- Отзывается? - спрашивает друг с улыбкой.
- Куда ж он денется...
- Ладно. Хватит заниматься черт те чем. Мы с мужиками идем пулю расписывать. Пойдешь с нами?
- О! Вот и спасение! Конечно! - и я вскакиваю, и мы почти бегом - на преферанс.
Мне, конечно, нельзя играть в карты. Когда я вижу голубой мизер, у меня стекленеет мозг, а сердце просто вылетает в форточку. Но я сижу ночи напролет и играю до одури. Друг-учитель знает, что больному надо или лекарство дать, или яду. Лекарство невозможно, это не лечится, а преф как яд - оч-чень даже.
Под утро друг-учитель провожает меня в мою комнату, покровительственно чмокает в серединку носа и уходит на свой этаж. Я замертво падаю в кровать и сплю. После префа мне несколько часов подряд нету дела до башни, до невесты А, до моей потрясающей семейной жизни. А потом наступает утро.
На лекциях мы все встречаемся: друг-учитель, мой муж Д, мой любимый А, жена друга-учителя, моя близкая-близкая подруга номер один, моя близкая-близкая подруга номер два. Нумерация произведена не по близости, а по порядку освоения дружбы. Та, что Первая, уже упоминалась: это именно она ушла от моего мужа незадолго перед нашим с ним бракосочетанием. Она тоже уже замужем, но собирается разводиться. Таким образом, у нее творческий простой, ей нужен роман. Она не может без любви жить. Причем ей именно любовь подавай. Со всеми пирогами.
Та, что Вторая - в более драматичном состоянии. У нее никого не было и нету. Но уже пора. В каком состоянии я - выше сказано. Мой муж занят своими разборками с двумя на стороне. Мой любимый А решил жениться. Мой друг-учитель терпеливо дружит со всеми вышеперечисленными шизоидами, а его жена есть его жена. Все считают ее образцом жены, тем самым человеком, на которых мир держится, все ее любят. Она гордо несет звание Жены, и все наши перипетии - для нее лишь материал к разговорам. Посплетничать она завсегда, но в целом беззлобно.
Звонок. Начинается последний курс. Пятый. За моей спиной стоит парта Д. Справа - стол А. Чуть впереди - друг-учитель с супругой.
Направо я стараюсь не смотреть. Мой А вообще всегда доволен жизнью, но сейчас, когда он так влюблен! Это нечто. Свечение граничит с фосфоресцированием. Его огромные голубые глаза под черными длинными дугами бровей кажутся повернутыми внутрь. Даже руки, абсолютно спокойно лежащие на столе, производят впечатление обнимающих кого-то. Выражение кожи рук, скажем так, влюбленное и еще раз влюбленное.
Муженек мой вселился на свою галерку и ёрничает. Мне сейчас не до него, я почти простила ему, что буквально две недели назад мы были такой безоблачной семьей, что все вокруг охали да ахали. Друг-учитель, обернувшись на нас, осмотрел панораму, подмигнул мне. Мы все слушаем лекцию.
Сердце ноет, болит. Дышать нечем. Физическое присутствие А на расстоянии одного метра от меня - ужасно. Этот один метр ничуть не короче того пляжного километра в Юрмале. И хуже всего то, что после лекций А пойдет к ней. Или сторожить собачник, а потом всё равно к ней. Звонок. Еще звонок. Что мне делать? Я умираю. Разыгрался неукротимый бронхит. Его не могут остановить никакие лекарства. Я кашляю непрерывно, так, что преподаватели иногда предлагают мне покинуть аудиторию. Дышать мне нечем что в аудитории, что в коридоре. Мой воздух весь в руках А. Он же - сияет влюбленностью в другую.
К четырем часам дня пытки приостанавливаются до завтра. Я еду упорно в общежитие, хотя муж в течение учебного дня неоднократно напомнил мне о наличии у нас с ним своего жилья и что вообще-то мне пора идти домой, а не по общагам шляться. Муж у меня своеобразный, как вы уже поняли несколько раз.
В коридоре я обнаруживаю девицу. Она ждет меня. Её прислала комендантша ко мне для уплотнения. Мне все равно. Заходи, говорю, живи. Тебе лет-то сколько? Семнадцать, отвечает. О Господи, думаю я, детский сад подвалил.
Она поселилась и стала жить. Через неделю она уже считала всех моих друзей и подруг своими. Мне было все равно.
Однажды я вернулась к закрытой двери. Постучалась. Мне открыли. За столом у окна я увидела очень смуглого мужчину с очень черными волосами. Он блистательно и таинственно улыбнулся, показав прекрасные зубы.
Моя соседка представила его мне. Это и оказался Й. Наконец мы добрались до него. Вы скоро поймете, почему надо было так долго добираться.
Итак, Й. Моя соседка, оказывается, пригласила его починить ее пишущую машинку. Мастер, говорит, на все руки. Починил? - спрашиваю я у нее. Нет пока, с собой забрал. Принесет.
Он уже давно ушел, а я все не могла отделаться от его присутствия. Жесткое излучение осталось после него в комнате. Предчувствие событий никогда не обманывало меня. Я почувствовала приближение Событий. Слишком красив был этот Й. На его азиатском лице читалось: "На самом деле я еще лучше, но вряд ли вы легко проникнете в мою бездну. Я шедевр."
Когда наступал вечер, наша компания начинала заваривать чай. То у меня в комнате, то у моих близких подруг номер один и два. Они жили в одной комнате, в двадцати метрах от меня. Мы собирались и беседовали, словно понимая, что именно сейчас надо набеседоваться вволю. Потом все будет по-другому.
В тот памятный вечер... Неплохое начало, а? Свеженькое.
Так вот, в тот вечер собрались у меня.
- ...Ли, вы только к началу подошли в этой букве?
- возмутился ночной попутчик. - Вы прекрасно расправлялись с пятилетними периодами в нескольких
словах, а сейчас вы события максимум одного месяца рассусоливаете полночи...
- Мой алфавит. Что хочу, то и рассусоливаю. Вы мне, кстати, три буквы вне очереди назначили. Я честно рассказала И, перешла к Й, но по дороге вспомнила, что внутри Й появляется еще и К. Разрешите совместить. Это будет правильно с исторической точки зрения. Тем более что это центральная часть романа.
- Да, но покороче, прошу вас. У меня еще много недочитанного в темно-бордовой книге, а скоро рассвет, и ваша остановка приближается...
Ли огляделась: с той минуты, как улетел Габриэль, салон принял свой первоначальный вид. Замороженный ночной троллейбус. Пусто. Холодно. Сквозь узорчатые окна не видно ни зги. Рядом с ней на диванчике сидит пассажир мужского пола с книгой в руках. Вежливый. От удивления она забыла имя ночного попутчика. А ведь только что знала!.. Черт подери. А, да, Люцифер. Вспомнила. И он обещал помочь. А мне это надо? Посмотрим. Выйти-то всегда можно...
- О нет, дорогая Ли, выйти нельзя. По крайней мере, так вот просто взять и выйти. Так не бывает. Рассказывайте дальше. Это единственный путь к выходу.
- Вам виднее... - согласилась Ли. Всё ж - старший товарищ.
Алфавит: Й и К
По вечерам мы пили, как правило, чай. Вёдрами. Угощали друг друга печеньями. И бесконечными разговорами.
Вечер. Чай заварен. Мы расселись вокруг моего стола, вынесенного на середину комнаты, чтоб все поместились.
Моя близкая подруга номер один говорит о своем новом разводе и о своей жажде: влюбиться, наконец, не в козла, а в настоящего мужчину. Ведь есть они где-то, наверное. Эта подруга - иностранка, но в их царстве-государстве девочек воспитывают по очень похожим на наши канонам. Там тоже существует проблема первого и клубок змей вокруг, там тоже серьезна проблема замужества, верности, а также есть разрешение на многое для мужчины и на немногое для женщины. Там тоже, вспоминая о начале половой карьеры - если начало состоялось вне брака, - молодая женщина скорее соврет, что ее изнасиловал какой-нибудь людоед, чем откровенно признается, что сама искала пути к скорейшей дефлорации.
Вторая подруга на момент упомянутого чаепития - девственница. На нашем разнузданном фоне это обстоятельство слегка тяготит её, но больше психологически, чем чувственно. В ней сидят традиции трех народов и двух семей духовного звания. Она - живой символ готовности пойти за единственным на край света, но для этого похода нужен убедительный образ. Сила её потенциальной неистовости в любви и самоотвержении так огромна, что она совершенно справедливо придерживает себя до поры до времени.
Третья участница чаепития - моя юная соседка по комнате. Ей, как вы помните, всего семнадцать, но она уже не хочет возвращаться на свою мусульманскую родину. Вкус русской столицы оказался слаще, чем перспективы развития среди своих. Она тоже еще девственна, но так уж получилось. Ну не успела.
Я разливаю чай. Дамы заняты болтовней. Стук в дверь. Обычное дело. Стоит разлить чай - кто-нибудь летит на огонек.
Моя юная соседка открывает дверь и возвращается в комнату с темноликим гостем. Вот, говорит, вам и компания.
Й садится за стол, скупо поздоровавшись с женщинами и девушками, воззрившимися на его красоту. Пишущую машинку моей соседке он починил, принес, пьет чай и смотрит перед собой. В блюдце.
Бабы мои ведут себя хорошо, на стену никто не полез, ну пришел да пришел, мало ли что. Еще посмотрим на тебя. Й допил, встал и как-то весь целиком ушел. Попрощавшись, разумеется, и поблагодарив за чай.
