В холле они столкнулись со слугой-японцем, который прошел мимо, словно они и не существовали. В руке он нес «дипломат», который, войдя в гостиную, положил перед мистером Клиффордом.
— Благодарю вас, Сен. Вам удалось найти то, о чем я вас просил?
— Да, сэр.
— Можете идти. Мы останемся в «Клиффхэвене» до поимки беглеца. Я дам вам знать, когда мы поедем домой.
— Очень хорошо, сэр.
Шарлотта и Маргарет поднялись на три лестничных марша и вошли в роскошную ванную. Зеркало во всю стену, ванна, скорее, небольшой бассейн, где с лихвой хватило бы места пятерым, еще одна, с установкой гидромассажа. А с потолка свисала хрустальная люстра. Такого Маргарет не видела даже в больших европейских отелях.
— Раздевайтесь, — приказала Шарлотта.
Маргарет повернулась, шагнула к ней, пристально посмотрела в глаза.
— Не буду.
— Доктор Браун, вы не первая женщина, которую привели на допрос. Они всегда раздевались, рано или поздно. Поздно означает, что нам придется воспользоваться некоторыми приемами, которым нас обучили аккурат для таких случаев.
— Вы понимаете, что совершаете преступление?
— Так квалифицируются мои действия за пределами «Клиффхэвена». А здесь я лишь следую правилам, которые действуют на его территории. Раздевайтесь!
— Не буду.
Шарлотта приоткрыла дверь.
— Клит!
Секунду спустя тот вошел в ванную.
— Доктор Браун не внимает моим просьбам, — пожаловалась Шарлотта.
— Напрасно вы упрямитесь, — заметил Клит.
Шарлотта достала из кармана наручники и бросила их Клиту. Он стоял позади Маргарет, и ей пришлось повернуться к нему лицом. Клит тут же перебросил наручники Шарлотте. Маргарет повернулась уже к ней, и в следующее мгновение руки Клита железной хваткой сжали ее локти. Подскочившая Шарлотта защелкнула наручники.
— Видите, к чему приводят ваши капризы? Спасибо, Клит.
Клит вышел из ванной.
— Теперь мне придется раздевать вас с этими наручниками.
— Вы не посмеете!
— Ладно, пусть будет по-вашему, — Шарлотта закурила и, вытянув вперед левую руку с сигаретой, двинулась на Маргарет.
Та отпрянула назад.
— Осторожно, милая. Упадете в ванну.
Маргарет оглянулась. И в этот момент Шарлотта схватилась за воротник рубашки и с силой рванула вниз, разорвав ее сверху донизу.
— Тварь! — воскликнула Маргарет.
— Вы вышли замуж за еврея. Кто из нас тварь? — огрызнулась Шарлотта.
В дверь постучали.
— Мы теряем время, — в голосе мистера Клиффорда слышалось недовольство. — Вам не нужна помощь?
— Вы позволите снять остальное или будете сопротивляться? — спросила Шарлотта.
Физическое сопротивление бессмысленно. Если Шарлотта не разденет ее, это сделают мужчины. Бороться надо с их вопросами. Пусть они смотрят на голое тело. Что мне до этого? Или таким образом они хотят подавить мою волю?
— Ну? — голос мистера Клиффорда.
— Мне кажется, она сейчас разденется, — ответила Шарлотта.
— Поторопитесь, — и шаги мистера Клиффорда затихли вдали.
— Могу я выкинуть сигарету? — спросила Шарлотта.
Маргарет кивнула.
Шарлотта подошла к унитазу, подняла крышку, бросила сигарету и спустила воду.
— Не хотите попользоваться туалетом, дорогая?
— Не зовите меня «дорогая»!
— Хотите облегчиться или нет?
— Нет.
Шарлотта расстегнула пуговицу за левом рукаве рубашки, разорвала его, повторила ту же процедуру с правым рукавом, осторожно сняла с Маргарет остатки рубашки, расстегнула бюстгальтер. Он свалился с груди на живот: скованные руки, прижатые к бокам, не давали ему упасть.
Шарлотта встала перед Маргарет.
Она смотрит на мою грудь!
— Зря вы надели брюки.
— Я сама сниму их и бюстгальтер, если вы освободите мне руки.
Шарлотта задумалась. Чтобы надеть наручники, вновь придется звать Клита. Без них ее не станут допрашивать.
— Ничего, я управлюсь.
Она вытянула бюстгальтер, бросила его на пол, расстегнула верхнюю пуговицу, молнию, стянула брюки вниз.
— Черт, — пробормотала Шарлотта, увидев еще и колготки.
С ними она обошлась проще, разодрав по шву на две части.
Маргарет едва не упала, выбираясь из вороха одежды у ее ног.
— Благодарю за содействие, — Шарлотта открыла дверь. — Вы пойдете первой.
Маргарет поймала свое отражение в зеркале. Думай, что они тоже голые, приказала она себе.
— Идите, — Шарлотта толкнула ее в спину.
Маргарет неторопливо спустилась по лестнице. Входя в гостиную, выпрямилась во весь рост и втянула живот. Мистер Клиффорд указал ей на стул с высокой спинкой, стоящий перед полукругом удобных кресел, в которых расположились мужчины.
— Спасибо, Шарлотта, — кивнул мистер Клиффорд. — Если вы понадобитесь, я позвоню.
Маргарет не хотелось, чтобы она уходила. А эти животные смотрели на нее во все глаза.
Маргарет села. Когда она положила ногу на ногу, мистер Клиффорд улыбнулся, как бы показывая, что это единственное послабление, которое они могут ей позволить.
— Доктор Браун, — начал мистер Клиффорд, — вам, разумеется, известно, что ваш муж предпринял глупую попытку убежать от нас.
Маргарет промолчала.
— Вы можете ничего не говорить, за исключением тех случаев, когда вопрос будет адресован непосредственно вам, — пояснил мистер Клиффорд. — Несомненно, вы и ваш муж после первой неудачной попытки спуститься вниз по дороге решили, что же делать дальше. Каким образом вы намеревались покинуть «Клиффхэвен»? Можете отвечать.
Маргарет молчала.
— Я, естественно, рассчитываю на вашу помощь. Видите ли, доктор Браун, в «Клиффхэвене» вы — инородное тело, если не учитывать то прискорбное обстоятельство, что вы, будучи молодой и неопытной, вышли замуж за еврея.
— Мистер Клиффорд, — как только она произнесла первое слово, все тут же подобрались, — почему вас так занимают евреи? Меня вот никогда не волновала национальность.
— Доктор Браун, — процедил мужчина, которого назвали Джорджем Уайттейкером, — вы находитесь здесь, чтобы отвечать на вопросы, а не задавать их.
— О, ничего страшного, Джордж, — остановил своего управляющего мистер Клиффорд. — Пусть это будет дружеская беседа между неевреями, так, доктор Браун? Взглянув на историю нашей страны за последние сорок лет, нельзя не отметить степень влияния евреев на прессу. Если им не принадлежат все газеты, то они контролируют наиболее влиятельные из них, не говоря уже о других средствах массовой информации. Си-би-эс, Эй-би-си, Голливуд, наша культура, как массовая, так и элитарная, подвержена постоянной эрозии еврейским образом мышления. Хотя у нас еще не избирали президента-еврея, вы, доктор Браун, я в этом уверен, обратили внимание, что среди его ближайших помощников обязательно встретятся один-два еврея. Так было при Рузвельте, Трумэне, Эйзенхауэре, Кеннеди, Никсоне, так продолжается и теперь. Мы пристально следим за этим, и нас не обманешь изменением фамилии или формы носа. Вы, конечно, можете спросить, а что в этом плохого?
Ждал ли он ответа? Похоже, что нет.
— Евреи — мигранты, — продолжил мистер Клиффорд. — Они не принадлежат ни Америке, ни какой-либо другой стране, за исключением клочка земли на Ближнем Востоке. И, тем не менее, эти временные постояльцы отравляют наше общество. Подрывают наши духовные устои. Они не верят ни во что, кроме своего умения подзуживать, манипулировать людьми, торговаться, выступая в роли ничего не создающих посредников. Они — эксплуататоры и спекулянты, эти враждебные нам иностранцы, не имеющие ничего общего с нашей Америкой!
Маргарет могла представить себе, какой эффект производили эти речи на молодых калифорнийских недоучек вроде Клита.
— А что сделал бы ваш муж, если б не добился успеха в выбранной им сфере бизнеса? Сами знаете, ответ только один. Он занялся бы чем-либо иным. Евреи, когда их прижимают, склонны идти на переговоры, в этом они большие доки. И, скорее всего, их реакцией на принимаемые нами меры будет стремление уехать в другую страну, туда, где они без помех смогут продолжать свою дьявольскую деятельность. Даже совершив единственную ошибку, вы, не принадлежа к этому племени, должны согласиться, что мои выводы ясны, логичны и базируются на фактическом материале, который без труда можно почерпнуть в нашей истории.
Мистер Клиффорд встал и подошел к Маргарет. Умная женщина. Он с удовольствием обсудил бы с ней некоторые аспекты своей генетической теории. Она поняла бы суть находок Ван ден Гаага. Но не здесь и не сейчас.
— Где намеревался спрятаться ваш муж?
— Не знаю.
— Не лгите мне! — мистер Клиффорд с силой ударил ее по лицу. — Он не мог не сказать вам.
