Рыбников сделал лицо незаслуженно обиженного человека, а сам подумал: если такой умный, куда же меня толкал! Президент у нас нравный, не любит, когда по мозолям ходят… Зачем ему лишний раз напоминать, что он не контролирует ситуацию? И не только в «Космоатоме».
— Теперь надо формировать дело с «Вестником». Пора начинать бузу и менять учредителей. Мне эти ханжи из демохристианской шарашки уже в печенках сидят. А с писателями разберемся… Они всегда были сообразительными ребятами, с хорошими, чуткими носярами. Провернешь нормально кампанию — будешь главным редактором. А на следующий год, Бог даст, сами начнем формировать правительство. Как только Европа разберется, в какую бездонную задницу она деньги сует, так и начнем. Я помню о верных людях, Рыбников. Товарищей по борьбе не забываю. Но и трусов не люблю! А еще земляк, чалдон…
На Спиридоньевской к Рыбникову пристал пьяный парень, от которого не пахло спиртным. Рыбников выхватил пистолет и сказал раздраженно:
— Не умеешь работать, сынок! В следующий раз полощи водкой рот… А хозяевам скажи, пусть больше таких дураков не посылают!
— Уберите пушку, господин сотник! — забормотал парень, озираясь. — Я от Семенова… Целый час возле вашей машины рисую, уж опасаться стал — заметут, черти… дайте хоть закурить для блезиру, что ли!
Рыбников спрятал пистолет и вынул коробку с сигаретами. Они дружно закурили, искоса разглядывая тени в подворотнях.
— Пошли, — буркнул Рыбников, — в машине расскажешь.
— Семенов велел передать, — зашептал связник, едва они забрались в «ситроен», — что возле вашего дома нечисто! Но на эсгебешников не похожи — настырно себя ведут. И в дверь звонили, и по телефону. Семенов их там пасет, а меня к вам послал. Семенов советует переночевать на Ходынке, от греха подальше, а он разберется.
Разберется, подумал Рыбников, выруливая на Садовое кольцо. Хорошо, что жена с детьми в пансионате на Шерне… Напугали бы эти звонари! Наверняка в «Космоатоме» всполошились — из цензуры кто-то стукнул о статье. Значит, сидит в цензуре гудочек… Вычислить нетрудно, но противно. Денежки ведь регулярно получают — именно за молчание. Выходит, «Космоатом» больше платит — именно за гудки.
— Остановите, господин сотник, — напомнил о себе связник. — Если за нами есть хвост, попытаюсь оттянуть.
Рыбников, нарушая правила движения, развернулся на Садовом, относительно пустынном в этот поздний час, и прислушался. Дорожники были далеко и не заметили маневров Рыбникова. Лишь в «фольксвагене», вынужденном взять резко вправо, чтобы не столкнуться с «ситроеном» Рыбникова, погрозили кулаком прикрытые по-бабьи палестинцы. С полчаса он колесил по Садовому, постоянно возвращаясь к Кудринской площади, а когда убедился, что на хвосте никто не сидит, скользнул мимо высотного дома на Пресню и помчался дальше — Ваганьково, Беговая, Хорошевка… Он не боялся объяснений с «Космоатомом». Скорей всего, никаких объяснений и не потребуется, документы в серой папке железные… Но объясняться Рыбников предпочел бы белым днем, в собственном кабинете, а не в подворотне за полночь.
Едва он открыл дверь конспиративной квартиры, позвонил Семенов:
— Добрались нормально, господин сотник? Ну, слава Богу… Тут ребята маленько пощупали… Ну, тех, которые к вам в гости наладились не спросясь. Обыкновенная шпана. Наняли вам ребра помять. А кто — сами не знают. Но еще посулили. На встречу пошли наши ребята, получить по счету… гы-гы!
— Не надо, — вздохнул Рыбников. — Не надо лишнего шума. Лучше пошли их к «Вестнику». Пусть проследят, чтобы тираж вывезли утром… без эксцессов. Понял?
— Так точно! — сказал Семенов. — Не сомневайтесь, господин сотник, проследим. Покойной ночи!
Не спал и капитан Стовба. В его квартире на Божедомке сидел молодой человек, каких в толпе просто не замечаешь. Они вдвоем чаевничали, Стовба посасывал трубочку.
— Как же ты добыл расписание постов, Виктор Ильич? — спросил молодой человек.
— Очень просто, — отмахнулся Стовба. — В СГБ много болтунов, к сожалению. Вернее, к нашему счастью. Одному соратнику наводящий вопрос подбросил, другому… Они и рады помахать языком, подавить осведомленностью серую линейную крысу. А вообще, Коля, надоело мне. Помоечник, честное слово! Офицер, разведчик…
— Вот-вот, — благодушно сказал молодой человек. — Разведчик.
— Да ты пойми! Мы же другому учены. Ты хоть помнишь еще, как проехать из Тиргартена в Адлерсхоф?
— Ничего сложного, — сказал Коля. — Можно по большому кольцу, через Шарлоттенбург, Вильмерсдорф и Темпльгоф до Трептова, а можно и через центр рвануть, мимо технического университета, по Унтер-ден-Линден, под Брандербургскими воротами, через Кройцберг. Через центр — короче, но лучше ехать по кольцу, так свободнее.
— Молодец, пять, — грустно сказал по-немецки Стовба.
— Только вряд ли твои знания скоро понадобятся. И мои — тоже. Кому мы, к черту, нужны — офицеры без армии?
— Ну, положим, у Японии тоже после второй мировой войны не было армии. Какие-то силы самообороны. А к концу века? Когда победители расчухали, что к чему, эти силы стали в число сильнейших вооруженных формирований мира. Вот так! И мы не спим, Виктор Ильич, не спим… Завтра понадобится — хоть миллион поставим под ружье! Русский человек без любимой армии чувствует себя неуютно, будто без штанов. И он отдает себе отчет, что роспуск нашей армии — политическая уступка, тактический ход, не больше.
— Я понимаю, — сказал Стовба. — И все же — тоскливо… Ладно, Коля. Очень жаль, что моя информация не сработала до конца. Водилы с «татрами» слишком долго копались. А тут еще пунктуальный Кухарчук!
— Да, — согласился Коля, — если бы не Кухарчук… Сегодня вечером генерала вызывал министр внутренних дел. Ну, сделал вливание — и все.
— Мой командир, можешь представить, убежден, что Кухарчук предотвратил покушение века. Еще бы — сам председатель Европарламента!
— Господи, — вздохнул Коля, — да кому он нужен, этот дед! Никто не собирался разносить его в клочья.
— А взрывчатка зачем?
— Подложили специально для УБТ. Пусть там со своей стороны надавят на министра. Вот, мол, до чего террористы в столице обнаглели, а с генерала как с гуся вода. Сотрудничать с УБТ не желает, а сам работать не умеет. Между прочим, я начинаю думать, что Кухарчук для дезавуации генерала сделал больше, чем вся группа шума.
— Генерал свое получит, — сумрачно сказал Стовба. — Жаль, что люди попусту гибнут. Что слышно о кубанце, которого убили на Курском? К сожалению, это не наш район, мы там временно патрулировали, подменяли. Однако уложил кубанца наш орел, а следствие отдали другому дивизиону. Да еще УБТ подключилось. Боюсь, следочки остались, связи…
— Связи рубим, — сказал Коля. — Пашковский уже в Голландии, тюльпанчиками любуется. Срочно нашли в морге подходящего бомжа из-под электрички. Родная мама не узнает. Подбросили документы Пашковского. Рыдать о нем некому, опознавать — тем более. Так что если следователь попадется ретивый и на Пашковского все же выйдет, то поговорить им будет затруднительно.
— Хорошо, — сказал Стовба и яростно зевнул. — Прости, Коля, которые сутки не высыпаюсь…
— Сейчас пойду, — сказал Коля. — Мамыкин работает?
— Недавно встречались. Почти восемьдесят тысяч выручил за последнюю партию. Деньги перевел на ваш счет, с этим все в порядке. Никогда не думал, что мой товарищ будет изображать воротилу наркобизнеса, а я его прикрывать. Дерганый какой-то стал Мамыкин, по лезвию ходит. А ведь мы с ним боевые офицеры, в Сомали вместе работали во время последнего конфликта. Там было не сладко, а тут… Ты слышал, что мне пришлось самому убрать… одного ростовского ходока? Попался на глаза управлению по борьбе с наркотиками, они и завербовали.
— Я знаю об этом случае, — сухо сказал Коля. — И разделяю мнение руководства: нельзя тебе соваться в такие дела!
— Да вы поймите, там выхода у меня не было! Он ведь едва не заложил Мамыкина. И речь не о нем… Обо мне речь! Тут нюансик есть, Коля… Вы считаете, что ростовца надо было убрать обязательно и плохо лишь то, что я сам влез. А мне кажется, вообще не надо с грязью связываться — с наркотиками, с ходоками этими!
— В достижении высокой цели грязных дел не бывает, — сказал Коля. — Джугашвили Иосиф Виссарионович в свое время банки брал, кассиров мочил, чтобы деньжат для партийного котла раздобыть.
— Нельзя делать высокое дело грязными руками, — угрюмо бросил Стовба. — Привычка к грязи появляется. А насчет Иосифа Виссарионовича… Он так уголовником и остался. Еще неизвестно, что он брал и куда девал. Скорей всего, действительно брал. Поэтому впоследствии и не мог остановиться.
— Пойду, — поднялся Коля. — Тебе и вправду надо выспаться — может, брюзжать перестанешь. Выспишься, подумай об организации давления на фирмачей. В частности, руководство партии считает, что нужно присмотреться к акционерному обществу «Электронная игрушка». Эта невинная фирма — крыша для серьезного подразделения «Космоатома». Но у председателя правления «Электронной игрушки», некоего Сальникова, прослеживаются контакты, от которых шишкари в «Космоатоме» не придут в восторг. Сальников очень любит денежки и потому кое-что делает для наших общих с ядерщиками врагов, для возрожденцев. Во всяком случае, о Сальникове хорошо знает сам Старик. Говорит это что-нибудь?
