— Сойдет?
— Да.
— Твои ботинки здесь…
— Спасибо. Вот, положи мой дневник в рюкзак.
Она повинуется.
— А твой рюкзак?
Жоанна задумывается на несколько секунд.
— Я, кажется, оставила его внизу, в приемном покое.
Ему вдруг становится нехорошо.
— Ты уверена, что все получится? Я могу унести свой рюкзак. Беги и забери твой. Это важнее…
— Нет, все в порядке.
Она встает, закидывает его рюкзак на спину.
— Я побежала.
— Да. Беги скорее.
— Парк, Эмиль.
Она, наверно, боится, что он забудет.
— Парк.
Он смотрит, как она исчезает из палаты с его огромным рюкзаком на спине.
Парк. Парк. Парк. Он умирает от страха забыть это. Повторяет раз за разом, неустанно. Парк. Парк. Парк. Что, если он забудет место встречи? Забудет вообще, что надо бежать? Нет, это невозможно. Память подвела его, да, но теперь он окончательно пришел в себя. Он начеку. Он не забудет. Несмотря ни на что, он повторяет про себя: Парк. Парк.
Он крепко зажмуривается, когда в палату входит медсестра. Старается дышать ровно и медленно. Он надеется, что она не заметит ни развязанного ремня, ни бугорка его одежды под одеялом. Она обходит кровать, снова присоединяет электроды к его груди. Он слышит, как зовет ее из коридора врач:
— Алиса?
— Да!
— Можете подойти?
Она вздыхает.
— Иду.
Голос врача добавляет:
— Его родители хотят знать, как он себя чувствует.
Сердце подпрыгивает в груди. Сейчас! Эмиля накрывает волна паники. Родители на проводе. Сестра сейчас вернется. Они захотят с ним поговорить. Нет. Сейчас или никогда. Парк. Парк. Парк. Он срывает электроды, выхватывает из-под одеяла одежду. Парк. Нет времени переодеваться. Он натягивает шорты, влезает в кроссовки. Черт с ней, с рубашкой. Он снимет ее на улице. Парк. Сердце колотится в груди. Ладони взмокли. Он высовывает голову в приоткрытую дверь. Как бы то ни было, надо уходить. В конце коридора виден силуэт. Медсестра? Эмиль бежит. Парк. Коридор, указатель лифта. Теперь он просто идет, стараясь не бежать. Призывает себя к спокойствию и медлительности. Он должен выглядеть естественно. Силуэт в конце коридора исчез за дверью какой-то палаты. Он ускоряет шаг. Парк. Лифта нет целую вечность. Ему жарко. Кружится голова. Дзинь. Двери лифта открываются. Внутри пусто. Он жмет на ноль несколько раз. Двери закрываются. Он натягивает футболку поверх ночной рубашки. Дрожащими руками заправляет полы в шорты. Дзинь. Двери лифта открываются. Второй этаж. Перед ним пара. Он изо всех сил скрывает раздражение.
— Вам наверх или вниз?
— Вниз. На первый.
— Мне тоже.
Пара входит. Двери лифта закрываются. В зеркале он видит свое мертвенно-бледное лицо, белую повязку, закрывающую большую часть головы. Дзинь. Первый этаж. Наконец-то. В холле шумно. Люди снуют в разные стороны. Он бежит большими прыжками в сторону стеклянной двери. Парк. Парк. Парк. От жары на улице перехватывает дыхание. Солнечный свет ослепляет. Сейчас, наверное, полдень. Солнце высоко в небе. Он перебегает улицу перед такси, пытается оглядеться. Видит шоссе, светофор, ресторан напротив, больничную стоянку… Парка не видит. Какая-то машина сигналит ему. Мужчина кричит:
— Смотрите по сторонам, когда переходите улицу!
Он добирается до тротуара напротив и наконец видит зеленое пятно. Вон они, деревья…
Он почти добрался до ограды парка, когда слышит за спиной голос Жоанны:
— Эмиль!
Он резко оборачивается. Жоанна бежит к нему, один рюкзак на спине, другой на груди.
— Я шла за тобой.
— Что ты делала все это время?
— Пришлось зайти в бюро находок за моим рюкзаком.
— Черт!
Он едва не потерял сознание от облегчения, увидев ее перед собой с двумя рюкзаками. Им удалось. Им обоим. Но не стоит долго торчать здесь. Лучше отойти подальше. Он забирает у нее свой рюкзак.
— Пойдем, поговорим где-нибудь подальше.
Они идут по городу наугад, быстрым шагом. Их цель — удалиться от больницы. В остальном они понятия не имеют, куда направляются.
— Где мы?
— Точно не знаю…
— Как это?
— Нас доставили на вертолете.
— Ты шутишь?
— Нет. Мы были в горах…
Он пытается не поддаться панике. Он был без сознания все это время. Это могло продолжаться два или три часа. Он даже не понял, что они летели на вертолете. С ума сойти. Он оборачивается, силясь разглядеть больницу, ее фасад. К счастью, зрение у него хорошее. Ему удается прочитать. Городская больница Баньер-де-Бигор.
— Думаю, мы вернулись к исходной точке.
Жоанна поворачивается к нему, смотрит вопросительно.
— Как это?
— Мы, по идее, километрах в двадцати от Артига и кемпинг-кара.
Он всматривается в ее лицо, но не понимает, испытывает ли она облегчение или, наоборот, разочарование.
— Мне очень жаль, — добавляет он. — Я не хотел сокращать наш пеший поход.
— Ты шутишь, ничего страшного.
— Мы еще пойдем.
Она качает головой.
— Не сразу. Сейчас тебе надо отдохнуть.
Они проходят мимо ресторана-гриль, который предлагает американские бургеры. Пахнет жареным мясом и фритюром, кондиционированный воздух зала лижет им ноги на тротуаре. Эмиль все так же бледен. Жоанна не уверена, что он долго продержится с рюкзаком, если что-нибудь не съест. Переглянувшись, они понимают, что думают об одном и том же.
— Зайдем?
— Да.
Они садятся в глубине зала, за перегородкой. Заказывают двойную порцию жареной картошки. Жоанна выбирает сандвич с овощами. Эмиль — двойной гамбургер. В ожидании заказа они молчат. Оба одинаково измотаны. Эмиль спрашивает себя, не слишком ли много они шли в последние дни. Когда приносят блюда, они набрасываются на них и начинают говорить с полным ртом:
— Врачи сказали, почему у меня случился этот обморок?
— Они говорили о высоте, о физической усталости… Но они не знали про болезнь. Ты думаешь, это может быть болезнь?
— Возможно.
— С тобой такое уже случалось?
— Да.
Это действительно случалось несколько раз, пока мать не затащила его в больницу. Но никогда так серьезно. Он приходил в себя через несколько минут.
— Я никогда не был без сознания так долго.
— Может быть, усталость все усугубила.
— Может быть.
— Мы побудем некоторое время на одном месте, да?
Он смотрит, как она жадно ест. Облизывает пальцы. Можно подумать, что она голодала несколько дней. Может быть, они недостаточно ели…
— Да, если можно…
— Пока ты отдохнешь.
— Да. Ты права.
Официант убирает тарелки. Они ели как поросята. И все-таки берут карту десертов и выбирают мороженое.
— А мои швы? — продолжает Эмиль, погружая ложечку в ледяную горку.
— Да?
У нее потеки клубничного мороженого в уголках губ.
— Много их у меня? Снимать придется?
Она утирает рот салфеткой.
— Рана на локте не очень серьезная, они говорили. Три-четыре стежка. На голове хуже.
Он с тревогой смотрит на нее.
— Ты сможешь это сделать?
Она пожимает плечами, потом кивает.
— Думаю, да.
Он спрашивает уже более легким тоном:
— У тебя наверняка есть какие-то снадобья на основе растений?
И это работает, она слабо улыбается.
— Да. И потом… я уже снимала немало швов.
Он не решается спросить почему.
Они идут дальше с тяжестью в животах, но на душе легче. Жоанна надевает на него бейсболку, чтобы защитить голову и скрыть повязку. Эмиль снимает больничную рубашку в нескольких метрах от ресторана и бросает ее в мусорный бак. После этого достает свой путеводитель по Пиренеям.
— Ты знаешь, куда мы идем? — спрашивает Жоанна.
— Да. Все правильно.
Им надо пройти двадцать километров, но день уже клонится к вечеру, и, учитывая состояние Эмиля, они решают остановиться на ночь в деревушке под названием Бодеан. В путеводителе сказано, что она насчитывает 392 жителя и находится на высоте меньше шестисот метров. Идеально, чтобы немного отдохнуть.
