Руки у неё искалечены и в крови, похоже, пытали. Рот завязан толстой шалью – это чтобы не кричала, точнее, чтобы никто не слышал, как она кричит…
Что это у неё с шеей?
Из шеи с дальней для Прохорова стороны торчал какой-то предмет, смутно знакомый, но не опознаваемый…
Только, похоже, именно этим её и убили…
Неплохо бы хотя бы тронуть тело – остыло или нет, чтобы понимать, давно ли всё произошло. Но этого он делать не стал – не патологоанатом, да и входить в квартиру по вышеуказанным причинам не стоило…
Всё, больше ничего отсюда не выжмешь, надо уходить и уходить срочно.
Слава открыл дверь в коридор, прислушался – тишина.
Осторожно закрыл, запирать не стал, начал спускаться по лестнице, стараясь, чтобы тросточка не задела ни ступней, ни перил… Он вообще-то не имел ни малейшего представления, живёт кто-то ещё в доме или нет. Кажется, раза два он с кем-то сталкивался, точно слышал какой-то шум наверху на третьем этаже, но внимания на это никогда не обращал…
Приоткрыл дверь на улицу, вдалеке и, к сожалению, не сюда, едет извозчик. А может, к счастью, проследить извозчика легче, чем отдельного человека. На той стороне мужчина курит у открытого окна, парочка на перекрёстке чему-то смеётся.
Прохоров дождался, пока мужчина докурит и уйдёт к себе, вышел на улицу и двинулся, как пришёл, по Кантштрассе в направлении Зоо. Пусть, если будут искать и кто-то его видел, не поймут или не сразу поймут, когда он шёл и в какую сторону.
Он сделал полсотни шагов и вдруг остановился, как вкопанный, потом в ужасе осмотрелся по сторонам и мелкой рысцой, спотыкаясь и задыхаясь, побежал, несмотря на всю свою усталость…
Потому что понял, наконец, что именно торчало из Песиной шеи. И это что-то повергло его в неописуемый страх.
Потому что это была ручка переключения скоростей от автомобиля «Жигули».
Тот, кто читал первую часть нашего повествования, помнит, что там мы всё время воздавали славу мочевому пузырю нашего героя, который всегда будил его в нужные моменты.
Однако, похоже, Прохоров поднялся на более высокую ступень в какой-то неведомой иерархии…
Потому что…
Однако обо всём по порядку.
Он очнулся по непонятной причине…
Зябко передернув плечами, огляделся по сторонам…
Он сидел на лавочке на каком-то бульваре, было по-зимнему холодно, и, если бы не непонятная причина, которая разбудила нашего героя, он бы точно замёрз, потому что пальто его не предназначалось для сна зимой на улице.
Слава понял, что нужно встать и идти, иначе замёрзнешь и зачем тогда всё?
К тому же сидящий ночью на бульваре одинокий господин, даже прилично одетый, мог, даже просто обязан был вызвать подозрения у полиции со всеми исходящими последствиями.
Встал, опять зябко передёрнул плечами и попробовал сообразить, где он и куда идти?
Сознание его отключило, видимо, всю цепочку последних событий, ему даже не хотелось вспомнить, что случилось и почему он оказался здесь… Перегруз и душевных, и телесных сил привел его почти к кататоническому ступору и никаких ощущений, кроме холода, Слава сейчас не испытывал…
Но места не узнавал, как ни крутил головой…
Он прошёлся пару шагов взад-вперёд, хлопая себя по плечам, чтобы согреться…
Вроде Кудам, но вот какое место?
И тут откуда-то слева раздался сильный и тяжёлый, перекатистый звук, который можно было бы принять за мощный и страшный рёв животного…
Какого?
Ни мы, ни наш герой точно не можем определить это, потому что не являемся зоологами, но, если бы меня спросили, я бы сказал, что это был тигр или лев, в общем, кто-то из крупных кошачьих…
А Слава просто вздрогнул, остановился, пытаясь понять, что или кто может так реветь ночью в центре Берлина и только потом, ещё раз вглядевшись в окружающие дома, сообразил, что находится рядом с зоопарком, а вовсе не сошёл с ума.
И значит, это действительно лев или тигр…
В крайнем случае, леопард…
И вместе с этим осознанием, сквозь путаницу в голове, пришло ещё одно важное решение: нужно взять себя в руки и не шагать туда-сюда, не переминаться с ноги на ногу, и не бежать неведомо куда, а немедленно найти отель, иначе остатки сил кончатся и он сдохнет прямо на улице.
Прохоров остановился, оглянулся…
В его время здесь был вокзал, а значит и дешёвые гостиницы…
Но сейчас никаких признаков вокзала не было…
Хотя вон там подсвеченная вывеска и на ней что-то вроде паровоза. Наверное, всё же станция городской железной дороги, о которой он читал у Филиппова, здесь есть уже и сейчас, и, значит, гостиница тоже могла быть…
Он пошёл в ту сторону, где в его время был вокзал и скоро нашёл то, что искал. Вывеска горела, так что был шанс, что пустят и сейчас, хотя у немцев в начале двадцатого столетия такой заезд в гостиницу точно должен был вызвать подозрения: прилично одетый джентльмен с тросточкой в руках, но без багажа, просится на постой посреди ночи. Легко можно было представить, что поссорился с женой, но вот если такой господин и по-немецки не говорит, что тогда? Американский турист сбежал от благоверной и заблудился в трёх соснах?
Он, как старуха в сказке, соскрёб все по сусекам, привёл себя в вид, выпрямился, отряхнул костюм, колобком докатился до крылечка и позвонил в дверь…
Долго было тихо, тогда он постучал, оттуда, наконец, послышался сонный голос, говорящий что-то по-немецки.
Открылся глазок, и Слава увидел чьё-то мутное око…
Опять последовал, судя по интонации, какой-то вопрос.
– Ай ниид зе рум… – твердо сказал Прохоров. И потом в памяти всплыло невесть откуда взявшееся немецкое слово – Раум…
Опять что-то пролаяли в ответ…
Показалось ему или прозвучало слово «гелт»?
Он полез в карман, достал сто марок, показал их «оку».
Загремели засовы, долго гремели, но дверь всё-таки открылась…
Перед Славой стоял пожилой горбатый мужчина и недружелюбно смотрел на него. Захлопнул дверь, протянул руку…
Опять что-то сказал, явственно прозвучало слово «гелд» или «гелт».
Прохоров вопросительно поднял голову, потом опустил – такой своеобразный кивок, только в противоположную сторону.
Однако хозяин понял и ответил односложно:
– Зеке…
Слава достал десятку, повертел в руках, сдачи явно дождаться не получится, а у него теперь, почему-то это он помнил, каждая копейка на счету.
Хозяин неотрывно смотрел на деньги, и тогда наш герой сообразил, что делать. Видимо, сознание медленно, но возвращалось к нему, раз он начал не только мерзнуть, но и соображать:
– Чай… – сказал он, стуча зубами, потом спохватился, – Тин…
Как же будет по-немецки?
Или не выпендриваться и согреться так, как только и должен греться русский человек?
– Шнапс… – сказал он, затем показал, что кладет что-то в рот, – Унт… унт…
Он попытался вспомнить, как по-немецки будет хоть какая-то еда, однако этого не понадобилось…
– Ессен… – даже не спросил, а, улыбнувшись, сказал хозяин.
И лицо его вдруг преобразилось, стало совершенно человеческим и даже симпатичным.
– Фолген зи мир… – продолжил он и начал подниматься по лестнице.
А наш герой поплёлся за ним…
Водка не только согрела нашего героя, он и выпил-то всего грамм сто, но и послужила седативным средством. Несмотря на всё, что произошло вчера, он уснул и даже проспал несколько часов.
Нельзя сказать, что проснулся сильно посвежевшим, но, по крайней мере, с ног не падал и что-то начал соображать. Про ноги он понял, пока добирался до туалета в коридоре (добрался), а сейчас сидел на постели, полуодетый, и одна часть его сознания требовала кофе, а другая заставляла не дёргаться и сидеть тихо, пока во всём не разберёмся и каких-то решений не примем.
Серое утро было под стать настроению Прохорова.
Он почти невидящими глазами смотрел в окно, которое выходило, как и полагалось в мрачном романе про город, на какую-то глухую кирпичную стену, и пробовал включить мозг и заставить его думать.
Ничего не получалось, наверное, кроме вкуса и несколько ободряющего действия, кофе имело ещё одно свойство – оно было знаком, запуском условного рефлекса: настало утро, пора просыпаться. Многолетнее употребление не могло так не отпечататься в сознании, а сейчас этой заводной ручки не было, и механизм включаться не хотел.
Или он всё-таки сам заклинил устройство, чтобы не разорвало мозг?
Но по-любому, для того, чтобы подкинуть в топку, нажать кнопку и вообще начать жить, нужно было ответить (это он, как ни странно, осознавал) на два вопроса – входит ли завтрак в цену номера и во сколько в таком случае он начинается?
И второй, не менее важный – сколько вообще сейчас времени и открылись ли уже уличные кафе?
Начнём со второго…
Потому что, собравшись на улицу, легко отменить выход, если внизу он увидит маленькую комнатку со столами и за ними сидящих с чашкой кофе в руках людей. А идти сейчас искать (если завтрак здесь не в традиции) хозяина и столовую – глупо, просто потому что, возможно, ищешь то, чего нет в природе…
