Солнце уже вовсю припекала, когда я приехал на место и начал ловить голавлей, подпуская кузнечика на крючке к запримеченной стайке. Река здесь была довольно узка и имелось хорошее течение. На протоке поставил поплавочную закидушку на живца на голавля. Только, что видел его охоту воочию. Было много поклевок, но голавль шел некрупный, поэтому пришлось много перемещаться по берегу. Пастух пригнал небольшую отару овец на водопой, на отмель что ниже по течению. А сам уселся, недалеко от меня, на крутом берегу. С удовольствием я наблюдал, как пара собак, набегавшись на жаре за овцами, спускалась по почти отвесному трехметровому обрыву к воде. Испив воды, они с удивительной легкостью, стремительно вознеслись обратно на берег используя малейшие уступы и углубления обрыва. Вот что значит собака на воле. А в городе те же овчарки тяжелы, злобны, с двухметровой высоты ломают ноги и спины, и забор в два метра для них вообще непреодолимое препятствие.
Дал я им несколько уснувших затвердевших плотвичек, проглотили в секунду, а когда уезжал с этого места, провожали меня беззвучным легким галопом, как у африканских газелей.
Голавля на закидушку так и не поймал. Поплавок утонул, но пока я добежал, голавль сошел, не успел засечься. Видно не заглотил, как надо, не было аппетита. А красавец с широким черным хвостом тянул далеко за килограмм. Вот, что значит Сал – двухметровый ручей, с метровой глубиной и такие рыбины. Порыбачив в других местах, снова вернулся под крутой берег. Стадо давно ушло, все успокоилось. Только ветер и начинавшиеся сгущаться на западе тучи, не предвещали хорошего клева. В ожидании, я решил перекусить всеми остатками еды, разжег костерок, сделал чай и парениху и сытно напоследок пообедал. Клев был неважным, сморило после еды на припеке и я решил подремать. После всех утренних передряг и трудностей уснул мгновенно.
Проснулся от какого-то странного предчувствия. Солнце еще жарко светило, но тучи не предвещали ничего хорошего. Взобрался на крутой берег и ахнул. Батюшки! Весь запад в черной огромной дождевой туче. Ветер несет ее в эти края и менее чем через полчаса будет хороший ливень. Наскоро смотал и сложил удочки и снасти. Все прочно закрепил на мопеде и по газам, напрямую через степь на север, к ближайшей грунтовке.
Но не проехал и десяти километров, как вдарил дождь. Свернул в ближайшую лесопосадку, чтобы переждать его, укрывшись под деревьями куском полиэтилена. Хороший дождь продолжался менее получаса. Потом постепенно стих. Но этого было предостаточно, чтобы раскисла дорога до невозможности. С полчаса я пытался ехать на мопеде по травяному краю лесопосадки, падая и прочищая колеса от мгновенно налипающей на них грязи. Но затем оставил эту затею. Мопед идет юзом на самом малейшем повороте, ты летишь в одну сторону, мопед в другую. Выбил большой палец, порвал штаны и рукав штормовки, поцарапал об ветки лицо. Лесопосадка закончилась, пришлось вести упирающийся тяжелый мопед по грунтовой грязной дороге руками.
Через каждые двадцать – тридцать метров останавливаешься для прочистки колес от налипшей грязи. Берешь палку и пять минут очищаешь колеса, потом снова тащишь его вперед. И так до бесконечности. А до города по прямой осталось около десяти километров, но это вертолетом, да где его взять.
Более полутора часов я шел то по лесопосадкам, то по дорогам, но продвинулся не более чем на два – три километра к цели. Расцарапался об колючки и ветки в кровь, совершенно обессилил, встретил поперечную лесопосадку и решил идти по ней в направление к железнодорожному полотну. Там гравий, он не прилипает. Хотя и до ней не меньше четырех километров. Уже начало темнеть, когда после передышки, я отправился по направлению к железной дороге. Думал пару часов труда и я буду на ней. Однако лесопосадка кончилась, пришлось огибать вытоптанный, непроходимый участок у кошары. Обходя увидел, как в тусклом сете далекой одинокой лампы, что с высокого столба освещала убогий двор, то ли собаку, то ли волка, метнувшегося мне наперерез, в ближайшую посадку. Пику не стал делать. Вытащил кинжал из рюкзака, куда предусмотрительно спрятал, чтобы не пораниться при падениях и засунул за пояс, сделав из тряпки и палки простейшие ножны. Так и продолжил путь.
Останавливаясь и озираясь по сторонам, медленно прошел опасный участок. Если волк одиночка то проблем нет, а вот если стая и он побежал предупредить своих, то это опасно. Кто его знает, что взбредет на звериный ум голодному вожаку. Но перевесила логика, волка в кошаре собаки давно бы учуяли и подняли гвалт. Значит это скорее всего была одичавшая собака, а ее одну бояться не стоит. Такие нападают на слабых и лежачих, а в основном питаются падалью и остатками от более сильных сородичей. И коль она не в стае, то дни ее сочтены, зимой волки ее загрызут, если она не убежит до той поры в город и не примкнет какой-нибудь дворовой стае. Таков закон природы, вернее все живое за многие тысячелетия существования нашло оптимальный способ выживания вида – не доминантные хищники живут стаями. Лишь только медведи и тигры предпочитают роскошь одиночества.
Шел и высматривал деревья, на которые в случае опасности, можно взлететь. Ни через час, ни через два часа никакой дороги я не встретил, а встретил огромное перепаханное поле. Идти по нему было невозможно, а уж вести мопед, тем более. Интуиция подсказывала, что за пахотой невдалеке проходит дорога, а за ней и железнодорожная насыпь. Вся проблема перетащить мопед через нее. Решил я себя в очередной испытать. Поле то не должно быть очень широким, наверное, метров триста-четыреста не более, за час должен преодолеть, лишь бы не надорваться. Поэтому решил тащить попеременно то мопед, то рюкзак с удочками и лодкой. Все вместе может поломать мой хилый позвоночник, даже если учесть что обтягивает его жилистая мускулистая спина.
Думаю, что даже бурлаки не надрывались так, как я, форсируя эту пахоту. Засуну голову под шлею, подниму мопед, одной рукой за раму, другой за дубину и вперед по грязи. Ноги иногда утопали выше щиколотки, кроссовки из-за налипшей грязи увеличились вдвое, про их вес и говорить нечего. Сил хватало не более, чем на десять метров пути. Затем очистка обуви палкой и обратно за поклажей. Очищу кроссовки, мопед на шею и очередные десять – двадцать метров. Обратно за рюкзаком и лодкой. И опять преодоление, через не могу, очередной порции бездорожья с мопедом на шее. Через час выдохся окончательно, ноги дрожат, спина скрутилась от неимоверных нагрузок, ноет от боли и без груза, а конца топкой пахоты и не видно. От жажды перехватило горло, даже нечем сплюнуть, настолько все пересохло во рту. С каким бы удовольствием полизал влажные листья лесопосадки, но от нее уже отошел на большое расстояние. Сердце пульсирует в ушах, как барабан. Решил передохнуть, повалив мопед и развалившись от бессилия на нем. Иначе можно и помереть от перенапряжения. От нечего делать, решил на ощупь еще раз обшарить все многочисленные кармашки и закрома рюкзака в поисках чего-нибудь съестного. Нашел в завернутый двойной мешок кусочек старого сухаря и карамельку. Наверное это НЗ сохранились с прошлого года. С удовольствием несколько минут смаковал эту чудную пищу. Появились силы и надежда, что все преодолею.
Снова шею под ремень, мопед на спину и вперед. Злость, что так по глупому влип, как городской слюнтявый интеллигент, придавала силы и воскрешала волю.
Вспомнил , как я полз в детстве с обмороженными ногами через ночное кладбище, вот там действительно была грань между жизнь и смертью. А здесь… Даже волков и тех не видать. А воли мне, тридцативосьмилетнему мужику, всегда было не занимать. Отдохнул. Включил «запасную скорость» ярой злости и попер мопед с удвоенной энергией. Прошел не мене пятидесяти метров. А потом такой рекорд повторил еще несколько раз. Нечего раскисать сильному человеку!
Вскоре показалась трава, значит пахота закончилась. И все, что будет впереди, уже несопоставимы по трудностям, в сравнении с тем, что уже пришлось преодолеть. Дальше было проще – катить всегда легче, чем тащить на себе. Вновь приладил всю амуницию на мопед, почистил колеса и покатил мопед за «рога» по бездорожью мокрой степи, изредка очищая колеса от налипающей грязи. Через полчаса мой путь пересекла грунтовая дорога – чувство ориентировки не подвело меня и на этот раз. Хотя уже замаячили далекие сигнальные огни с высоких труб ТЭЦ. В ровной степи заблудиться значительно сложнее, чем в тайге – видимость за пяток километров в любую сторону, а на возвышенностях и более. Ночью ориентироваться сложнее, но если есть маяк – звезды, огни и т.п., то и здесь проблемы азимута пути легко решаемы.
Грязи на дороге было предостаточно, зато были лужи, в которых можно было почистить и помыть колеса. Но о езде не могло быть и речи. Вскоре показалась, сквозь ночную темень и высокая насыпь железной дороги. Но крутой глинистый склон канавы для стока воды перед ней оказался непреодолимым. Как муравей тащил я вверх по крутому склону тяжелый, упирающейся всеми выступающими частями о землю, мопед с поклажей. На метр, два подниму и все. Буксуют кроссовки. Взвалю мопед на себя, согнусь в три погибели и упираясь о землю одной рукой и на коленях буксую, как плохой вездеход.
