Документы ему в «Монополи» не понадобятся, но вот почему человек за двенадцать часов разлуки сбрил усы и бородку, вопрос вызовет. Пусть даже не заданный, но ответа требующий…
И что сказать? «Знаете, я тут что-то решил побриться…»?
«Надумал жениться и вот стараюсь выглядеть помоложе…»?
Глупо как-то всё это…
Он встал, расплатился с девицей, зашёл в крошечный туалет при кафе, ещё раз умылся, тщательно вытер лицо и вышел на улицу.
Не то чтобы всё было обдумано, но пока больше не получалось, а чувствам он волю не давал.
Да и дальнейшая его жизнь сильно зависела от того, будут у него деньги Рябушинского или нет. Казалось, что могло бы этому помешать? Но Слава знал, что хорошее редко встречается так просто, за него надо всегда платить, а меру этой расплаты знает только Бог.
Может ему, Прохорову, и дадут какое-то послабление, а может, он ещё свою чашу до дна не выпил – кто это знает?
Кроме того, нужно было решить и технический вопрос – где он? И как отсюда попасть на Фридрихштрассе? Судя по тому, что он помнил, рядом Зоо и Тиргартен, значит и «Монополь» недалеко, но вот в какую сторону?
Короче, немного проплутав, Прохоров примерно полдвенадцатого входил в вестибюль дорогой гостиницы.
У дверей стоял знакомый швейцар, который тут же узнал Славу, а вот за стойкой обретался совершенно незнакомый человек, который, услышав звук открывающейся двери, тут же принял боевую стойку и украсил себя дежурной улыбкой.
– Я бы хотел видеть господина Рябушинского… – по-русски сказал наш герой, понимая, что имя-фамилия-отчество на всех языках звучат примерно одинаково.
– Ви знает, – ещё шире улыбнулся портье, – он выехат сегодня утром…
Слава ещё успел подумать, пока смысл сказанного дошёл до его сознания, мол, надо бы переводчика завести, если деньги будут…
А потом…
Кто-то умный когда-то сказал, что на актера интересней всего смотреть не тогда, когда он произносит пафосный монолог, смешит, плачет или выжимает слезу у зрителя, а когда он реагирует на какую-то неожиданную новость – трагическую или веселую.
Прохоров, когда до него дошло, прореагировал довольно просто, но выразительно: открыл глаза, уронил подбородок и уставился на портье.
– Как выехат? – спросил он, в испуге повторив неуклюжую формулу немца. – Когда выехат?
– Но он оставит письмо для господин… – портье задумался на секунду, потом спросил. – Как ваш фамилий?
Наш герой мгновенно пришёл в себя, поняв, что вот наступил момент истины: Степан Павлович знал его как Прохорова, но если портье потребует документы, это подтверждающие, – что тогда?
Однако надо отвечать.
– Прохоров, – твёрдо, без тени сомнения, сказал наш герой, – Вячеслав Степанович Прохоров…
Ну откуда Рябушинскому знать, что он теперь Сысой?
– Для господин Прохоров… – заулыбался портье и вынул довольно толстый конверт. – Аллее гут…
Однако, прежде чем отдать его Славе, он пощупал пальцами бумагу и вдруг сказал:
– Можно я видет ваш документ?
Нащупал купюры… – понял Прохоров.
– Нет… – категорически ответил наш герой. – Я не ношу с собой документы… Зачем?
Он помнил, что в книге Филиппова писалось, что паспорт за границей может понадобиться только при её пересечении, да ещё в злачных кварталах Парижа и Лондона, если попадёшь в полицейскую облаву.
Портье несколько секунд смотрел на Славу, потом попросил:
– Вы можно повторяйт?
– Можно… – согласился Прохоров. – Я не ношу с собой документы…
А сам лихорадочно искал выход из создавшегося положения.
Портье вроде понял на этот раз. Он подумал немного, потом сказал:
– Как мы делат? – он поднял конверт, пошуршал бумагой. – Тут ест деньги, я знайт… Я не хочет платит…
Опять пауза несколько секунд, во время которой они со Славой рассматривали друг друга.
Потом портье хлопнул себя по лбу:
– Вы может приносит документ, я может смотреть… Конверт ждат…
– Мой паспорт написан по-русски… – медленно, тщательно подбирая слова так, чтобы смысл успевал доходить до собеседника, сказал наш герой. – Вы можете читать по-русски?
– Нет… – покачал головой портье, – только говорит…
Сверху спустилась парочка и проследовала к выходным дверям. Дама посмотрела на Славу и поджала губы.
«Надо всё-таки сменить костюм…» – отрешённо подумал он.
Но тут заметил руку швейцара, открывшего и закрывшего дверь.
Прохоров поднял палец, предлагая портье подождать секунду, и направился к выходу. Тут он прихватил швейцара за пуговицу и подтащил к стойке.
– Поговорите… – предложил он.
Они залопотали по-немецки, в разговоре послышалась фамилия Рябушинского, а Слава подумал, что вот хорошо, что он ещё не побрился, так его вообще никто бы не узнавал.
Морда портье становилась все благожелательней, но он всё же снял трубку и попросил о чём-то телефонистку.
«Звонит вчерашнему…» – догадался Слава.
Швейцар утопал на крыльцо, портье, повесив трубку, заулыбался во всю привычную ширь.
– Господин Прохоров… – сказал он, протягивая конверт. – Я вас теперь знайт. Аллее гут…
Слава вышел на улицу, коленки у него дрожали, но он всё-таки не забыл дать швейцару ещё три марки.
Тот расплылся в улыбке и даже поклонился благодетелю.
«Прямо, как в сказке, – подумал Прохоров. – В начале пути герой что-то делает для случайного спутника, а в конце тот благодарит его, спасая ему жизнь… Теперь в парикмахерскую – менять лицо…»
Но сначала следовало сделать ещё две вещи: поменять деньги, у Славы оставались две сотенные бумажки, а ими не очень удобно расплачиваться за всякую мелочь, да и просто пересчитать их. Кстати, и прочесть письмо Рябушинского, если таковое там окажется.
Только где здесь меняют деньги?
В банках, это понятно, но пока ни одного такого Прохоров не видел. Вероятно, даже наверняка, в хороших гостиницах…
Вернуться в «Монополь»?
Наверное, не стоит, его и так там запомнили как довольно странного человека, а задача наша на сегодня – потеряться, исчезнуть, а не оставлять по себе память…
Вот ещё какая-то гостиница и, похоже, не дешёвая…
Он поднялся по ступеням, другой швейцар открыл другую дверь…
«Может, здесь и снять номер? – подумал Слава. – Хотя нет, приезжать в гостиницу следует на извозчике, в новом виде и обязательно с небольшим саквояжем в руках, как это приличный человек прибыл в хорошую гостиницу без какого-то багажа? Интересно, сколько стоит тут номер? У Филиппова написано, только где он, тот Филиппов?»
Хотя сама идея поселиться в приличной гостинице нашему герою понравилась. И дело тут было не в привычке к комфорту, просто он понимал, что искать постояльца бедной еврейки в дорогих отелях точно не станут…
Только селиться придется, точно, не здесь, хотя тут и говорили по-английски.
Если бы Слава попал сюда в «новом виде», он бы точно остался…
А так, только поменял деньги, дали за сто рублей двести шестьдесят три марки, да выяснил цену номера…
Она оказалась вполне приемлемой, теперь с деньгами Рябушинского он вполне мог себе позволить дожить здесь и до Володиного перевода.
А почему бы сразу не отправиться в Крайстчерч? – спросил он сам себя.
А потому что никто не знает, где искать моих там до того, как Володя станет деканом… – ответил он сам себе.
И когда именно он дома, а когда отъедет на пару дней в пампасы покатать детей на страусах – тоже неизвестно…
Но главную причину, почему он не едет в Новую Зеландию, Прохоров даже сам себе озвучивать не стал.
Потому что он придумал уже, как с деньгами всё узнать про Надежду, осталось только привести себя в порядок и найти подходящее пристанище…
Есть такая песня, кажется, у Высоцкого:
– Долой канотье, вместо тросточки – стек, —
И шепчутся дамы:
«Да это же просто другой человек!»
А я – тот же самый.
Это про нашего героя тоже.
Он вышел из парикмахерской, свежий ветерок непривычно холодил подбородок, хоть какая, но растительность до этого кожу прикрывала. Котелок, саквояж и рубашки с носками он купил ещё по дороге, так получилось, что магазин готового платья попался раньше парикмахерской. Даже кальсоны пришлось купить, самые легкие и тонкие, но ведь после бегства из Песиной квартиры у него осталась только одна пара трусов, и она уже второй день на нем. Можно постирать и заказать ещё, но пока – тоже нужно мыться и переодеваться, так что пришлось…
А костюм он пока оставил старый, потому шить было неизвестно где, а покупать готовый без языка – сложно.
Но вообще, кроме этих досадных мелочей, всё обстояло как нельзя лучше – почти все перечисленные вчера (или сегодня утром уже?) проблемы были решены…
Ну, или на пути к решению…
Сейчас он найдёт гостиницу, снимет номер и примет ванну.
Нет, не в том дело, что Прохоров так уж любил подобные удовольствия, скорее наоборот – мужик в ванне представлялся ему чем-то голубоватым. Но вот душ в это время вряд ли существовал, а если уже и был придуман, то не факт, что получил широкое распространение…
