— Дверь в Юлину комнату тоже открыта? — шепотом спросил Рамсес.
— Да, — приглушенно ответил отец Велорет. — Перед тем, как лечь спать, я оставляю двери отрытыми и проверяю, спят ли они и укрыта ли Верочка.
— Вы постоянно так рано спать ложитесь?
— Не рано, а вовремя. Спать мы ложимся с заходом солнца, с ним же, с первыми лучами, и встаем.
— А мне чего-то не хочется спать, — тихо на выдохе сказал Рамсес.
— Давай поговорим. Тем более, что только в общении можно достигнуть доверия. А мы с тобой знакомы не близко.
— Кто они? Я о тех, что были тут днем, — первое, о чем спросил он и сделал это охотно, помышляя о сатисфакции.
Отец Велорет, до этого лежа на спине, повернулся на бок, лицом в сторону Рамсеса.
— Один из тех, — сказал он, не особо радостно, — кто был в крови, сын когда-то командира этой воинской части.
— А теперь, что с командиром? — продолжил спрашивать Рамсес, поддерживая беседу, которая начинала складываться без принуждения.
— После того, как он удачно продал этот участок земли, — отец Велорет выдержал паузу и продолжил с уточнения: — конечно, не самостоятельно он провернул сделку, чтобы поиметь и самому много денег… — не желая вдаться в подробности, он, махнув рукой, кратко добавил: — впрочем, это уже не важно.
Рамсесу же наоборот показалось это важным. Подобная сделка ему представлялась удивительной, особенно его заинтересовала тема финансов, которая начала согревать еще и душу, тело же, благодаря одеялу из пуховых перьев, продолжало удерживать приятное тепло. Так или иначе, он захотел уточнить:
— Я многое не помню, но, разве можно продать воинскую часть? Или я чего-то путаю.
— Не ломай голову. Потому как в двух словах все равно ничего не поймешь. А, чтобы было тебе понятней, то представь нечто, но обязательно заполненное богатством. Представил? Так, вот, за долгую историю человечества еще никому не удавалось сохранить подобное в целостности. Воинская же часть с недавних пор предстала роскошью в виде дорогой земли в черте города.
Если не вдаваться в детали, то Рамсес все понял относительно продажи, и спросил непосредственно о начальнике (упоминание о его махинациях определенно на что-то указывало и самому Рамсесу, но не конкретно, чтобы вспомнить полностью):
— Что теперь с командиром?
— После выхода на пенсию по выслуге лет, он продолжил заниматься бизнесом.
— Каким?
— Тем же, чем во время службы Родине, занималась жена под его прямым руководством. Точно, я не знаю.
— Красиво ушел, на последок поимев много денег… Заработал! — вспомнив, что именно это слово подходит к данному разговору, с удовлетворением уточнил он.
— Не обязательно, молодой человек, приравнивать подобную сделку к заработанным деньгам и уж вовсе это его не скрасило.
— Почему? — разочарованно поинтересовался Рамсес, желая разобраться с темой и с упомянутым им словом.
— Ну, во-первых, он переступил честь, приобрел богатство и сделался гордым, потому, забыв о наказании Божьем, пошел на сделку с совестью. Во-вторых, чтобы красиво уйти, для этого необходимо дела увенчать успехом и приобрести себе доброе имя.
С минуту Рамсес обдумывал, сказанное отцом Велоретом, и комната погрузилась в тишину, пока он снова не вспомнил о сыне командира части.
— Часто эти молодые люди наведываются?
— Сегодня — второй раз. Многих из них я хорошо знаю. Почему-то они решили, что часть бывшей воинской территории, тут, вдруг, по праву перешла под их контроль. И теперь они рассматривают ее, как некую базу для себя. Но, это бы ладно, важнее то, что после первого раза я говорил с ними, призывал к совести и просил, чтобы больше этого не повторялось по отношению к Юле. Но… — он лишь разочарованно вздохнул и не добавил слов.
— Если можно было папе распоряжаться воинской частью, — ехидно подметил Рамсес, — то, почему бы сыну ни сделать то же самое, включая и отношение к другим?
— Резонно. Жаль, что сегодня его сверстники, — отец Велорет печально уточнился, — да еще и с меньших лет, стремятся исключительно к материальному. Желание же только к обладанию, неминуемо в будущем приводит к преступлению, как показывает практика.
Рамсес кивнул, в глубинах сознания догадываясь, что он понимает, о чем говорит отец Велорет и, что, как ему виделось, он тоже в большей мере стремился к обладанию: такой вывод напрашивался сам из-за неведения им молитвы перед едой, думал он.
Отвлекаясь от мыслей о себе, Рамсес снова спросил о тех, о ком они говорили:
— Когда Вы познакомились с кем-то из этой группы молодых парней?
— Давно. Мои двое пацанов росли вместе с некоторыми из них. Сейчас, — отец Велорет помедлил, — моим было бы столько же лет.
Рамсес задумался.
— Так у вас есть семья?
— Была. Жены и ребятишек не стало после авиакатастрофы. Они возвращались домой из отпуска на военном вертолете ко мне, на погранзаставу, — он печально добавил: — И случилась эта трагедия незадолго до перевода меня сюда, в Москву…откуда я родом.
Отец Велорет замолчал.
Несмотря на потерю памяти, Рамсес мог представить, насколько тяжело говорить о потере и решил больше не расспрашивать о семье.
— Позже, — снова заговорил отец Велорет, — я запил и невероятно обозлился на белый свет — на ту несправедливость, которая выпала именно на мою долю. Дошло до того, что неуемная пустота во мне подходила к логичному пределу и меня уж поджидал телесный величайший покой. Прости нас, Господи, за то, что мы не ведаем, как живем…В тот период испытания, меня и попросили из этой воинской части.
— Вы служили здесь? — удивленно спросил Рамсес.
Он, то и дело, удивлялся и со стороны могло показаться, что Рамсес изумляется по каждому поводу, как ребенок, внезапно вымахавший в росте, который еще многого не видел и не знал.
— Да. Тут был последний военный пост, где я перестал скитаться, как в жизни, так и душевно и обрел покой на своем месте. Дела на Земле разнообразны, но некоторые, в конце концов, возвращаются к начальному, но Высшему предназначению нас на этой Земле.
— К какому предназначению? — вырвалось у Рамсеса и снова с удивлением.
— Я не знаю, насколько у тебя ум способен воспринимать такие понятия, как вечность, но, ты никогда не думал, почему Вселенная и процессы, происходящие в природе, — вечны, а все живое на Земле неизбежно конечно? В данном случае, я говорю о теле, как таковом.
— Нет, — искренне ответил Рамсес, хотя сейчас он этого не мог помнить, но все же знал об этом наверняка.
— Потому что могучие процессы во Вселенной не живут для себя, они происходят только ради других — в этом заключен Источник вечной Жизни…Слово Божье — наука тонкая. Волею судеб, я стал настоятелем прихода храма в честь образа Божией Матери и теперь я тоже могу жить ради других. Не в угоду, конечно, себя бессмертного на Земле, а ради малого прикосновения к учению о вечном. И все, чем я могу сейчас пополнять свой Источник Жизни, так это заботой о благополучии других. В писании говорится: «Возлюби ближнего, как самого себя», вот я и следую этому.
Вот уже в который раз в комнате вновь повисла тишина.
— Я и тебя помню, — заговорил Отец Велорет первым.
Это прозвучало обыденно. От чего Рамсес испытал легкий шок.
— Почему Вы не сказали об этом в начале беседы? — спросил он с долей обиды в голосе.
— Разговор не заходил. Да и запомнил я тебя не так уж, чтобы тебе от этого была польза. С открытием прихода, многие новоселы, что проживают здесь в округе, начали крестить у нас детей. Ты был одним из приглашенных гостей на православном обряде. К этому могу только добавить, что ты был с девушкой.
— Когда это было? — оживленно спросил Рамсес.
— Попробую посмотреть завтра, но надежды мало, что по записям я вспомню день и семью младенца. Людей не мало, кто по разу к нам приходит. Знаю только, что это было не менее чем год назад. А запомнил я, потому что тебе не особенно происходящее было по душе. Вот только не могу сказать, что именно не нравилось — само крещение, компания, с которой приходил ты, или ты просто куда-то спешил.
— Совершенно не помню, — разочарованно произнес Рамсес. Он пытался вспомнить хотя бы что-нибудь, но попытки были тщетными.
— Всякой вещи время надобно под небом, — успокоил отец Велорет. — Знать, нынче тебе период потерять, но обязательно настанет момент и ты вновь начнешь собирать то, что потерял. Да и память твоя заработает в полной мере с того, к чему ты непосредственно прикасался и что тебе было интересно, а вот то, что тебя мало заботило, допустим, приход в нашу церковь, с этого память не заработает, как раньше.
— Вы, как сговорились. Вы все произносите одно и то же. И Юля, и прабабушка, и Дэвис, вы все, как один предполагаете, что я не читаю молитву перед едой и не посещаю церковь. Может я такой же, как и вы? С чего вы берете, что я другой? К тому же, тогда, почему я оказался именно у вас, а не среди мне подобных? — возмущению Рамсеса не было меры.
