— Тебе-то чего, — повторил я. — Вот вечно ты такой: мне-то чего… Если без премий останетесь, что делать будете?
— Ясно что, — Протасов скривился еще сильнее. — Уволимся. Всей разработкой. Чего неясного?
— Уволишься ты, — передразнил я. — Знаешь что, Протасов, ведь нихера же ты не уволишься. Кишка у тебя тонка уволиться. Ты только ныть и шантажировать умеешь, а сам уже врос в «Натив» своей жирной задницей.
Протасов молчал, и хотя его поросячьи глазки ничего не выражали, на лбу пролегла глубокая складка. Привык он, что может хамить всем вволю, а ему не отвечают — связываться не хотят.
— Действительно, Кирюша, почему бы тебе не уволиться? — я чуть подался вперед. — Тебя же, наверно, офферами закидают на другой день? Или… нет? Или ты замаешься объяснять эйчарам, почему уже пять лет сидишь на одном продукте без развития? Новые языки программирования небось неохота осваивать, а на одном твоем любимом С++ теперь далеко не уедешь. Видал, какие теперь требования к тим-лидам?
Протасов быстро зыркнул в сторону. Разумеется, все он видал. Реклама, из каждого утюга орущая, что в IT нужен каждый, бессовестно врет. Рынок труда давно перегрелся, и компании предъявляют к соискателям несусветные требования — могут себе позволить. Если бы по этому принципу нанимали строителей, то от плотника, задача которого — строгать доски, на собеседовании требовали бы умения спроектировать и в одно лицо отстроить дом.
— И даже если хард-скиллы ты как-то подтянешь, не пальцем деланный, — продолжал давить я, — то с софт-скиллами как будешь выкручиваться, а?
Протасов окончательно надвинул лоб на нос. Это он тоже великолепно понимал. На айтишном сленге хард-скиллами называли профессиональные навыки, а софт-скиллами — умение договариваться с людьми. С каждым годом значение софт-скиллов росло, в айтишниках все больше ценились улыбчивость и покладистость; эпоха сумрачных гениев уходила в прошлое.
— Но даже если каким-то чудом ты просочишься через тупеньких эйчаров и докажешь, что можешь возглавлять команду, условия-то уже другие тебе поставят. Не сам сроки устанавливать левой пяткой будешь, а станешь бегать по спринтам, как миленький. И гарем твой, который смотрит тебе в рот, никто не даст за собой тащить. Дадут новых сотрудников, балованных да борзых. Да еще и девки будут среди них, и придется с ними возиться, потому что никто не станет менять правила ради твоих бесценных комплексов.
Протасов помолчал, глядя на меня исподлобья, потом спросил почти миролюбиво:
— Чего выпендриваешься, генеральный? ПМС разыгрался? Делать-то предлагаешь что?
* * *
— Программисты решили, что мы им недоплачиваем.
Я выложил на стол перед Дазуровым веер листов А4 — подписанные заявления на увольнение по собственному желанию от всей команды разработки. Верхнее — от Протасова.
— Оп-паньки! — Дазуров весело вскинул мохнатые брови. — Выходит, бунт на корабле? Характер демонстрируют? Ждут, что мы испугаемся и прогнемся под них, да? Как думаешь, трудно будет нам новую команду разработки собрать, Олежка?
— Тут такое дело… — я пожевал губу. — Каждый в отдельности заменяем. Да половину команды заменить можно. Но вот все сразу… Видите ли, программисты — они как тот ремонтник, который берет десятку за удар молотком: десять копеек за сам удар и девять девяносто за то, что знает, куда ударить.
— Наймем нового тим-лида, а он подтянет нормальных ребят. Даже если платить придется больше. Не прогибаться же под беспредельщиков этих!
— Есть нюанс… Айти — большая деревня. Все читают одни ресурсы. А там как статьи по собственно программированию, так и сплетни всякие. Наши там все сидят поголовно. Понапишут о нас такого, что ни один приличный прогер к нам на пушечный выстрел не сунется. Разве что совсем уж с голодухи, но пока не такая ситуация на рынке. Ведь не один и не пять разработчиков уходят, а разом вся команда. Такое бывает… только по очень серьезным причинам.
— Ну какая у них причина, какая? — Дазуров презрительно скривился. — Зарплаты, конечно, и побольше бывают, но много где и поменьше. Мало ли голодных провинциалов приезжает каждый день в Москву… И некоторые с приличным опытом. Зажрались они у тебя, вот и вся причина. Чего такого уж они могут написать?
— Напишут, что «Натив» превратился в галеру.
На самом деле обычно галерами называли конторы, пишущие код на аутсорс, часто по довольно диким ТЗ и всегда в потогонном режиме. Самой адской работой считалась правка индусского кода. А мы все же разрабатываем собственный продукт. Но я понадеялся, что в таких деталях Дазуров не разбирается, а слово слышал и знает, что ничего хорошего оно не означает.
— Галеры! — морда Дазурова стремительно наливалась красным. — Да что твои обалдуи вообще могут знать о галерах! На рыбзавод бы их, селедку чистить по девять часов у конвейера! В «Шестерочку», там кассирши в памперсах работают; отошла от кассы — на тебе штраф! В ночной ларек в гребенях, где гоп-стоп — норма жизни, а ущерб продавец покрывает с зарплаты! В скорую помощь — бомжам обоссанным проломленные головы латать! Нет, все это должны делать другие! А эти будут приползать на работу к полудню, жопы греть в эргономичных креслах, зависать в соцсетях и ныть про галеры!
Я не стал напоминать, что сам-то Дазуров не то чтобы у рыбного конвейера стоит или бомжей отмывает. Он, похоже, вошел в раж. Впервые видел его таким… задетым за живое?
— Выгорание у них! Депрессии, твою мать! Тонкая душевная организация! Мы ревью проводим, чтоб узнать, как им лучше в жопу дуть, а они… Недостаточно положительной обратной связи! Не чувствую вовлеченности в жизнь компании! Секретарша недружелюбно посмотрела! Альтернативное молоко на кухню не завозят! Зажравшиеся потерявшие берега твари, вот кто эти твои айтишники!
— Но они приносят прибыль, — вклинился наконец я.
— Да, прибыль, — Дазуров мгновенно успокоился, словно и не брызгал слюной только что. — Рыночек, что называется, порешал. Но это пока. Рыночек, он, знаешь ли, как то сердце красавицы — склонен к перемене. Вот жахнет очередным дефолтом — и хрен им тогда, а не альтернативное молоко! Ну а пока… Просядем, говоришь, по конверсиям без этой команды?
— Ну в общем да. Новую-то пока соберешь, пока она сработается, пока в архитектуре разберется… Эти твари же еще не документируют ничего толком, берегут свое ноу-хау. Если у конкурентов цена перехода станет ниже — клиенты уйдут, они тупые-то тупые, но деньги считать умеют.
— Деньги все считать умеют, — согласился Дазуров. — Выходит, и прогибаться под вашу разработку зашкварно, и отпускать ее на все четыре стороны — бабки потеряем…
Дазуров барабанил пальцами по столу и смотрел на меня. Я знал решение, но надо было, чтобы Дазуров верил, будто дошел до него сам.
— Вот что, — сказал он наконец. — Если мы увеличим зарплату разработке, будет выглядеть, будто они яйца нам выкрутили. Мы пойдем другим путем. Мы всем увеличим зарплату. У вас как раз консалтинг этот хренов отработал. Чего они там насчитают, всем насрать, тут из правления один деятель схематозит, бабки отмывает через контору племянника… Будем считать, такое вам вышло грейдирование. Ресурс, как говорится, есть.
Я давно догадывался, что российский офис изрядно режет нашу расходную часть в свою пользу. Сейчас, можно сказать, получил официальное подтверждение.
— Вот этого я не видел, — Дазуров брезгливо отодвинул от себя пачку заявлений. — И ты тоже. Верни в кадры. Завтра делаем рассылку о повышении зарплат. Со следующего месяца. Всем на 10 процентов, разработке на 25, но этого в письме не пиши, тут уж лично каждому. И вот после этого пусть пробуют забрать свои заявления. Сразу не отдавайте, покошмарьте как-нибудь, нервы помотайте. Пусть ценят свою работу, с-суки. Ну да сами разберетесь, не дети, чай.
Я с немалым трудом скрыл улыбку. Разумеется, никто вот так спонтанно никуда уходить не собирался, офисные рабы при семье и ипотеке собой не располагают. Но я убедил Протасова, что иначе нам денег из Дахау не выбить, а ребят он в команду отбирал таких, которые слушались его во всем. Шалость удалась.
