Бехбит радостно хлопнул ладонью по обшивке дивана:
— Теперь держись, палачи вместе с подручными! Ай, спасибо, комиссар!
И сейчас же вслед за тем нахмурил брови и почесал в затылке.
— А как же я доставлю оружие в отряд? — спросил он в раздумье. — Если караваном, от лутчеков не отбиться в пути…
— Подумаем, как помочь тебе, — отозвался комиссар и взял трубку телефона. — Дежурный? Командира мусульманской роты Союна Сулеймана ко мне! Сменился с дозора? Все равно. Срочно! Сейчас, товарищи, начнем совещание, — сказал он, положив трубку и обращаясь к членам военной коллегии. — Ты, товарищ Бехбит, тоже оставайся.
ПРИГОДИЛИСЬ ЧАСЫ НА ЦЕПОЧКЕ
Как только погоня скрылась из виду, Абдурашид остановил лошадь. Огляделся. Шагом поехал в сторону крепости. Сумерки сгущались, и он не решился ехать в крепость один, без лутчеков — разнузданные стражники бека ночью могли ограбить его и убить. Дрожа от холода, кутаясь в халат, почти без сна провел ночь в полуразрушенной пустой мазанке. А утром, помятый и усталый, поехал к крепости Старый Чарджуй.
У полураскрытых ворот пять-шесть сарбазов, одетых кто во что, шумно резались в карты; они не заметили, что приближается всадник. Но когда тот оказался в воротах, один из игравших, бросив карты, заорал:
— Эй, ты! Куда? Стой!
Абдурашид даже головы не повернул на окрик. И тотчас все сарбазы вскочили на ноги, похватали валявшиеся поблизости ружья.
— Стой! Стреляем! Остановись! — закричали они на разные голоса.
Но Абдурашид и в самом деле не слыхал их: в ушах у него все еще раздавалось пение пуль. Тогда старшин из сарбазов забежал вперед, охватил под уздцы коня:
— Скотина! Кому говорят? Куда прешься!
Это привело всадника в чувство.
— Еду к сборщику податей его светлости бека, — одерживая злобу, ответил он.
— А чего же не останавливаешься?
— Вот встал. Чего еще?
— Плати штраф.
— Понимаешь, ни одной монеты не захватил! — Абдурашид похлопал себя по карманам халата.
Но начальник сарбазов был не расположен шутить.
— Бросьте-ка его пока в подвал! — приказал он подчиненным.
И, как ни отбивался и ни кричал Абдурашид, его стащили с коня, связали руки и отволокли в сторону.
— Негодяи, что вы делаете? — барахтаясь, кричал он. — Его светлость бек задаст вам жару!
Но стражи были неумолимы. Наконец Абдурашида осенило.
— Ну-ка, освободите мне руку, — совсем другим тоном попросил он. И когда просьбу исполнили, полез в потайной карман под халатом и, вытянув за цепочку золотые часы, молча протянул старшему.
Тот сразу же приказал освободить пленника. Жадные сарбазы сгрудились вокруг старшего, обсуждая, как им разделить добычу. Абдурашид вскочил в седло.
Полчаса спустя он уже рассказывал Искандеру-паше обо всех тревожных событиях прошедшего дня. Бесцветное лицо собеседника было невозмутимо, только в глубине глаз пряталось презрение.
— Плохо, друг мой, — сказал, вставая, Искандер-паша. — Но надо спешить. Поэтому…
И он коротко изложил план действий. К вечеру отоспавшийся Абдурашид опять направился в сторону Нового Чарджуя — на этот раз пешком. На окраине города, в домике «верного человека», он сбросил халат и облачился в гимнастерку. Сбрил редкую, чуть пробившуюся бородку, на голову надел фуражку с красной звездочкой. После этого уверенно вышел на улицу и пропал в темноте.
«ЗАДАНИЕ СТРОГО СЕКРЕТНОЕ!»
Командир мусульманской роты Чарджуйского гарнизона — в те годы мусульманами часто называли коренных жителей Туркестана, без различия национальностей — Союн Сулейман только что сменился с дозора и еще не успел отдохнуть. Но срочный вызов к военкому не омрачил его настроения: он знал, что Крайнов может вызвать только по важному делу. Кроме того, комроты помнил, что к комиссару направился спасенный красноармейцами Бехбит-палван. Бехбита он знал по Керки еще с 1917 года. Парень явился сюда явно неспроста, цели своего прихода открывать не хотел. Может быть, у комиссара все разъяснится.
Открыв дверь в кабинет военкома, он сразу же увидел Бехбита.
— Тоже знакомы? — весело спросил комиссар, увидев с какой радостью они обняли друг друга за плечи.
— Жизнью обязан ему! — указывая на молодого командира, ответил Бехбит. И коротко поведал о стычке за городом и о давнем знакомстве с Союном.
— Вот и добро! Комроты Союн Сулейман! — Комиссар встал, туркмен-командир вытянулся, руки по швам. — Слушайте приказ. Советский гарнизон крепости Керки подвергся нападению экспедиционного отряда белых, опирающегося на поддержку местных феодалов и баев… — Он вкратце изложил обстановку в районе Керки. — По решению военной коллегии Совета отряду красных партизан, действующему в окрестностях Керки, направляется транспорт оружия. Вы назначаетесь начальником транспорта, в ваше распоряжение — катер с командой и трое красноармейцев… Выберите у себя в роте. Связной партизанского отряда товарищ Бехбит — с вами. Задание строго секретное! — Комиссар твердо, пристально взглянул в глаза сначала Союну, потом Бехбиту.
В кабинете больше никого не было: короткое совещание закончилось, члены коллегии ушли.
— Есть вопросы?
— Нет! Все ясно.
— Мандат получишь утром. Сегодня как следует отдохните. А завтра до полуночи выступить! Ну, — комиссар крепко пожал руку одному и другому, — до счастливой встречи, друзья!
Откозыряв, Союн Сулейман вышел, за ним — Бехбит. Командир повел старого приятеля к себе домой. По дороге им было о чем поговорить. Уроженец Керки, Союн Сулейман до Октября работал в родном городе на хлопкоочистительном заводе. В 1917 году с красноармейским отрядом уехал в Каган, потом Чарджуй. Он со вниманием слушал рассказ Бехбита о знакомых с детства местах, которые предстояло ему вскоре посетить вновь.
В одинокой квартирке Союна — комнате в глубине тенистого, двора — приятели наскоро поужинали. Хозяин перевязал гостю рану на голове. После этого оба улеглись на полу и сразу же заснули.
Бехбит, как и подобает сельскому жителю, проснулся первым, еще на заре. Утомившийся за день Союн крепко спал, укрывшись шинелью. Бехбит умылся и только после этого тронул друга за плечо:
— Проспали первых петухов!
Союн Сулейман мгновенно вскочил на ноги, натянул галифе, сапоги. Умывшись, заторопил Бехбита:
— Скорее к бойцам! Там и позавтракаем.
Улицы еще дышали ночной прохладой. В казарме мусульманской роты, на краю широкого плаца, уже кипела жизнь. Бойцы с котелками направлялись к походной кухне.
К командиру с рапортом подошел заместитель — невысокий узбек с простоватым лицом, бледность которого оттеняли черные вислые усы. Выслушав рапорт, Союн Сулейман с улыбкой протянул заместителю руку и изо всей силы стиснул ему ладонь. Тот не уступал — началось обычное у них состязание на выносливость. Союн сжал крепче — у соперника лицо исказилось гримасой…
— Сдаюсь, сдаюсь! — торопливо сказал он. — Ох, и сила же у тебя, командир!
— То-то, товарищ Эргаш! Надо укреплять мускулы. — Союн Сулейман откровенно и добродушно гордился своей физической силой. — Ну-ка, пройдем в канцелярию.
До завтрака они с писарем проглядели списки красноармейцев роты. Бехбит, притихший, восхищенный всем увиденным в казарме, сидел тут же, с любопытством рассматривая обстановку: оружие и обмундирование бойцов и командиров — по большей части таких же, как он, крепких, смуглокожих парней.
Отослав писаря, комроты объяснил заместителю предстоящую задачу:
— Надо выбрать трех бойцов. Для чего? Для трудного и ответственного дела, где, может, придется голову сложить за революцию. Все трое должны быть, во-первых, надежны, во-вторых, выносливы, в-третьих, по возможности родом из районов, близлежащих от Керки. Ты, Эргаш, давно в роте, людей знаешь лучше меня. Кого посоветуешь?
Медлительный Эргаш разгладил усы, изобразил на лице сосредоточенность и снова взялся за списки. Спустя минут пять сказал:
— Вот, например, Мемик Хатам-оглы… Он у нас уже несколько месяцев. Как раз родом из-под Керки. Такой расторопный парень! — Замкомроты чему-то украдкой улыбнулся. — Правда, он только что вернулся с задания… Исполнительный. Его хоть куда пошли — один за троих расстарается…
Союн Сулейман молча пометил в списке. Эргаш продолжал:
— Дальше — Нурягды Сапар-оглы. Этот паренек простой, незаметный. Зато сердце у него как раскаленный уголь! Беззаветно предан делу революции, всегда готов на самое трудное задание. У нас его так и зовут: «Беззаветный»…
— Хорошо! — кивнул головой Союн. — А третьим возьмем земляка моего Вельмурада. Я его знаю. И меткий глаз Вельмурада нам пригодится.
Вызвали всех троих. Исполнительный Мемик Хатам-оглы, невысокий, плотный, с рыжеватыми усиками, изо всех сил тянулся перед командиром, точно посох проглотил, и глядел, не моргая, узкими бесцветными глазками. Нурягды, сын Сапара, оказался тонким, узкоплечим юношей, на нежном лице чуть пробивались темная бородка и усы. У Вельмурада-мергена — открытое смуглое лицо, зоркие, с широким разрезом глаза, оправдывающие прозвище: мерген — меткий, умелый стрелок.
