— Олег Виталич, я все, — Акамэ, по своему обыкновению, не поздоровалась.
— Хорошо. Я задержусь. Скажи водителю, чтобы тебя отвез, и пусть домой потом едет. Возьму такси.
Акамэ заметила коньяк и состроила презрительную гримаску.
— Маме только не вздумай докладывать, — быстро попросил я. — Новые иллюстрации отсмотрела? Годится что-нибудь?
— Не-е, ничего. Не пойдут. Вайба нет, — Акамэ скривилась. — Я пришлю, чего надо. В четверг, а то послезавтра контрошка по инглишу.
Я замялся. Оставят ли немцы в штате шестнадцатилетнюю школьницу, упорно отказывающуюся снимать в офисе ободок с кошачьими ушками? Оценят ли ее редкий и странный талант?
— Да, спасибо. Если что изменится, позвоню твоей маме на днях, — я решил не бежать впереди паровоза.
— Океюшки, — Акамэ снисходительно улыбнулась и вышла, не попрощавшись.
Акамэ, в миру Наташа Никитина, была дочерью маминой подруги — для меня в буквальном смысле, а для многих и в переносном. В свои шестнадцать за оформленную строго по закону двенадцатичасовую рабочую неделю она зарабатывала больше, чем многие взрослые — за месяц на полной ставке. Полгода назад на дне рождения моего отца ее мама похвасталась, что снятые Акамэ ролики набирают сотни тысяч лайков в тик-токе. Я глянул один из любопытства — ничего особенного: ленивая кошка отталкивает подушку, обычная сетевая ерунда. Но на другой день я ради эксперимента послал Акамэ — на Наташу она откликаться отказывалась — подборку наших новых рекламных роликов и попросил отобрать, что ей понравится. Те два, про которые она написала «ну эти еще ничего», сработали в разы эффективнее, чем все остальные, особенно на молодежную аудиторию. Мать Акамэ мгновенно просекла расклад, и дальше девочка оценивала наши материалы уже за большие деньги и строго в свободное от учебы время.
— И действительно, как эти немцы станут управляться с нашим колхозом? — спросил я Вадима, доливая ему остатки коньяка.
— Не твой головняк, амиго. Не парься. Ты теперь свободен.
Глава 3
Вперед, в светлое общеевропейское завтра
Январь 2019 года
— Господь с вами, Олег Витальевич! — бритый наголо дядька с мордой шире газеты выставил вперед открытые ладони, тряхнув часами «Патек Филипп». Пафосный костюм натянулся на массивных плечах. — Ну какое увольнение! Сами посудите, вы вывели «Натив» в лидеры рынка, кому как не вам его и вести, как говорится, к новым вершинам! Что значит «решили уйти»? Мы пока даже не обсудили условия нашего сотрудничества!
Я потер виски. Хоть и выцедил вчера только рюмку, а все равно мучился похмельем. Такой уж мне достался организм.
Юрий Дазуров, глава российского представительства «Дахау Про», широко улыбнулся. Его костюм и «Патек Филипп» стоили, пожалуй, больше, чем половина серверов «Натива». Несло от него «Диором» и девяностыми.
Возможно, в его представлении улыбка была дружелюбной и воодушевляющей, но как по мне, больше походила на крокодилий оскал.
— Мы полагаем, что новый стиль управления потребует и нового руководства, — выдавил из себя я. — Сейчас бизнес-процессы «Натива» международным стандартам не соответствуют…
— Так это и хорошо! — Дазуров раскатисто засмеялся. — Специфика производства в третьем мире бывает весьма выгодна! В ваших договорах услуга проходит как, цитирую: «и прочее продвижение». Результат виден — она чрезвычайно востребована, несмотря на то, что законодательство многих стран ее, как говорится, не одобряет. Понимаете, Олег?
Похоже, я понимал. И то, что я понимал, мне не нравилось. Помимо официальной рекламы, так сказать, «белой», оформленной именно как реклама, мы продаем «серую» — нативную, то есть маскирующуюся под рекомендации от живых людей. В нулевые такую рекламу заказывали у блоггеров — часто довольно топорно. Например, все популярные пользователи некой социальной сети наперебой начинали рассказывать, как замечательно они отовариваются в магазинах одного бренда. В фильмах и сериалах некоторые продукты всегда ставили этикеткой в кадр. Не остался в стороне и литературный процесс — герои книг разных авторов вдруг признавалась в неземной любви к макаронам определенной марки, причем название повторялось в тексте не менее десяти раз. Что поделать, кушать-то хочется всем, и я не литературных персонажей сейчас имею в виду.
Теперь нативная реклама работает тоньше. Наши боты зарегистрированы под видом людей на различных форумах, агрегаторах отзывов, в соцсетях. Многие люди общаются с ними, как с живыми, и они отвечают взаимностью: комментируют записи, лайкают фотографии, даже флиртуют. Боты, конечно, туповаты, но даже при этом на фоне большинства людей иной раз умудряются блеснуть интеллектом. Они далеко ушли от первых примитивных спам-ботов, способных только разместить типовое объявление. Нейросети последнего поколения бойко распознают контекст, пишут развернутые уникальные отзывы и довольно убедительно рекомендуют товары или услуги. Мы даже научили их имитировать человеческие ошибки и опечатки. Если вас кто-то недавно уделал в интернет-споре, возможно, это был наш продукт.
Законы о рекламе подобное запрещают, однако на практике никаких методов борьбы с ними у государства нет. Да и забот поважнее хватает.
— Эти услуги надо всячески развивать и продвигать! — Дазуров торжествующе воздел палец. — Концерн ищет способы вывести их на международный рынок. Разумеется, критически важно сохранить руководство, у которого есть опыт внедрения такого рода, так сказать, решений.
— Я высоко ценю вашу готовность к сотрудничеству, — промямлил я. — Тем не менее я и ряд руководителей подразделений уже приняли решение покинуть «Натив».
Наслышан я про эту породу бизнесменов. За всем этим «Карденом» чувствуется смутный запах мертвечины. За каждым, кто поднялся в девяностые — кладбище. Работать под таким… да я лучше яйца себе отрежу.
— Об этом не может быть и речи! — Дазуров энергично повел раскрытой ладонью, как комсомолец с советского плаката. — В накладе вы не останетесь. Мариночка вышлет вам систему, по которой руководству начисляются бонусы. Увидите, квартальная премия вас и ваших людей не разочарует. При этом вы типа сохраните полнейшую самостоятельность. Ни российский, ни головной офис «Дахау» во внутренние дела «Натива» вмешиваться не станут.
— Тем не менее…
— Понимаю ваши сомнения, — Дазуров сощурился и хищно улыбнулся. — Да я ведь и сам колебался, когда Дахау Про предложил мне возглавить российский офис. Подумал, эта их вся, что называется, толерантность на нашей российской почве не приживется. Но быстро выяснилось, что она у них навроде… вы молодой, не помните… ну как Маркса с Лениным процитировать на партсобрании. Ритуалы своего рода. Посадили в правление одну арабку в хиджабе ради диверсити, а решения как принимали белые мужчины, так и принимают. И уж тем паче никому нет дела, что там творится в зарубежных филиалах. Соберете подписи, типа все ознакомлены с корпоративными ценностями, и вся недолга. Переводчица опытная у нас, станете выступать перед правлением — она про толерантность и инклюзивность сама нащебечет сколько положено. Вы, главное, прибыль показывайте. Работайте как привыкли. И внештатные сотрудники — это хорошо, эту практику надо расширять…
— Юрий Владимирович, — наконец мне удалось вклиниться. — Боюсь, решение об увольнении уже принято и не обсуждается.
— А ты не бойся, Олег, ничего не бойся! — Дазуров положил обе ладони на стол и наклонился ко мне. — Говорю же, мы типа ценим всё, чего ты и твои ребята достигли. Не хотелось бы, право слово, чтобы у вас были неприятности. А то знаешь, как оно бывает… Придет новое руководство, сразу не разберется, во что-нибудь вляпается… У вас же одних юрлиц, на которые оформлены внештатники, сколько… пять? семь? Схемки серенькие? Некрасиво выйдет, если дойдет до прокуратуры… А порядок навести некому, вас-то на месте нет. Не ровён час, как говорятся, крайними окажетесь. Вот оно вам надо?
