Я хотел отрезать разом. Быстро и без слез. Без сцен.
— Лита, я собираюсь жениться.
Она вскинула руки к горлу.
— На этой девочке в дубленке с капюшоном, с которой ты гуляешь?..
— Поэтому я не хочу, чтобы ты надеялась или ждала: я не позволю тебе больше.
Никогда.
Она вскрикнула, закрыв лицо ладонями:
— Нет, Алешенька!..
Повернулась и пошла. Я знал, что больше не увижу ее никогда.
Она лежала голой в ванне, и ее распущенные волосы свешивались через край, горячая вода в ней превращалась из красной в гранатовую. Из гранатовой в бордовую. Лак ногтей сливался с цветом воды.
Она вспорола вены на обеих руках. Бритвой, которую взяла когда-то у меня.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ
О, дай нам Бог сойти с ума.
Страдания души — как их передать…
Самым трудным оказалось сообщить мамуле, что я собрался жениться на Вике.
Виктория старалась смягчить ее и подготовить. Мы сидим после театра в их уютной столовой и пьем душистый чай: я с вареньем, а они с шоколадом.
— Мамуля, Алеша хочет тебе кое-что сказать.
— Да, Алексей, я вас внимательно слушаю.
Согласно книге, первая стадия ритуала — сватовство. Я принес для этой цели бутылку водки, палку колбасы и свежевыпеченный хлеб. Но они так и остались стоять-лежать в прихожей. Какие говорить первые слова в книге не было, вернее, было — но для девятнадцатого века.
— Дело в том, что я… что мы… как бы это точнее сказать…
— Что-то я раньше не замечала, чтобы у Алеши были трудности с русским языком.
— Мамуля, Алеша хотел сказать, что…
Вика пыталась мне помочь.
— Я хотел вам сказать… Как это выразить… Я хотел просить у вас руки вашей дочери…
— Вот она, ее рука, — она взяла и положила Викину руку на мою, — чего тут просить.
— Я хотел сказать, что я хочу… — я запнулся.
— Тáк, продолжай, не бойся.
— … жениться на Виктории.
— Серьезно?
— Абсолютно.
Ее брови в изумлении поднялись.
— На моей Виктории?
Мое сердце уже влезло в горло.
— Мамуля, конечно, на твоей, на какой еще. Ведь не пришел же он к тебе просить руки какой-нибудь другой Виктории.
Попыталась пошутить Вика и разрядить.
— Кто знает, сейчас такие времена — ничего не понятно. А ты уж не бери на себя много — в Москве ты не одна Виктория. Итак, Алеша, где вы остановились?
Я протолкнул сердце назад из горла в грудь.
— Я хочу жениться на Виктории Богдановой — вашей дочке.
Она сидела неподвижно, замерев, и вдруг по щеке ее покатилась слеза.
— Мамуля, — сказала Вика наигранно бодрым голосом.
— Спасибо, Алексей, что вы подумали сообщить мне об этом. А вы сказали вашим родителям?
— Да, они не возражают.
— Значит, я — последний камень преткновения?
— Мамуля, ну что ты говоришь!
— Я просто не могу поверить, что моя дочь уже невеста.
— Значит, ты согласна? — обрадовалась Вика.
— Не так быстро сказка сказывается, не так быстро, Викуля. Вы хотите получить мое благословение. Но прежде чем я его дам, я хочу быть уверена, что вы оба осознаете, что такое брак и супружеская жизнь. Какие обязательства это накладывает. Если Алексей мне позволит, я хотела задать вам несколько, возможно деликатных, вопросов.
Сердце опять полезло в горло.
— Да, пожалуйста.
— Где вы думаете жить?
— Будем снимать квартиру, а потом купим свою.
— На что вы будете жить?
— Мамуля, я снимаюсь в кино, зарабатываю деньги.
— Не смеши меня, это не деньги.
— Естественно, я буду работать, как получу диплом. Плюс…
— Вы дарите Вике дорогие подарки, одеваете ее в красивые вещи, я не спрашиваю, Алексей, откуда. Вы мужчина, это мне нравится. Но вдруг источник ваш иссякнет, что тогда?
— Она добрая девочка и заслужила.
— Безусловно, она моя дочь, уже одно это!.. — Она пошутила и улыбнулась своей звездной улыбкой.
Потом подумала:
— Я с удовольствием буду вам помогать, но вдруг мне перестанут давать роли. В этом государстве все возможно…
Это было единственное, что она когда-либо сказала о «государстве».
— Мамуля, никто не согласится, чтобы ты помогала двум молодым и здоровым людям.
— А я и спрашивать не буду!
Она сказала точно, как ее героини на экране, мы рассмеялись.
— Я никогда не думала, что ты такая «материалистка», мамуля! А душа? А чувства?
— Не для себя. Мне очень нравится Алеша и, как ни странно, нравишься ты. И я не хочу, чтобы ваша молодая жизнь состояла из лишений, мыканий и поисков необходимого для выживания. А из радости и счастья.
— Все через это проходят, мамуля.
— Я не хочу, чтобы через это проходила ты, моя дочь! Я прошла уже все и за себя, и за тебя — вдвойне. Втройне. И заплатила всем, кому должна, на много жизней вперед.
— Хорошо, мамуля, только не волнуйся.
— Вот вам мой ответ, Алексей.
Мы замерли.
— Вике еще учиться в институте чуть больше года. Пусть свадьба будет, когда она его закончит. К тому же выйдет новый фильм ее на экраны и, возможно, ей, уже как известной актрисе, дадут квартиру. (Ха-ха. Она засмеялась сама для себя.) И если вы за это время не передумаете своего решения, а утвердитесь в нем, то я благословляю вас, обоих. Это будет ваш «испытательный срок». А теперь, — она улыбнулась своей единственной улыбкой, видя наши кислые лица, — давай, Викуля, шампанское, и мы выпьем за жениха и невесту! И, Алексей, что-то там у вас необыкновенно вкусно пахнет в пакете, не стесняйтесь, несите!
Зоя Богданова, совершенная актриса, сама разлила нам в бокалы шампанского.
— За вашу помолвку! — произнесла она и выпила до дна.
Позже Вика мне сказала, оценивая происходящее:
— Я первый раз видела, как мамуля пьет шампанское, до дна.
Мы обсуждали с «невестой» целый вечер, гуляя по снегу, мое сватовство.
Удивил нас ее названый папа, советский писатель, который сообщил, что им нужна чистая кровь. Причем в самой Вике было уже две крови. А его крови в ней не было ни капли.
Теперь, когда я считался женихом, а она невестой, нас приглашали в известные дома на обеды: в дома актеров, режиссеров, сценаристов, писателей, поэтов. Нашей юности завидовали, и каждый просил: обязательно пригласить на свадьбу.
В один из вечеров я решил пригласить дочь и маму в ресторан ЦДЛ, чтобы отпраздновать нашу помолвку. Каждую минуту к знаменитой актрисе подбегали за автографами, выразить свое восхищение, восторг; каждые пять минут ей посылались на стол шампанское и коньяк, которые она не пила, и рассеянно улыбалась. Поэтому она редко когда ходила или появлялась в публичных местах, предпочитая обеды в своем доме.
— Теперь вы понимаете, Алеша, как я пополняю запасы нашего бара в доме?!
Иногда, когда Вика была на воскресных съемках, я брал у отца машину (говоря, кто в ней будет ездить) и возил Зою Петровну по всяким мелким и крупным делам. Ей нравилось, как я быстро вожу машину, и она жалела, что у нее нет такого шофера. Я жалел тоже…
Позднее мы заезжали за Викой на студию и после съемок ехали на обязательный обед к известной актрисе. И восходящей.
Я разливал вино, развлекая звезду разговорами и меткими наблюдениями, описывая, где мы были и что мы видели. Вика принимала душ и выходила посвежевшая и порозовевшая. И мы садились обедать за накрытый стол под круглым малиновым абажуром.
И внутри у меня разливался покой. Я наконец-то вырвался из ада и тюрьмы: следователей, судов, венерических диспансеров, следствий и преступников, прокуроров и улик.
Повеяло — свежим, легким воздухом в моей никчемной жизни.
Актриса уехала на встречу со зрителями, мы полулежим с Викой на диване и смотрим телевизор. По телевизору идет мура, стоило его создавать. (Русскому инженеру в Америке — Зворыкину. Сколько их Россия потеряла.)
Она целует меня в губы и спрашивает:
— Чем ты занимался эту неделю, когда не было меня?
Она была на съемках в Суздале.
— Написал рассказ.
— Не может быть! Дай почитать!
— В прихожей, в моем пакете.
Она вспархивает, возвращаясь с несколькими страничками.
Залпом читает и удивленно смотрит на меня:
— Это же история моей мамы.
— Это просто история, там много гипербол и символов.
— Ты не можешь это опубликовать: тебя посадят, да и у мамы будут неприятности. Ее судьбу предпочитают держать в тайне.
Я взял машинописные странички и разорвал пополам.
— Никаких проблем!
— Зачем? — вскинулась она. — Это талантливо написано! — и забрала у меня две половинки, унеся их в кабинет.
На этом я закончился, как писатель. Рассказ назывался «Актриса», первоначально «Баллада об актрисе». И больше никогда в жизни не писал.