— Не пытайтесь скрыться, — тихо добавил Павел Исаакович. — Специально следить за вами мы не будем, но разыщем вас без труда где угодно, если потребуется. Например, данные о том, что вами куплен билет на самолет или поезд, сразу поступят нам. Мы найдем способ проконтролировать вас, если вы сядете и на междугородний автобус. Не стоит искушать судьбу. И, конечно, о нашем разговоре не должна знать девушка, приехавшая с вами. И ваша жена тоже. Помните: чем больше они знают, тем менее безопасной становится их жизнь. Сама по себе огласка нас не очень страшит: мы от всего откажемся, а вы ничего не докажете. Но тогда останется один вариант развития событий: отдать вас в лапы Ефрема. И еще: если вы, паче чаяния, предпочтете тюрьму сотрудничеству с нами, вы в тюрьме скоропостижно умрете. А здесь столь же скоропостижно умрут ваша жена и родные. Если вы примете положительное решение, то бандитам можете отвечать что угодно — мы будем поблизости и быстро с ними разберемся. Вы на какое время сговорились с уголовниками?
Енисеев пожал плечами.
— Во сколько Илью Петровича посетили бандиты? — спросил Павел Исаакович у секьюрити.
— Они находились у него в квартире примерно с семнадцати ноль-ноль до восемнадцати ноль-ноль, — ответил старшой.
— Значит, через два дня в семнадцать ноль-ноль мы свяжемся с вами по поводу принятого вами решения.
4
— Куда прикажете доставить? — осведомился старшой. — Можем отвезти по домам.
С Енисеева и Елены сняли повязки. Микроавтобус сворачивал на улицу Руставели.
— Откуда взяли, туда и доставьте, — сказал Енисеев.
— Хорошо. И вот еще что. Вас обоих предупредили, что не надо предавать произошедшее с вами огласке, не так ли? Вы поняли, что последствия могут быть очень тяжелыми для вас обоих?
— И для вас. Ведь если ваших хозяев возьмут за жопу, то крайними окажетесь вы. У нас отвечают исполнители, а не заказчики. Разве вы не знаете об этом? Всё-таки в ФСБ работали.
— Нас не существует. Вы не найдете нас в том доме, где вы были, даже если сумеете разыскать его. А те, с кем вы разговаривали, никогда там не были и находились в это время в другом месте, что смогут подтвердить десятки человек. И «минивэна» этого не существует ни в одном из их гаражей. Не пытайтесь, кстати, запомнить его номер. Его тоже не существует.
Микроавтобус остановился.
— Возьмите ваши телефоны, ноутбук. До свидания.
Енисеев и Елена вышли из машины. Она тут уже унеслась, даже автоматическая дверь не успела захлопнуться. Номер, о бессмысленности запоминания которого говорил старшой, был заляпан грязью.
Они стояли на перекрестке, напротив общежития Литературного института: у райотдела милиции «несуществующие» похитители всё же не решились их высадить. Елена смотрела на Енисеева, который смотрел в сторону.
— Ну, что ты молчишь? — спросила она. — Говори, что это было.
— То же самое, что с Ефремом. Уровень другой, а так — никакой разницы.
— И эти хотят играть на тотализаторе?
Енисеев невесело рассмеялся.
— В общем, да. Только не на спортивном. Они хотят поиграть с судьбой.
— А меня они тоже угрожали мучить?
Енисеев склонился к ее уху.
— Слушай, я уверен, что они насовали нам в одежду «жучков», — прошептал он. — Эти люди куда опаснее Ефрема. Тем более что у меня есть свидетель, то есть ты. Не стоит говорить о них, пока не избавимся от микрофонов.
— Как же ты теперь будешь жить? И как я дальше буду жить?
Енисеев молчал.
— Я иду в милицию, — решительно сказала Елена.
— Иди.
— А ты?
— А я, оказывается, нахожусь сейчас дома, и всё это время находился, что подтвердит мой участковый.
— Ты больной?
— Нет, я цитирую то, что они мне сказали, и у меня нет оснований сомневаться, что они говорили серьезно.
— То есть, милиция на их стороне? — тоже перешла на шепот Елена. — Но ты же сам собирался завтра идти в милицию!
— Милиция всегда на их стороне. Нет, ты можешь идти, я не имею права тебя отговаривать. А мне теперь в милиции про кого рассказывать? Про них? Или про Ефрема с компанией? Или про тех и других? Нас отвезут к психиатрам. Потом тебя отпустят, а меня отправят в суд, где поменяют условный срок на реальный, чтобы я со своими способностями не расхаживал на воле и не соблазнял желающих получить предсказания в корыстных целях.
— Ты хочешь сказать, что не подтвердишь то, что я скажу в милиции?
— Я подтвержу только то, что ты расскажешь. Что нас возили за город в какой-то дом, а потом привезли обратно. А больше ничего говорить не буду. Я хочу быть эти два дня на свободе.
— Почему именно два дня?
— Потому что они дали мне такой же срок на размышление, как и Ефрем — два дня.
— И что ты сделаешь один за эти два дня?
— Еще не знаю.
— А я что должна делать?
— То, что я сказал тебе перед тем, как нас увезли. Запрись у себя в общежитии.
— Как это — запрись? Общежитие — это проходной двор!
— Тоже неплохо. Это же для своих проходной двор, а не для чужих. Больше свидетелей.
Они шептались, стоя на перекрестке, и редкие прохожие оглядывались на странную пару. Потом они замолчали. Елена посматривала то на райотдел милиции, то на Енисеева.
— Ладно, пусть будет по-твоему, — наконец, сказала она. — Я подожду два дня, а потом всё равно пойду в милицию. Я не кукла, чтобы меня хватали и возили куда-то без моего на то желания. Есть хочу ужасно! А в общежитии шаром покати. Ты хотя бы предложил мне поужинать, что ли?
— А мне сказали, что ты ужинала в том доме.
— Вот как? Нет, я у них не ужинала. Знаешь, как говорят: кто ужинает девушку, тот ее и танцует. Эти в масках предлагали мне, но я отказалась.
— Правильно. А что же ты там делала?
— Смотрела телевизор. Здоровенный, в полстены.
— Пошли ко мне, поедим. Тут не так далеко. Сейчас поздно, не знаю, где еще можно поесть. Не к Анатолию же идти.
— А ты уверен, что твоя жена не вернулась?
— Тсс, — приложив палец к губам, прошептал Енисеев. — Уверен. Никакая женщина не возвращается в тот день, когда уходит. Впрочем, можно позвонить домой и узнать точно. — Он вытащил мобильник и нажал свой домашний номер в «контактах». Услышав длинные гудки, он дал их послушать Елене. — Вот видишь. Пошли. Я тебе потом вызову такси.
— Ну, пошли.
Енисеев на ходу набрал номер Ступара.
— Здравствуйте, Илья Петрович! — елейным голосом сразу отозвался тот. — Нежданная радость, как говорится! Вот уж не чаял дождаться от вас звонка.
— А уж как я рад! Но мою радость омрачает вот что: с каких это пор вы сообщаете третьим лицам конфиденциальную информацию о работе с клиентом? Вы это сделали исключительно для Владлена Константиновича и Павла Исааковича, или поступаете так всегда, когда вам платят хорошие деньги или угрожают?
Ступар помолчал, потом спросил:
— Под клиентом вы имеете в виду Бориса Михайловича?
— Естественно, кого же еще? Ксения Аркадьевна их вряд ли заинтересует.
— Но ведь Борис Михайлович умер.
— Мне это вообще-то известно. Но живы еще его родственники, наследники. На суде вы были куда менее откровенны, чем с Владленом Константиновичем в частной беседе. Вы ему сообщили не только то, что я хорошо работаю с фотографиями, но и то, что Борис Михайлович подозревал в организации покушения на его убийство своего бывшего партнера. Почему же вы молчали об этом на суде?
— И вы молчали.
— Я и дальше молчал, в отличие от вас. Я сохранял пресловутую конфиденциальность, которая, как выяснилось, для вас гроша ломаного не стоит. И не делайте вид, будто вы не понимаете, что эта информация серьезно угрожает безопасности тех, кто ее слышал. Партнеров Бориса Михайловича нетрудно вычислить.
— Мне и не нужно делать никакого вида. Я ведь сам, некоторым образом… являюсь носителем этой информации.
— Ага… ясно… на вас нажали, и вы выложили всё, что можно, даже то, что Борис Михайлович интересовался проблемой «двенадцать-двенадцать» и тем, кто будет следующим президентом России. В общем, вы меня подставили. А хотите, я скажу Владлену Константиновичу, что вы знаете гораздо больше, чем говорите?
— С иными людьми играть не стоит, Илья Петрович. Им надо говорить не больше или меньше, а только то, что есть.
— Вы влипли в историю, Ступар. Вы не подумали, струсив перед Владленом, что благодаря своим способностям, которыми вы так восхищались, я знаю не только то, что есть, а могу узнать больше.
— Подождите: вы что, ему уже…
— Берегитесь! Прежде чем задавать этот вопрос, подумайте, стоит ли это вам делать. Как источник информации вы для Владлена не менее опасны, чем я: без вас они не узнали бы от меня то, что узнали. Вы хотите знать еще больше?
— Да что вы такое, в самом деле, узнали? Я вообще не придал большого значения расспросам Владлена Константиновича! Ему интересно, кто преследовал Бориса Михайловича…
