Я держу себя в руках, пока шагаю по коридору, по посыпанной гравием дорожке, мимо пьющих соседей, которые к этому времени включили классический рок. Все нормально, пока я снова не поворачиваюсь к дому и не смотрю на его квартиру, воображая, что человек, из-за которого умерла Мэг, – это чудовище и отец – готовит своему сыну сэндвич.
Всхлип поднимается из самой глубины, словно он гноился там несколько дней, а может, даже недель, месяцев или даже гораздо дольше. И я уже не могу сдерживаться, но и не могу сделать это, когда он рядом. Вот что по-настоящему опасно.
И я бросаюсь бежать.
Я несусь по пыльным улицам, взбивая песок, который летит мне в нос. Кто-то движется мне навстречу. Поначалу я принимаю его за мираж, я за последнее время столько на них насмотрелась. Но только он не пропадает по мере приближения. Наоборот, увидев, что я в слезах, он тоже бросается бежать.
– Что случилось? – повторяет он снова и снова, и его глаза горят не просто беспокойством, а страхом. – Он что-то тебе сделал?
Если бы я даже могла говорить, я не знаю, что сказать. Он чудовище и в то же время человек. Он ее убил, и в то же время она сама себя убила. Я отыскала Брэдфорда, но ничего не нашла. От песка, пыли, соплей и горя я не могу дышать. Бэн все спрашивает, сделал ли он мне что-нибудь, я хочу его успокоить, что нет, он меня не обидел, не тронул, ничего такого. В итоге у меня вырывается сбивчивое:
– У него есть сын.
Я пытаюсь объяснить. Сын-подросток. Которого он защищает и любит, хотя Мэг уговорил покончить с собой и меня пытался. Но слова не идут. Но Бэн был вчера со мной в Траки. Может, поэтому он и так понимает. А может, дело в том, что мы с ним всегда друг друга понимали.
– Вот херня, – говорит он и раскрывает руки для объятия, словно для него это привычное дело. А я так же на автомате иду ему навстречу, словно привыкла к тому, что меня обнимают. Его руки смыкаются вокруг меня, а я плачу. По Мэг, которая покинула меня навсегда. По Гарсиасам, которых, видимо, в моей жизни теперь тоже больше не будет. По отцу, которого у меня никогда не было, и по матери, которая есть. По Упоротому Ричарду и той семье, в которой он вырос. По Бэну и той семье, которой ему не досталось. И по себе самой.
38
Через какое-то время я успокаиваюсь, и мы идем по дорожке вдоль реки. Уже вечер, но катера и водные мотоциклы еще гоняют вовсю. Могучая Колорадо кажется не столько одной из главных рек страны, сколько заасфальтированным акведуком. Как и все остальное в этой поездке, она не такая, как я надеялась. Говорю Бэну, что мне просто не верится, что это и есть великая Колорадо.
– Идем со мной, – и я следую за ним по лодочному трапу к воде. – У меня раньше над кроватью висела большая карта. – Он опускается на колени возле воды. – Колорадо начинается в Скалистых, потом разрезает Большой каньон, а потом течет аж до Мексиканского залива. Здесь она, может, и не особое впечатление производит, – он зачерпывает воду руками, – но если взять эту воду, то в ней есть частицы Скалистых гор и Большого каньона.
Бэн поворачивается ко мне, я подставляю ладони, он раскрывает свои руки, и речная вода, побывавшая в неизведанных местах и знающая столько всяких несказанных историй, перетекает от него ко мне.
– Ты всегда знаешь, что сказать, чтобы стало лучше, – говорю я очень тихо, и мне кажется, что мои слова не были слышны за ревом моторов.
Но нет, он услышал.
– В первую нашу встречу тебе так не показалось.
Нет. Он ошибается. Хотя я этого Бэна МакКаллистера и ненавидела, в нем всегда было что-то такое, от чего все становилось лучше. Может, за это я его и ненавидела. Потому что лучше быть не должно. Как минимум с ним.
– Извини, – говорю я.
Он берет меня за запястья, и я тоже хватаюсь за него еще мокрыми от этой таинственной реки руками.
Я его не отпускаю, Бэн тоже, так что между нами остается прослойка речной воды до самого мотеля, где, войдя в наш раскаленный номер, мы начинаем целоваться. Поцелуй этот такой же жадный, как и тот, несколько месяцев назад у него дома, но в то же время другой. Словно мы открываем себя друг другу. Мы целуемся. Моя блузка падает на пол. Его рубашка тоже. Так приятно чувствовать его кожу своей. И мне хочется большего. Я стягиваю с него джинсы. Расстегиваю юбку.
Бэн перестает целовать меня.
– Ты уверена? – спрашивает он. Его глаза снова поменяли цвет на чернильно-синий, как у новорожденного.
Уверена.
Сплетясь конечностями, мы добираемся до кровати. Он теплый, напряженный, но в то же время сдержанный.
– Презерватив есть? – спрашиваю я.
Наклонившись, Бэн достает из бумажника блестящую упаковку.
– Ты уверена? – повторяет он.
Я тяну его к себе.
Когда все происходит, я начинаю плакать.
– Остановиться? – спрашивает Бэн.
Нет, этого я не хочу. Хотя оказывается больно – больнее, чем я ожидала, – но плачу я не из-за боли. Я плачу от избытка чувств.
39
Затем Бэн засыпает, так и не разжав объятий. В номере градусов тридцать – несчастный кашляющий кондиционер в окне не справляется с безжалостной жарой пустыни, – да и сам Бэн горячий, как печка. Но я лежу, не шевелясь, хотя мне жарко, и я вся вспотела. Я не хочу двигаться, и в итоге засыпаю. За ночь я просыпаюсь множество раз, и руки Бэна каждый раз неизменно сомкнуты вокруг меня.
Только когда я просыпаюсь утром, это уже не так, и мне холодно, даже несмотря на то, что номер за ночь не остыл, наоборот, снова начал нагреваться. Я сажусь. Бэна и след простыл, а его вещи аккуратно сложены в углу.
Я иду в душ. Между ног болит, я же только что лишилась девственности. Мэг очень нравилось, что я, такая крутая и сексапильная, еще девочка. Но теперь уже нет. Если бы она не ушла, я бы ей рассказала.
В душе ледяной холод, хотя тоже не из-за температуры воды. А потому, что до меня вдруг доходит, что я не смогла бы рассказать. Ведь я сделала это с ним. С Бэном. А она с ним была первая. Пусть и всего один раз.
Я ее трахнул. Так он сказал.
Но со мной все иначе. Мы первым делом стали друзьями.
Тут я резко вспоминаю и остальной разговор. Мы дружили до того, как все покатилось к чертям. И еще позднее: А после того, как трахнешь друга, все портится.
Нет. У нас все по-другому.
– Я другая, – говорю я вслух. И чуть не начинаю смеяться. Сколько еще девчонок Бэна МакКаллистера убеждали себя в этом в душе на следующее утро?
У меня перед глазами мелькают лица: отец; ненависть к нему на лице той девчонки; яростный вид Брэдфорда, когда я сказала ему о сыне, разнообразные оттенки отвращения на лице Бэна, которые, несомненно, отражались и в моих глазах.
Вспоминается одно из первых его писем, которое я прочитала. То, с которого все это началось.
Отстань от меня.
Через картонные стены слышно, как открывается и закрывается дверь. Я выключаю воду, мне становится неловко, что я пришла в ванную, оставив всю одежду в комнате. Я заворачиваюсь во все полотенца, какие только могу найти, и на цыпочках иду к своему рюкзаку.
– Привет, – говорит Бэн. Краем глаза я вижу, что и он на меня не смотрит.
– Привет, – отвечаю я, сосредоточив взгляд на куче своей одежды.
Он начинает что-то говорить, но я перебиваю.
– Погоди. Дай оденусь.
– А, хорошо.
Вернувшись в ванную, я надеваю шорты, уже слишком грязные даже для меня, футболку, и вытираюсь до конца, стараясь не думать о том, как Бэн на меня не смотрел.
Вдохнув поглубже, я открываю дверь. Он готовит какой-то напиток. Так и не поднимая глаз, он начинает говорить очень быстро.
– Я вознамерился отыскать холодный кофе. По всей видимости, «Старбаксы» тут есть, но только в казино, а играть мне не хотелось. А в других местах холодный не подают, даже в настоящей кофейне. В итоге я купил типа свежий горячий кофе и лед, думаю, должно получиться.
Он трещит со скоростью полтора километра в минуту – о холодном кофе с какими-то такими кофейными подробностями, которые я раньше только от Элис слышала. И все еще не смотрит на меня.
– Смешал пополам с молоком, – продолжает он. – Холодный я почему-то больше с ним люблю. Так как будто похоже на мороженое.
Да прекрати ты о кофе говорить! – хочу крикнуть я. Но вместо этого молча киваю.
– Хочешь пойти подкрепиться перед дорогой, или лучше держаться друг от друга на расстоянии?
Вчера Бэн сказал, что разница между нами в том, что он учится на ошибках. И он прав. А я дура.
– Я за расстояние, – отвечаю я.
Его взгляд на миг перескакивает на меня, а затем так же быстро убегает, словно я ответила правильно.
– Отлично. Как хочешь.
Я хочу быть с тобой. Хочу снова лечь в кровать и чтобы он меня держал. Но я знаю, что так не бывает. Когда переспишь с барменом, бесплатной выпивке конец. Этому меня Триша научила. И Мэг. И сам Бэн. Ведь он сам рассказал мне, каков он.
