— Ну что ты, Зейнаб? Отчего плачешь?
Отчего?.. Не спрашивай ее, Ибрахим! Не видишь разве, что ее покидает надежда! Жизнь уготовила ей тяжкое испытание — разлуку с любимым. Да! Она любила его все это время, хотя и боролась со своим чувством, хранила честь семьи. Она была верна своему мужу. Но сегодня она не может отказаться от Ибрахима. Нет! Только не в эту последнюю неделю! Она хочет прижать его к своей груди и плакать вместе с ним. Как жестока судьба, как несправедлива она к Зейнаб! Судьба топчет надежды, опрокидывает на нее новые несчастья, погружает в пучину скорби. О, она никогда не благоволила к Зейнаб. И одна лишь ночь — свидетельница ее слез…
Но вскоре Зейнаб опомнилась: ей надо спешить готовить ужин. Она поднялась, наполнила водою кувшин и возвратилась в деревню, идя рядом с Ибрахимом по пустынной дороге. Они условились встретиться на следующий день утром.
Хотя до отъезда осталась только неделя, Ибрахим ходил в поле, как обычно, только перестал работать по ночам. Поэтому и назначил Зейнаб встречу утром под тем же деревом.
Зейнаб всю ночь провела в тяжелых сновидениях. Когда они встретились, она рассказала ему один из мучивших ее кошмаров: она видела во сне, что он идет ночью по пустыне, в черном плаще, низко опустив голову. Огромный черный раб приближается к нему, держа в руке письмо. Ибрахим читает письмо и заливается слезами. В другом сне Зейнаб видела, будто она лежит недвижимо на своей постели, а рядом стоят мать, сестра, свекровь и Хасан. Она со слезами умоляет их привести к ней Ибрахима. Родные в недоумении. И вот она уже снова одна, все покинули ее, не откликаются на ее зов. Она не помнит, что было дальше…
Ибрахим слушал Зейнаб и думал о том, что через несколько дней он окажется в глуши Судана — этой чужой страны. Кто знает, что он найдет там, какие новые напасти его ожидают. Теперь он — человек подневольный. От этой мысли в нем закипали возмущение и ярость. Увы, он не может внести за себя выкуп! У него нет денег, чтобы купить свободу, как это делают другие, имущие.
Вот какова справедливость в нашей стране! Богатый у нас избавлен от военной службы, а бедняка заставляют тянуть солдатскую лямку, и возвратится он домой замученный до полусмерти.
Зейнаб с Ибрахимом сидели вместе, пока солнце не поднялось уже высоко. Потом Зейнаб вернулась Домой, чтобы взять обед и снести Хасану. Когда наступил вечер и женщины потянулись за водой, на дороге вдруг появился Хамид. Он шел один, о чем‑то глубоко задумавшись. Увидев Ибрахима, он поздоровался с ним и спросил, сильно ли он горюет, что его забирают в армию.
— Клянусь аллахом, — ответил Ибрахим, — я исполню свой долг. Одно меня удручает — я не знаю, что я должен буду делать. Выходит, господин Хамид, того гляди, мы будем завоевывать еще и западные районы или же вступим в Тунис! Но ведь там ли, здесь ли, — на нашей шее сидят англичане. Так не их ли это дело — воевать, раз уж они наши правители?
— Не горюй! Пройдет немного времени, и ты вернешься домой, — утешил его Хамид.
Но еще долго размышлял Хамид об ответе этого простого феллаха. Если бы тот шел сражаться за свою родину, у него было бы другое настроение, он бы верил, что вернется победителем и тогда будет что порассказать и о подвигах товарищей и о своих собственных, о солдатах и об офицерах. Но сейчас он идет сражаться под началом хозяйничающих в его стране англичан, ради их же выгоды. Вот что возмущает его!
Потом Хамид подумал, что, может быть, Ибрахим ошибается, что он недальновиден. В конце концов, он ведь представляет свою нацию и ее армию. Пусть сегодня солдат — звание не почетное, но время воздаст ему должное, назвав солдата связующим звеном между древним великим войском и войском будущего. Ибрахим же — простой крестьянин и потому не понимает подобных вещей.
Хамид медленно скрылся из виду, а Ибрахим все стоял на месте, глядя на идущих к каналу женщин. Где же та, которая скрасит его одиночество?
Каждый день он встречается с Зейнаб, и они клянутся друг другу навек остаться верными своему обету. Она обещает сохранить в сердце любовь к нему, что бы ни случилось. А он обещает помнить ее среди грохота пушек и даже в клыках кровавой смерти. Потом они, не отрывая друг от друга глаз, залитых слезами, замирают в молчании, пока не наступает время расставания.
Завтра Ибрахим уезжает. Друзья устроили ему проводы. Едва зашло солнце, как двор дома Ибрахима начал наполняться юношами и девушками. Пришли все его приятели: Хасан, Амир, Хасанейн и их братья. Появился и Атыйя с дарабуккой — маленьким барабаном[28]. Присутствующие оживились, освободили ему место. Гости беседовали друг с другом, а ночь меж тем окутывала своим покрывалом небо и землю. Со всех сторон слышались шутки, звучал смех.
Время течет быстро для того, у кого все благополучно. Атыйя бил в барабанчик, другие гости хлопали в ладоши и танцевали, как будто прибыл гонец с доброй вестью. Вечеринка затянулась до глубокой ночи, потом друзья один за другим начали расходиться, желая Ибрахиму счастья. Шум сменился тишиною. В доме воцарилось такое молчание, что стали слышны удары сердца. С Ибрахимом остались только самые близкие друзья. Они сидели, вспоминая прошлое, и утешали Ибрахима, говоря, что он скора вернется. Наконец и они ушли; завтра они встретятся на станции.
Один Хасан не ушел домой; он провел со своим другом всю ночь. Всякий раз, когда друзья вспоминали о скорой разлуке, горячие слезы струились из их глаз — безмолвные свидетели человеческих страданий. Ибрахим, пристально глядя в черное небо, жаловался ему на свою бедность и злую долю. Не разве небо услышит его мольбу? Оно ведь так далеко!..
Он, Ибрахим, бедняк и потому не может добыть себе свободу. Ему не только не дозволяется сидеть вместе с другими на ковре равенства, но он не может даже помыслить о справедливости. У него нет свободы, и потому он не властен над своей судьбой. Его гонят в армию. У большинства народов служить в армии почетно, но зато у некоторых — это унижение и позор. В первом случае армия призвана защищать народ, его свободу и престиж. Во втором — военная служба символизирует покорность иностранным хозяевам, борьбу против своего же народа, содействие его угнетению.
Есть ли справедливость на земле или на небе, пока в мире существуют богатые и бедные, сильные и слабые? Бесполезно стремиться к ней, тщетны даже самые мечты о свободе, пока человек не может избавиться от угнетения. Он освободится только в тот день, когда силы его окрепнут и он сможет одолеть своего тирана.
Но напрасны все страдания и жалобы Ибрахима. Ему остается только гнуть спину под властью сильных мира сего, довольствоваться своим уделом и куском хлеба насущного, пока он не найдет сотоварищей, таких же бедняков‑тружеников, вместе с которыми он освободит народ от гнета и отомстит жестоким поработителям. Ему остается только молчать, пока не придет день, когда слово его непременно будет услышано. Оно, это слово, ударит набатом в уши хозяев, угнетателей. Ударит так, что они испугаются этого слова, прислушаются к нему, поймут его смысл и смирятся перед ним.
Ибрахим беден, и поэтому ему суждено изгнание. Поэтому он должен покинуть свою старую, одинокую мать. Поэтому он должен расстаться с друзьями, которые любят его. Расстаться с Зейнаб, которая проливает слезы разлуки, расстаться с зелеными полями хлопка и клевера, с деревьями и каналами, с этими бескрайними цветущими просторами. Поэтому его бросают в раскаленную пустыню, где нет ни деревьев, ни трав, а только бродят дикие звери. Да, если бы у него были двадцать фунтов, он бы спасся. Какая несправедливость! Какая жестокость!
Но от судьбы нет спасения, а потому лучше смириться перед ней, ибо роптать на нее бессмысленно. Ибрахим пытался представить себе военную службу, ее хорошие стороны: ведь он повидает новые земли, познакомится с новыми людьми, о которых рассказывают легенды, научится стрелять, ходить строем вместе со своими соотечественниками в военной форме. Эти мысли до некоторой степени отвлекли его, и незадолго до зари он уснул.
Утром Хасан привел Ибрахима к себе в дом. Ибрахим простился с дядюшкой Халилом, его женой и дочерьми. Когда Хасан пошел переодеваться, в комнату заглянула Зейнаб, но тотчас вышла, вся дрожа, с трудом владея собой. Ее душили слезы, она испила всю меру горечи этого убийственного часа, часа расставания с любимым.
После этой встречи она больше не увидит Ибрахима. От этой мысли ей стало так горько, что она отозвала Ибрахима в другую комнату под тем предлогом, что ей надо поговорить с ним о каких‑то делах. Как только они очутились вдвоем, она обняла его, прижала к груди и разразилась рыданиями. Душа ее разрывалась от горя. Ибрахим тоже страдал: кто знает, может, они расстаются навсегда? О, тяжкий час! Последнее прости!
Силы оставили их, они молчали, только обильные слезы струились из их глаз. О, святость последнего свидания! Они сидели так до тех пор, пока не услышали голос Хасана, спускавшегося сверху. Зейнаб сжала Ибрахима в объятиях, поцеловала его последний раз и голосом, прерывающимся от слез, произнесла: