— Это стреляли в нас?
— Именно так, будь они прокляты! — зло ответил Тиро.
— Но почему?
— Вы понимаете, они увидели бегущего человека в военной форме. Черт возьми, они просто развлекались!
— Мы должны продолжать движение, — сказал Саврола.
— Как вы себе это представляете? Теперь мы не сможем вот так запросто продолжать идти через площадь!
— И как нам тогда быть?
— Стоит попробовать пробраться по улице, расположенной дальше от них. А пока нам нужно держаться поближе к статуе, она защитит нас от их выстрелов. А потом направимся по одной из улиц, расположенных слева от них.
Главная улица пересекала центр огромной площади и вела от нее под правым углом к участку, по которому они теперь продвигались. Можно было отойти в сторону и укрыться за статуей и дальше следовать по параллельной улице. Это позволило бы им уклониться от выстрелов, которые раздавались из траншеи. Или, по крайней мере, они могли бы выбраться из опасной зоны хотя бы на несколько ярдов. Саврола посмотрел в направлении, указанном Тиро.
— Без сомнения, этот путь короче, — сказал он, указывая на улицу, пересекавшую площадь.
— Намного короче, — ответил младший офицер, — но только через три секунды вы окажитесь в ином мире.
Саврола привстал.
— Я не позволяю таким соображениям подрывать мой здравый смысл. Жизнь многих людей поставлена на карту; мы должны дорожить временем. Кроме того, мы приобретаем бесценный познавательный опыт.
Кровь прилила к его щекам, и его глаза заблестели. Все его безрассудство и любовь к приключениям всколыхнули его. Тиро смотрел на него с изумлением. Хотя он не был лишен смелости, ему не доставляло удовольствие бросаться навстречу смерти вслед за безумным политиком. Он не позволял ни одному человеку управлять собой. Ничего не сказав, он рванулся назад к дальнему концу пьедестала, чтобы перевести дух. И тогда он бросился на открытый участок и помчался изо всех сил.
Тиро никогда не мог понять, как он выдержал все это. Одна пуля прорезала козырек его фуражки, другая разорвала его брюки. Он видел много раз, как люди погибали на поле боя, и ожидал, что от смертельного удара он рухнет на мостовую. Инстинктивно он поднял левую руку, чтобы уберечь лицо. Наконец опасность миновала. Он задыхался и не мог понять, что произошло. Тогда он оглянулся. На полпути от него Тиро увидел Савролу, который уверенно шел вперед, выпрямившись во весь рост. Пройдя 30 ярдов, он остановился, снял фетровую шляпу и стал отчаянно размахивать ею перед отдаленной баррикадой. Тиро увидел, как он вздрогнул, когда поднял руку, и его шляпа упала на землю. Он не стал поднимать ее и моментально оказался рядом с Тиро. Его лицо побледнело, он скрежетал зубами, и каждый мускул его тела был напряжен до предела.
— А теперь скажите мне, — воскликнул он, — неужели вы считаете это горячей линией огня?
— Вы сошли с ума, — только и смог вымолвить лейтенант.
— Но почему, могу я вас спросить?
— Какой смысл рисковать своей жизнью и ждать насмешек противника?
— Ах, бросьте! — возбужденно ответил Саврола. — Я размахивал шляпой перед лицом Судьбы, а не перед этими жалкими безответственными тварями. А теперь нам пора во дворец. Возможно, мы уже опоздали.
И они помчались по пустынным улицам, в то время как звуки стрельбы становились все громче. Теперь они заглушались ревом толпы, собравшейся у дворца. Когда они приближались к толпе, мимо проходили группы людей, главным образом мирных граждан, с волнением наблюдавших драматические события. Некоторые из них сурово смотрели на офицера в странной одежде. Но многие из них почтительно снимали шляпу перед Савролой. Мимо проходила длинная череда людей с носилками, на которых лежали бледные истерзанные фигуры, унесенные с поля боя. Толпа стала плотнее, и со всех сторон были видны вооруженные люди. На улице собрались солдаты из армии повстанцев, одетые в военную форму, рабочие в блузах и люди в форме национальной полиции. Все они носили красные ленты, символизировавшие восстание. Но весть о прибытии Савролы распространилась еще до того, как он появился, и толпа с радостными возгласами расступилась, чтобы позволить ему пройти.
Внезапно стихли выстрелы, раздававшиеся спереди, и в какой-то момент наступила тишина, прерывавшаяся разрозненными приглушенными залпами и сдавленными воплями, вырывавшимися из многих глоток.
— Кажется, опоздали, все кончено, — задыхаясь, произнес Тиро.
— Быстрее! — закричал Саврола.
Глава XX. Финал конфликта
Примерно через четверть часа после того, как лейтенант Тиро выбрался в город по телеграфным проводам, атака дворца возобновилась с удвоенной яростью. Более того, казалось, словно повстанцы обрели нового лидера, поскольку они в значительной мере проявляли гибкость в своей тактике. Стрельба усиливалась со всех сторон. И тогда, в дыму собственных орудий, противники одновременно ворвались с нескольких улиц. И, промчавшись по главной улице, они штурмовали дворец. Солдаты гарнизона стреляли метко и эффективно, но в их распоряжении было недостаточно патронов, чтобы сдержать натиск толпы. Многие погибли, а остальные отчаянно пустились в бегство и нашли укрытие у стены внутреннего двора. Защитники дворца, понимая, что они больше не могли удерживать внешнюю линию обороны, бросились к самому зданию дворца, где они расположились между огромными колоннами у входа. В течение какого-то времени они отражали огонь противника, метко стреляя во всех людей, которые поднимали головы над стеной или просто высовывались. Однако постепенно, благодаря своему численному преимуществу, повстанцы одержали верх в перестрелке, и защитники дворца считали опасным стрелять открыто.
Стрельба атакующих становилась все сильнее, в то время как защитники дворца ослабевали. Теперь оккупанты взяли штурмом всю наружную стену и, наконец, полностью заглушили стрельбу приверженцев правительства, оставшихся в живых. Двадцать винтовок посылали выстрелы в любую голову, которая оказывалась на виду. Однако они проявляли должное уважение к этим отважным воинам и не злоупотребляли своими шансами. Объятые дымом собственных орудий и укрываясь у стены внутреннего двора, они вытащили боевую пушку, выстрел которой пробил ворота. На расстоянии 100 ярдов она опять выстрелила во дворец. Снаряд пролетел сквозь каменную кладку, и в главном зале дворца раздался взрыв. Тогда последовал другой выстрел. Пушечный снаряд вихрем пролетел почти сквозь все здание и взорвался в комнате для завтраков, расположенной на другой стороне. Загорелись шторы, ковры и стулья и начали быстро разрушаться. Было очевидно, что оборона дворца близилась к завершению.
Сорренто, который уже давно приучил себя рассматривать все военные события с чисто профессиональной точки зрения и который хвастался тем, что он придавал главное значение организации арьергарда разгромленной армии, понимал, что больше ничего нельзя было сделать. Он подошел к президенту.
Молара стоял в величественном дворце, где он жил и правил в течение пяти лет. В его взгляде выражались горечь и отчаяние. Чудесная мозаика, украшавшая пол, была разбита и поцарапана железными осколками снарядов. На полу валялись обломки красиво окрашенной крыши. Малиновые шторы горели. Осколки оконного стекла были разбросаны на полу, и плотные облака дыма струились с дальней стороны дворца. Фигура президента и выражение его лица гармонировали с атмосферой гибели и разрушения, воцарившейся во дворце.
Сорренто церемонно отдал честь. Он верил только в военный кодекс и крепко держался за него.
— В связи с тем, сэр, — формально произнес он, — что мятежники расстреляли наши укрепления из пушки практически в упор, я считаю своим долгом сообщить вам, что теперь это место стало непригодным для обороны. Необходимо произвести контратаку, захватить пушку и изгнать врагов из внутреннего двора.
Президент знал, что это означало. Они должны броситься и погибнуть в смертельной схватке. Настал мучительный момент, когда агония дошла до предела. В действительности ужас смерти был отравлен ядом неудовлетворенной мести. Он даже застонал от бессилия и отчаяния.
Внезапно громкий крик раздался из толпы. Люди увидели дым пожара и поняли, что конец близок.
— Молара, Молара, выходи! — кричали люди, — Выходи, президент, или ты сгоришь!
Часто случается так, что когда мужчины уверены, что им суждено умереть, желание вести себя благородно и уйти со сцены жизни с достоинством одерживает верх над всеми остальными чувствами. Молара помнил об этом. Он прославился среди своих подданных. Для них сейчас он был почти королем. Глаза всех людей в мире были обращены к событию, которое должно было произойти. Об этом узнают в дальних странах, об этом вспомнят потомки в далеком будущем. Надо смело принять смерть, если это суждено.
