И так Бев с сильно колотящимся сердцем отправился на свое первое преступление, вошел в ближайший супермаркет и стырил сухие супы и овощи, бекон и сыр внарезку. Продукты он запрятал под плащ. Супермаркет был полон пришедших за покупками женщин. Одна, в металлических бигуди под косынкой, говорила другой:
– В газетах все равно ничего нет, правда, я люблю комиксы, но сегодня по телику повтор коронации. Думаю, им следовало бы проявить больше такта, паршивцы эдакие.
Похоже, забастовали все средства информации. Но почему? Бев купил за фунт кило упакованного хлеба. На его оттопыренные бока и карманы никто внимания не обратил. Он вышел на седьмом небе.
Костер в фабричном дворе симпатично горел. Рейнолдс давно уже знал про забастовку.
– Чайные пакетики? – переспросил он у Бева. – Отлично, заварим их в том грязном чайнике. Мне нравится привкус ржавчины. Что, забастовка? Так о ней давно предупреждали. Как вам известно, только имеющим членские билеты Национального союза журналистов позволено писать для газет и периодических журналов. На прошлой неделе в «Таймс» была рецензия на какую-то монографию – американскую, конечно, – по египтологии. Рецензия была никуда не годной, невежественной и неграмотной, но ее автор был человеком НСЖ. «Таймс» имела наглость опубликовать очень длинное пространное письмо – полторы тысячи слов или около того – какого-то бродяги, вроде нас с вами, который указывал на негодность, невежество и неграмотность. Откровенно говоря, в толк не возьму, как оно вообще проскочило через типографию. Отсюда и забастовка. Отсюда и приостановка радио– и телевещания. Наверное, ждут униженных извинений. Ах да, и какого-нибудь денежного взноса в фонд НСЖ, чтобы загладить оскорбление.
Дерек, блондинистый парнишка в приличной одежде, вернулся к костру, улыбаясь.
– Я работу получил! – возвестил он. – Сегодня вечером приступаю.
– Брешешь! – буркнул Уилфрид.
– А вот и нет! – ответил Дерек. – Частный печатный цех, все очень секретно. Тош, ты же знаешь Тоша, я тебя с ним неподалеку от Бродвея знакомил, так вот он шепнул мне на ушко. Сказал, мол, к нему подошел один тип, чисто одетый и говорил складно. Тип дал ему фунт и спросил, умеет ли он управляться с печатным станком. Все шито-крыто, как я и говорил. В частном доме на Хупер-авеню. Меня встретят на углу. Сегодня в девять.
Его руки уже словно бы заправляли в пресс пленку.
– Сколько? – спросил Рейнолдс.
– Пять фунтов сверх профсоюзной.
Длинный день обернулся не таким скучным, как ожидал Бев. Была интеллектуальная дискуссия с Рейнолдсом, отцом Парсонсом и еще одним новым знакомым, бесполезным для государства ассирологом по фамилии Тимблригг. Уилфрид стырил, или «добыл», мешок картошки, которую поджарили в костре. У того же костра согрел свой инструмент кларнетист, а потом сыграл первую часть сонаты Брамса. Отец Парсонс разлил алтарное вино, которое добыл, надев свой воротничок, по поддельной кредитке в магазине религиозных товаров. Тревор вернулся из похода с двумя завернутыми в пластик одеялами с уличного рынка.
– Завтра еще добудешь, – велел Рейнолдс, щупая синтетическую шерсть.
На следующее утро улицы захлестнул первый выпуск новой газеты, которую раздавали даром. Отец Парсонс принес ее вместе с молоком. Называлась она «Свободные британцы». Парсонс прихватил по одной для каждого из оборванной ватаги, которая расселась читать, попивая чай из старых консервных банок и поджаривая на костре хлеб с беконом. Страниц было только четыре, шрифт – почти забытая элегантность, которая пикантно оттеняла подстрекательское содержание. Это была газета без новостей – если не считать новостью создание Армии свободных рабочих. Для Тревора, который читал очень медленно, Рейнолдс прочел часть редакторской колонки:
– Как только эта страна достаточно настрадается от праздности, безразличия и откровенного обструкционизма профсоюзов…
– И что значат эти длинные слова, мужик?
– Не важно, Тревор. Давай расскажу вкратце. Есть один джентльмен, который зовет себя полковник Лоуренс. – Рейнолдс на секунду задумался. – Псевдоним? Хотя, конечно, может быть, и настоящее имя. Тем не менее наводит на мысль, впрочем, не важно… Этот джентльмен, Тревор, создает частную армию. Раз уж вооруженным силам Его Величества больше нельзя доверять, поскольку они создали профсоюз и готовы бастовать по первому же хрипу несвоевременного свистка – хотя в данном случае, наверное, горна, – необходимо создать, или так утверждает добрый полковник, достойное доверия военизированное формирование, что, в сущности, незаконно… Однако полковник предлагает изменить закон при помощи великого протеста народа, который поддержит и поощрит эта самая Свободная британская армия, как она будет называться. Эта армия уже частично укомплектована офицерами, но ждет набора в рядовые. Звания следующие: полноправный свободный рядовой, свободный капрал, старшина взвода, ротный демократ. Офицерские звания более традиционные: младший капитан, старший капитан, майор и так далее. Скорое повышение в чине в зависимости от способностей, а не просто от выслуги. Ставки оплаты как будто заоблачные.
– Сколько, приятель?
– Полноправный свободный рядовой получает сто пятьдесят фунтов в неделю, но плата индексируется согласно инфляции. – Рейнолдс снова задумался, хмурясь. – Цель Свободной британской армии – нести жизненно важную службу, когда забастовки обрушиваются на нашу дорогую, милую страну, как называет ее полковник. Свободные солдаты приносят торжественную клятву – подчиняться своим командирам во всем. Они присягают служить своей стране, не задавая лишних вопросов. Есть даже армейская песня: «Клянусь тебе, моя страна…» А вот тут что-то знакомое. Отличная мелодия. Как мне помнится, какого-то шведа.
– Густава Хойста, – подсказал скрипач Тертис. – Чистокровный англичанин, невзирая на имя. Мелодия взята из «Планет». Часть Юпитера. Ми бемоль, три четверти, маэстозо[20].
– И где записываться, мужик?
– Тревор, – серьезно сказал Рейнолдс, – надеюсь, ты не намереваешься записаться в фашистскую организацию? Свобода, Свободные британцы, свободный рядовой – это все очковтирательство. Этот Лоуренс хочет путча в духе Гитлера. Заклинаю тебя кишками Христа, держись от них подальше.
– Такие деньги мне бы не помешали.
– Интересно, а откуда берутся деньги? – спросил Бев.
– Само собой очевидно, я бы сказал. Посмотрите на странице четыре, в самом низу.
Бев прочел: «Давайте никогда не забывать истину, которую побуждает, нет, вынуждает нас забыть про синдикалистское государство. Превыше нашего долга перед страной стоит наш долг перед Богом, и высший долг в мистическом смысле вбирает в себя низший. Бог создал нас, чтобы воплотить на земле, в человеке божественные атрибуты, от которых вкушает наше естество, – поставить красоту, истину и доброту превыше желания получать и тратить. Я говорю не про играющего в крикет благопристойного бога, которого создали англиканцы. Я говорю про Господа пророков от Авраама до Мухаммеда…»
– Теперь понимаете, откуда берутся деньги? – спросил Рейнолдс.
Бев зарвался. Поскольку в цапанье или тыринье он был совсем зелен, ему вскружили голову мелкие успехи в супермаркетах. Ему не следовало пытаться стибрить бутылку «Серебряного атласа Бернетта» за пятнадцать фунтов. Глаз камеры поймал его за тем, как он прятал ее в карман. Когда он пристроился в очередь с пятидесятипенсовой полукилограммовой буханкой черного хлеба, к нему самому пристроилась девушка с жестким лицом и симпатичными светлыми прядями в темных волосах, чем-то похожими на «перышки» у бедной Бесси.
– У вас карман оттопыривается, – сказала она. – Можно посмотреть? Пожалуйста.
– Что оттопыривается? Где? Мое! Частная собственность. Я считаю это непозволительным нарушением…
– Видели, как вы снимали вон с той полки бутылку джина. Вы собираетесь за нее заплатить?
– Я собираюсь вернуть ее на место.
Достав бутылку, Бев попытался пробраться туда, откуда ее стырил. На него смотрела уйма народа. Одна старушка неодобрительно поцокала языком.
– Пересчитав деньги, я вижу, что мне все-таки не хватает. Ужасно дорого.
Девушка заступила ему дорогу. Появился управляющий супермаркета, мрачный, как хирург, и в белом халате.
– Возвращаю на место, – сказал Бев и попытался пройти: – Позвольте…
Но ему не позволили.
– Вот так-так, – сказал управляющий. – Пойман за руку. Зовите полицию, мисс Порлок.
– Хорошо, мистер Оллсоп.
И она ушла – девушка с хорошенькими ножками.
– Послушайте, – начал Бев, – вы выставляете себя круглым идиотом. Я ничего не крал. Кражей было бы, если бы я пронес бутылку мимо кассы, так? Но я не проносил. Вам чертовски трудно будет что-то доказать.
