Человек вошел и показал золотой жетон.
— Агент Махоуни, управление полиции Флориды.
Сержант встал и выключил телевизор.
— Нет, я сержант Драйсдейл. Не знаю никакого агента Махоуни.
— Махоуни — это я!
— Так бы и сказали.
Махоуни сердито посмотрел на сержанта.
— Тупой болван!
— Косноязычный дурак.
— Давайте начнем заново, — подумав, предложил Махоуни.
— Я не против.
— Так что у нас тут?
— На стоянку вышла голая женщина, истекающая кровью и плачущая. Это показалось соседям подозрительным. Наши прочесали дом и обнаружили труп человека в халате-кабуки. Был застрелен в наркопритоне напротив тематического парка.
Махоуни сокрушенно покачал головой.
— Если бы мне давали пять центов каждый раз, когда я это слышу…
— …у вас было бы много пятицентовых монеток.
— Мир меняется, — вздохнул Махоуни. — Помню, можно было не запирать дверь.
— А я помню, когда малолетними преступниками считались ребята, которые обматывали дом директора школы туалетной бумагой, — подхватил сержант.
— Я помню, когда магазины закрывались в одиннадцать, — сказал Махоуни. — Все, как порядочные, ложились спать.
— Я помню, когда по улицам можно было спокойно ходить ночью и не бояться, что к тебе прицепится полицейская под видом проститутки, которую ты пожалеешь, дашь денег на такси, а потом полгода будешь рассказывать об этом в каталажке.
— Времена были проще…
— Дал на такси — значит на такси. Никто не сомневался…
— Прошлое не воротишь…
— Нельзя оглядываться…
— Дважды в одну реку не войдешь…
— А как мне было понять в темноте, что ей всего пятнадцать…
Махоуни жестом указал на меловой контур.
— Что подсказывают тебе годы практики?
— Тут поработал какой-то шутник. Умник. Комик. Думал, он очень крутой. Небось убедил открыть ему дверь — признаков взлома не обнаружено.
— Какой-то пробивной малый.
— Со льдом в жилах.
— Крутой чувак.
Сержант указал на кровь на потолке.
— Потом что-то пошло не так. Наширялся и стал бояться.
— И сошел с роликов.
— И обалдел, — сказал сержант. — И достал свою штучку.
— То есть пушку?
— Револьвер.
Махоуни посмотрел на кофейный столик. На нем лежал пустой мешочек для улик, на котором черным карандашом было написано «зажигалка». Махоуни указал на него.
— Факс был про зажигалку? Я за ней приехал.
— Что? — переспросил сержант, потом заметил, что мешочек пустой. — А, извиняюсь. Я прикуривал. — Сержант вытянул ногу, засунул руку в карман и извлек зажигалку. — Вот.
Махоуни надел резиновую перчатку и осторожно принял улику.
— В полицейской академии курс по отпечаткам пальцев появился, когда ты уже ее окончил, да?
— Я уже сказал: извиняюсь.
— Не важно. Я знаю, чья она.
— Правда? Откуда?
— Апельсиновая чаша. 1969 год. Суперкубок-три. Я уже видел эту зажигалку. И никогда не забуду.
Махоуни взял мешочек со стола, осторожно, как паука, подвесил зажигалку над ним и уронил в мешочек. Закрыл застежку и передал сержанту.
— Хочу на всякий случай исследовать отпечатки — вдруг ты хоть кусочек не замацал.
— Не вопрос, — пожал плечами сержант. — Наши ребята в лаборатории очень загружены, но один мне обязан. Вот я этим и воспользуюсь.
— Рука руку моет.
— Рука спину чешет. Махоуни направился к двери.
— Еще один вопрос, — сказал сержант. Махоуни обернулся:
— Какой?
— Тормозишь человека за превышение скорости, а он расстегивает блузку. И в чем моя вина? Тем более в такой тьме…
Джим и Марта сидели на веранде и ели вафли быстрого приготовления.
— Доброе утро! — На ступеньки поднялась Глэдис с корзинкой черничных пирожков. — Угощайтесь, только испекла.
Дэйвенпорты взяли по пирожку. Глэдис осмотрелась.
А где ваша новая машина?
— Ее угнали, пока мы вчера были в народной дружине. Глэдис присела на качели.
— Однажды и я попробовала. Увидела квартал в совершенно другом свете.
— О чем и я толкую Марте! Как коралловый риф: по ночам выползают самые невероятные существа.
— Ну, вряд ли все так плохо, — сказала Марта.
— Ты смеешься? — воскликнула Глэдис. — Сходи в три часа ночи в какой-нибудь круглосуточный супермаркет. Увидишь «ужастик» с зомби.
— Я же говорил, — поддакнул Джим.
— Помните, несколько лет назад кто-то убил нескольких студентов? — спросила Марта. — Один мой знакомый в то время служил в полиции. Он рассказывал: как только произошло преступление, полицейские открыли ящик и достали список «обычных подозреваемых» из двухсот человек. У некоторых даже не было приводов, только какие-то отдельные подозрения. Полицейские знали, кто они, где живут, и готовы были обвинить любого. И все эти люди ходили среди нас. А городок маленький.
— Хотел бы я увидеть такой список для Тампского залива, — сказал Джим.
— Да уж, — подхватила Глэдис. — Даже на нашей улице есть народ с очень странными суточными ритмами. Возьмите миссис Глазгоу с ее телескопом, или мистера Бринкли с бессонницей и ходулей «поуго». Мистер Ренфроу говорил нам, что у него долго горит свет, потому что он пишет книгу для детей, пока мы не узнали, что на самом деле он клепает самодельные бомбы. А миссис Андерсон и ее овчарка, которая в полночь выводит йодли? Местная электрокомпания сообщила полиции, что у Крампетов в три раза увеличилось энергопотребление. Во время обыска обнаружили лампы для парников. Кого я еще забыла? Ах да. Томми Лексингтон, который не женился и жил с мамой, пока ему не исполнилось сорок пять. Взяли прямо в «Макдоналдсе», забрызганного кровью, — ел хэппи-мил.
— Слушай, Глэдис, — сказала Марта, — ты говорила, что никогда не видела мистера Оппенгеймера?
— Ну да.
— Тогда и не смотри.
Автоматическая дверь гаража Оппенгеймера медленно поднялась. Оттуда выкатился экспериментальный самолет из набора «Сделай сам».
— Вот это да! — воскликнула Глэдис. — Наконец закончил! Двенадцать лет спустя.
— Это не опасно? — спросила Марта.
Они скептически посмотрели на самолет: крошечная прозрачная кабинка в форме яйца, соединенная с треугольными крыльями и двухсекционным роторным двигателем. Самолет был очень легкий, и мистер Оппенгеймер тянул его за собой на канате. Он прошел через всю улицу, остановился в парке и открыл кабинку.
— А разве не нужно разрешение, например, от Федерального авиационного агентства? — спросила Марта.
— Спорный вопрос, — ответила Глэдис. — У моей джакузи и то больше шансов подняться в воздух.
Подъехал «линкольн-навигатор». Водитель вышел, нарочито громко хлопнув дверью, и подошел к веранде Дэйвенпортов.
— Слышал, что вас уволили, — начал Лэнс Бойл. — Готов заплатить за ваш дом кучу денег.
— А вы кто, черт побери, такой? — возмутилась Марта. Ответила Глэдис:
— Это Лэнс Бойл, хозяин съемных домов на нашей улице.
— Откуда вы узнали, что моего мужа уволили? — спросила Марта.
Лэнс указал на Глэдис.
Глэдис улыбнулась и покраснела.
— Я рассказала — но я защищала Джима.
— Когда-нибудь мы, может, и продадим дом, но не такому рвотному порошку! — заявила Марта.
— Как хотите, — ухмыльнулся Лэнс. — Вся улица скоро пойдет на съем. Я только что подписал договор с парочкой наркоторговцев на дом напротив. Чем дольше будете ждать, тем меньше будет стоить ваша собственность.
— Вашими стараниями! — сказала Глэдис.
— Я не нарушаю законов.
На другой стороне улицы остановилась «ауди». Оттуда вышли два огромных растамана с дрэдами по пояс.
— Ваши новые соседи, — сообщил Лэнс и положил на перила веранды свою визитную карточку. — Если передумаете…
Он уехал.
— Ну и козел, — сказала Глэдис.
— Смотрите! — воскликнула Марта. — Мистер Оппен-геймер! Он летит! Он правда летит!
— Получилось! — крикнул Джим.
— Невероятно! — подхватила Глэдис. — Поднялся! Он летит! Летит! Он… врезался в провода… У-у-у-у… Плохо дело…
В течение следующих нескольких дней Дэйвенпорты наблюдали за неиссякающим потоком людей, которые посещали дом растаманов в любое время суток. Люди подходили к двери и быстро исчезали.
Впервые увидев ямайцев, Лэнс очень обрадовался. Правда, радость его несколько иссякла, когда выяснилось, что они программисты, а не наркоторговцы. Тогда Лэнс решил все равно сказать соседям, что они наркоторговцы.
В понедельник Джим и Марта сидели на веранде. Приехал Лэнс, встал перед домом номер 877, снял шелковый флаг с парусниками, висевший над почтовым ящиком, и заменил его на большое изображение листа марихуаны. Не успел Лэнс отъехать, как перед домом притормозил микроавтобус — «фольксваген». Оттуда вышли четверо неформалов и постучали в дверь. Растаман открыл. Последовал резкий обмен репликами.