- Кажется, да, но я - не ваша по определению.
Я не раз попадалась на всем, что вы тут перечисли-
ли, но как бы факультативно... - Ли с тревогой
смотрела на ночного попутчика и всё яснее понимала ситуацию. Фер пришел за ней, но он совершенно
не уверен, что заберет ее. И всё-таки он слишком откровенен.
- Я, дорогая Ли, очень давно придумал прекрасную схему, которая почти не давала сбоев: противостояние мужчины и женщины в обществе. Это я сделал! Не Кто-Нибудь. Сначала я дал мужчине понять, что без его семени женщина не родит. Как вы понимаете, в наидревнейшем обществе, когда женщина была беременной постоянно, культ деторождения не мог возникнуть. Это всё враки, что страсть к продолжению рода охватила человечество с самого начала и первым делом. Подготовка к написанию Библии шла, как вы тоже понимаете, в добиблейские времена...
- Я спросила о себе, - напомнила Ли. - Скрытая история человечества и ваша роль в ней - эту лекцию прочтите кому-нибудь и в другой раз.
- Нет, мадам, я разговорился. Поболтать охота.
Я позволю себе сегодня и сейчас. Так вот... Сначала мне надо было разрушить равенство на незримом, неухватываемом уровне. Я сделал. Потом я разделил восприятие женщины мужчиной на три рубрики: блаженство, отправление и хранительница. Потом я внушил мужчине стремление обрести всё в одной женщине, попутно нашептав про невозможность добиться искомого. Мужчина покорно придумал грешную женщину и духовного человека. Тот, кто первый противопоставил "женщину" и "человека", сослужил мне неоценимую службу.
- Я всё это с детства знаю. Говорите обо мне, пожалуйста, - строго попросила Ли.
- А о вас, дорогая, в начале века пытался позаботиться один милый наивный философ. Он послушно довел мою схему до совершенства. Вы читали его, насколько я знаю. Помните - женщина-мать, женщина-проститутка... И невзначай показал, как бесконечно устали мужчины сами от себя. Он даже в страшном сне представить себе не мог, что где-то может родиться женщина, которая так же всмотрится в мужчину. Только в диапазон вгонять не будет, а призовет к мирной жизни. Ведь оторванные обществом от женщин, привыкших к своей оторванности, а возможность слияния превратившие исключительно в литературу, мужчины стали терять вековую власть, идею которой я им некогда подсунул. Мне оставалось только чуть-чуть: побольше муж-чин уложить спать с мужчинами, женщин с женщинами, а оставшихся в русле традиции сделать сексуальными сороконожками... Ну помните, сороконожка, задумавшись о движениях второй ножки в момент сгибания двенадцатой, остановилась навсегда... За наслаждениями индивидуализма все они всё равно пришли бы ко мне.
- Путаник вы, мистер Фер, - заметила Ли.
- Позвольте завершить мысль. И тут появляетесь вы. Как идея. Вы любите мужчин. И как женщина, и как человек, и как мужчина, и как угодно. Вам, естественно, попадаются сплошь обработанные мною, то есть "судьбой и временем", увечные экземпляры со своими богатыми внутренними мирами. Уж об их-то богатствах я позаботился!..
- Крез на крезе и крезом погоняет...
- Вы еще в детстве улавливаете подвох, видите,
что форма не соответствует предполагаемому содержанию, разбиваетесь несколько раз просто вдребезги, но не отступаетесь. Вы упорно ищете, кто и в чем вас обманул. Вы находите ответ. Для меня вы гораздо большая проблема. Ведь если вы каким-то чудом донесете до общего сведения ваши чувства и мысли, и если это будет всем понятно, то вражда кончится. Будет уничтожено столько проверенных мною надежных традиций, что индивидуализм из соблазна превратится в пугало. А я лишусь строителей. Наши ряды перестанут пополняться.
- Бросьте. Один человек ничего этого сделать
не может...
- И вы бросьте. Вы сами прекрасно знаете, что вы только по паспорту один человек. А как воплощенная идея - уже не один, тем более, что идея уже носится в воздухе. И поэтому я уже не могу просто убить вас. Это уже почти бессмысленно. Хотя... - он что-то вспомнил и прикусил язык.
- Уже. Уже... Вы просто прекрасно помните, что даже самое красивое физическое тело не вечно... - Ли предпочла не заметить этого "хотя".
- Не кокетничайте. Я не стал бы так откровенно говорить с вами, если б мог убить. Или предложить
что-то такое, от чего вы не отказались бы.
- Вы и предложили мне - высказаться. И вас послушать. И я не отказалась. Или простые беседы не в счет?
- Вы еще не высказались. И у меня еще есть возможность сбить вас с толку. Вы мне мешаете. Нарушаете эволюционный ход. Правда, я еще не все средства применил. Я не имею права дать женщинам ваши знания. Мужчины еще не готовы...
- Обстановка накаляется, - усмехнулась Ли. - Где Габриэль?
- Вы решили солгать - мне?! Дорогая Ли. Вы еще не готовы. Не надо оглядываться на будущее. Говорите. Говорите. Говорите. У меня еще много власти. И если вы собьетесь, я употреблю её. Я умею проигрывать, как никто. Но доиграть надо. Не останавливайтесь. Старайтесь излагать суть. Искренне желаю вам сорваться и сфальшивить.
Ли впервые заметила, что ночной попутчик увеличивался в объеме, когда говорил что-нибудь длинное. Замолкает - уменьшается.
- Спасибо. - Ли взялась за очередную сигарету. - Наукоподобие вашей лекции произвело на меня неизгладимое успокаивающее впечатление. Продолжим.
Была осень...
Алфавит: окончание Й и К
Я слышу: А идет по коридору и насвистывает мотив из фильма, который видел двадцать раз. Устойчивые привязанности.
Я небрежно выхожу в коридор и никого не вижу. Его нет. Странно. Ведь я слышала. Иду к подругам, Первой и Второй. Девочки, спрашиваю, вы не слышали в коридоре художественного свиста?
Нет, говорят. Но этого свиста и не может быть сейчас, объясняют девочки, ведь он живет на другом краю Москвы...
Тогда дайте чаю. Сажусь, мне наливают пьянящего липово-яблочно-малинового настоя, и я немного успокаиваюсь. Немного. Потому что вот только что возникло слишком знакомое ощущение: раскрылась грудная клетка, и нежные-нежные губы поцеловали моё сердце. Этого давно не было. С мая. Особенно пропало всё в августе, после юрмальских пляжных лежбищ. Откуда этот поцелуй? Откуда неземное счастье?
Девочки, Первая и Вторая, рассказывают мне план вечернего развлечения: давай, говорят, у тебя устроим маскарад. Грим, костюмы, свечи, мебель переставим, вина нальем, похулиганим. С удовольствием, говорю, давайте хулиганить. И тут моё сердце еще раз - бум! И горячее облако уютно окутало его.
Стук в дверь. Войдите, кричит моя Вторая, девственная, хорошая, преданная. Она старше нас всех и немного ироничнее.
Входит А.
Я смотрю на него. Он смотрит на моих подруг. Они же и его подруги. Мы все вообще друзья. Он не видит меня. Садится за стол. Ему тоже наливают чай. Подруги артистично делают вид, что так и надо. Все пьют чай со страшной силой. Хорошо, что водопровод не подведен прямо к нашему столу: мы бы сейчас на раз вытянули всю воду из Москвы-реки...
Он беседует со своими, то есть нашими, то есть моими, подругами о том о сём. Они уведомляют А, что сегодня у нас маскарад с хулиганством. Вечером, в её комнате: кивают на меня. Намекают, чтоб он голову повернул в мою сторону. Поворачивает, ничего не обнаруживает. В чьей комнате, если тут никого больше нет?
Мои подруги понимают, что слишком рано повернули его голову в мою сторону и дружно переводят разговор на далекие темы. Как там, например, его жизнь вдали от нас?
Жизнь прекрасна, отвечает он и начинает отработанно светиться. Я, в предвкушении прекрасных репортажей из постели академической дочки, встаю и прощаюсь с подругами до вечера. Хватит, говорю я себе. Никто не имеет права так вытирать об меня ноги. Даже самый родной человек на свете, который четыре года дарил мне изумруды и брильянты. Это я так образно выразилась, имея в виду качество каждого нашего дня.
Ушла. Вернулась в свою комнату. Начала спокойно готовить помещение к вечернему маскараду. Входит моя соседка-мусульманочка. Я объясняю, что вечером у нас хулиганство.
- А я могу позвать Й? - спрашивает она меня.
- Да, зови. А я своим девушкам скажу, что он будет. Всё-таки их идея была. Про маскарад-то. Предупредить надо про лишний рот.
- Лишний что?.. - усмехается мусульманская девственница.
"О, - думаю я, - шутить научилась. Что-то дальше?" Но молчу.
И вот наступает вечер. Стол, местное освещение. Съезд гостей. Я приодета, подкрашена, чего нельзя сказать об остальных. Они разодеты и раскрашены.
У Первой - американский грим, как она объяснила свой вид: нижние ресницы прорисованы тушью до середины щеки. Платье до пола: балахон красно-зелеными пятнами. Черные блестящие волосы распущены по плечам. Ногти выкрашены в немыслимый черно-малиновый светящийся ужас. Словом, постаралась на славу.
Вторая, напротив, вся в обтяжку. По контрасту они смотрятся еще эффектнее: Первая гораздо выше ростом, худощавая, длиннющие пальцы. Вторая имеет ярко выраженную высокую грудь и тонкую талию. Тонкие изящные щиколотки. Огромные глазищи. Каштановая стрижка. Словом, тоже есть на что посмотреть, но жанр совсем другой.
