.
– Сидя поспишь. Ну-ка, танцор, подойди сюда.
Я подошел.
– Как фамилия?
– Важенин.
– Зовут?
– Валерий.
– Где работаешь?
– В почтовом ящике. – Я решил напустить туману.
– Что ж ты, ящик, без билета на танцы лазишь? Денег нет? – (Я промолчал.) – Раз денег нет – сиди дома. А теперь будешь здесь сидеть. До утра. А утром к судье – и на пятнадцать суток. Понял? Вот. Садись… Крошкин, – сказал он толстому милиционеру. – Ты тут погляди за ними. Я сейчас вернусь.
Сержант ушел.
Девица сидела на лавочке, обхватив руками колени и глядя в пол. Когда я садился с ней рядом, она быстро вскинула на меня глаза и снова опустила их к полу. Я исподволь к ней пригляделся. Беленькая такая, с красивыми ногами. Глаза у нее, насколько я успел заметить, были большие, темные, только слишком подкрашены в уголкаx. Темная юбка в обтяжку слегка открывала круглые колени.
– Тебя правда Валеркой зовут? – шепотом спросила девица.
– А что ж я – врать буду? – ответил я тоже шепотом.
Она убрала руки с колен и подвинулась ко мне вплотную.
– А я им все вру, – сказала она. – Им хоть правду говори, хоть неправду – все равно не поверят, так я вру нарочно, пускай работают, пишут свои протоколы. Или еще не говорю ничего. Спрашивает: «Как зовут?» А я говорю: «Не помню». – «Что, говорит, тебе память отшибло?» А я говорю: «Не отшибло, а я такая и родилась беспамятная». Ну, он злится! А вообще-то меня Татьяна зовут.
– «Итак, она звалась Татьяной…»
– Чего это ты сказал?
– А это стихи такие, – сказал я.
– Стихи? – переспросила она мечтательно. – Я стихи ужас как люблю. Прямо до смерти. – И прочла, откинув в сторону правую руку: – «Вино в бокале надо пить, пока оно играет, жизнь дана, надо жить, двух жизней не бывает».
Милиционер на табуретке очнулся, сдвинул фуражку на затылок, посмотрел на Татьяну.
– Ты чего? – спросил он зловеще. – Самодеятельность устраиваешь?
– Проснулся? – обрадовалась она. – С добрым утром, дядя. Физкультпривет!
– Я вот тебе дам физкультпривет, – лениво проворчал милиционер.
– Какой сердитый, – скривила губы Татьяна. – Тебя что, работа испортила?
– У меня работа нормальная, – сказал милиционер. – Не то что у тебя.
– А сколько тебе платят за твою работу, а?
– С меня хватает.
– Я вижу, что хватает. Небось, когда здесь по коридору идешь, ушами за стенки цепляешься.
– Замолчи! – повысил голос милиционер.
– А чего мне молчать-то? Свобода слова. Понял? Чего хочу, то говорю.
– Замолчи, а то встану, – сказал милиционер. И встал.
– Ну, чего встал? – Татьяна тоже встала. – Думаешь, я тебя испугалась, да? Да мне на тебя плевать. Тьфу!
Милиционер двинулся к ней. Я вжался в стенку. Ceйчас что-то будет. Татьяна, протянув вперед руки с растопыренными пальцами, продолжала дразнить приближавшегося к ней милиционера.
– Ну, подойди сюда, – перешла она на завораживающий полушепот. – Подойди, бегемот проклятый, подойди еще. А-аа! – закричала она неожиданно пронзительным голосом, вскочила на лавку и прижалась спиной к стене.
– Чего орешь? – растерялся милиционер.
– А что, испугался? – Татьяна заплясала на лавке. – Чего ору, да? А вот хочу и ору. А-аа! – закричала она еще пронзительней.
Расстегивая на ходу кобуру револьвера, вбежал дежурный сержант. Остановился посреди комнаты.
– В чем дело? – спросил он, переводя взгляд с Tатьяны на милиционера.
– Спроси у нее. – Милиционер отошел к своей табуретке, сел и снова закрыл глаза козырьком.
– Чего вопила? – спросил с любопытством сержант у Татьяны.
Татьяна села на место, оправила юбку, сложила руки между колен и сказала жалобно:
– Сержант, он меня изнасиловать хотел.
– Тебя? – насмешливо переспросил сержант.
– Меня, – сказала она еще жалобней и для убедительности шмыгнула носом. – Вот, пожалуйста, свидетель сидит, – показала она на меня. – Он может подтвердить.
– Бедная ты, – сказал сержант, заходя за свою загородку. – Несчастная. Беззащитная. – И стукнул неожиданно кулаком. – Будешь у меня тут хулиганить, я тебя живо на пятнадцать суток оформлю. Ясно?
– Ясно, – покорно согласилась Татьяна.
Зазвонил телефон. Сержант снял трубку.
– Дежурный по отделению милиции слушает, – сказал он в трубку. – Да. Алкоголики? Ну ладно, поместим где-нибудь. Я думаю, им отдельной жилплощади не требуется? – Он повесил трубку, раскрыл какую-то книгу и отметил в ней что-то.
– Сержантик, – ласково сказала Татьяна, – отпусти меня домой, а? А то я на последний автобус опоздаю, тетка волноваться будет.
– Тетка, которая померла? – поинтересовался сержант.
– Да она не то чтобы померла, а так – и померла, не померла, и живет еще.
