Но игра в джаз-банде, даже по пятнадцати шиллингов за вечер, занятие мало солидное; карьеры на этом себе не сделаешь. Кроме того, такое времяпрепровождение ассоциировалось у мистера Бантинга с тем, что ему приходилось слышать о «ночной жизни».
— Как бы это не повредило твоему продвижению по службе, — заметил он однажды. — Ведь в конце концов у тебя есть перспективы выдвинуться.
— Уж и «перспективы», нечего сказать, — презрительно фыркнул Эрнест.
Мистер Бантинг обиженно покосился на сына. Он не любил, когда на его слова фыркали, не любил, когда молодые люди пренебрежительно отзывались о своей работе. И то и другое стало уж слишком частым явлением. Всему виной дух времени; на терпеливый, упорный труд молодежь смотрит как на что-то отжившее, не современное. Давать им советы бесполезно; они сами все знают и поступают по-своему. Откуда у них столько самоуверенности? Крис каждое утро отправляется на работу в своем комбинезоне с таким важным видом, словно Ролло без него пропадет. Эрнест приходит с танцулек в три часа ночи во фраке и весь следующий день демонстративно зевает, чтобы и другие не забывали, как он трудится. И оба вполне удовлетворены такой убогой работой. Чем удовлетворены — тем, что зашли в тупик? Они ничего не видят дальше своего носа. Баловаться с автомобилями и проводить ночи в веселых дансингах, конечно, проще, чем упорно трудиться на службе в серьезном, солидном учреждении, но ведь такая чепуха ничего не даст в будущем. Об этом он готов твердить ежечасно. Им надо держаться за настоящую работу — «держаться крючьями стальными», как сказано у поэта, и тогда все было бы хорошо.
Но Крис и Эрнест придерживались на этот счет другого мнения и полагали, что их дела идут неплохо. Впервые в жизни они чувствовали себя независимыми в материальном отношении. Больше того, им удавалось даже вносить свою лепту в семейную казну. Таким образом тяжкое бремя облегчилось на две соломинки и не переломило верблюду спину. Мистер Бантинг уже не был похож на собаку, снискивающую пропитание только в собственном хвосте. Бюджет удалось сбалансировать. Временно — он старательно подчеркивал это слово — семья Бантингов держалась на поверхности. Ему оставалось только указывать на свою непричастность к легкомысленному поступку сыновей, одним махом похеривших такие надежные карьеры.
Мало-помалу он становился на позицию полнейшего фатализма: сыновья могут делать все что угодно — это его не касается. Они знают точку зрения отца, им советовали, как сделать лучше, их корили, предостерегали, увещевали — и все это они пропускали мимо ушей, словно он говорит для собственного удовольствия. — Ну, конечно, где уж мне! Разве я что-нибудь понимаю! — такими словами обычно заканчивал мистер Бантинг, полагая, что всякому понятна заключенная в них ирония. Но Крис и Эрнест, повидимому, принимали это как чистосердечное признание отца в своей несостоятельности. Ну, что же, пусть; это его мало трогало; он был человеком материально независимым, он пребывал, так сказать, на покое и посвящал свободное время изучению журнала «Садовод-любитель», рассчитывая когда-нибудь ошеломить Оски своими знаниями, почерпнутыми из отдела «Ответы на вопросы читателей».
Если не считать того, что авторитет его был несколько поколеблен, жизнь складывалась довольно приятно. Дешевенький будильник уже не поднимал его своим безжалостным звоном. Он слышал, как Крис уходит из дому в половине восьмого, и поворачивался на другой бок, наслаждаясь возможностью поспать часок-другой. Джули подавала ему в кровать чашку чая. Он спускался вниз как раз к тому времени, когда Эрнест уходил в городское управление. Потом не спеша завтракал, приткнув к чайнику «Сирену». «Сирена» прочитывалась от доски до доски, включая и финансовый отдел, в котором его интересовали сведения о ценных бумагах. Чтение этой страницы было вполне подходящим занятием для оставившего службу бизнесмена, а посему мистер Бантинг культивировал в себе эту привычку и читал финансовый отдел, может быть, не очень в нем разбираясь, но зато с большим интересом и вниманием. Он подумывал, не продать ли консоли и не купить ли акции Объединенного треста.
— Прежде чем решать, посоветуйся с Эрнестом, — твердым голосом сказала ему миссис Бантинг.
— Посоветуйся с Эрнестом! — фыркнул он. Этого еще недоставало. Чего от него хотят — чтобы он бегал с каждым вопросом к детям?
— Гм! — хмыкнул он, глядя поверх газеты и уже слегка ощетинившись. — Ты думаешь, я сам ничего не понимаю?
К сожалению, похоже было на то, что именно так думает и жена, и Эрнест, и все остальные.
— Посоветуйся с Эрнестом! — пробормотал он несколько раз подряд весьма насмешливым тоном, с загадочной усмешкой на устах. Эта усмешка должна была показать миссис Бантинг, что у него имеются свои собственные соображения на сей счет — сокровенные, глубокие и ей недоступные.
Однажды вечером Крис опять прикатил на машине. Мистер Бантинг, сажавший, стоя на коленях, тюльпановые луковицы, узнал об этом по оглушительному грохоту и треску, которые угрожающим crescendo надвигались на него с тыла. Он с испугом поднял голову и увидел капот сильно подержанной машины, осторожно пролезавшей в раскрытые настежь ворота. Там она остановилась, словно напуганная его свирепым взглядом, и судорожно зафыркала, выпуская сзади клубы дыма. Потом — мистер Бантинг не поверил своим глазам при виде такого святотатства — двинулась вперед. Одно ее колесо шло по асфальтовой дорожке, другое приминало только что подстриженный и укатанный газон. Перед мысленным взором оцепеневшего мистера Бантинга пронеслись видения поверженных наземь шпалер, изувеченных кустов и бордюров. Он побагровел от ярости, но не двинулся с места. Машина остановилась в трех футах от недавно посаженного «золотого дождя» (мистер Бантинг уже считал его погибшим), и из нее вышел Крис.
Мистер Бантинг вонзил совок в клумбу, решительным движением надвинул на лоб свою садовую панаму и шагнул к сыну, уверенный, что тот убоится его грозного взгляда. Но Крис весело встретил отца! Он был доволен тем, что так ловко провел машину.
— Скажи, пожалуйста, Крис, что это такое?
— Восьмисильный «конвэй», — сказал Крис, истолковывая отцовскую горячность как проявление вполне естественной любознательности. — Всего пять лет на ходу и в полном порядке, — он любовно погладил капот, словно породистого коня.
Мистер Бантинг смерил машину презрительным взглядом. Следов разрушения позади нее не было заметно, колеса на целый ярд не доходили до его обожаемых тюльпанов. Секунду он подыскивал, что бы такое сказать, чтобы поразить Криса на месте. Правда, машина уже в саду. Теперь поздно говорить, что он этого не допустит. Она уже здесь. Как жаль, что он был далеко от ворот, когда она въезжала!
— Разве можно въезжать сюда на машине, Крис! — все-таки сказал он. — Такая неосторожность безнаказанно не проходит.
— Ничего, здесь места хватит. Это только так кажется, что машина не пройдет, а потом отлично проходит. Ну-с, как она вам нравится?
Мистеру Бантингу она явно не нравилась. Он осмотрел ее сзади и спереди, выискивая, к чему бы придраться. Даже марки не видно. Его всегда удивляю, как это некоторые ухитряются с такой легкостью отличать одну марку от другой.
— Какая это машина, как ты сказал?
— Восьмисильный «конвэй». Одна из самых популярных моделей легковой машины. Расход горючего — галлон на сорок миль. Налог — шесть фунтов. Теперь попрошу вас сесть за руль.
— Это еще зачем?
— Чтобы оценить прекрасную видимость дороги. Сиденья, как сами можете убедиться, выдвижные. — Он показал это. — Сидишь, как в кресле.
— Нечего мне туда залезать, я и так все вижу.
— Механизм управления «конвэя», — продолжал Крис, и мистер Бантинг, уловил в его голове какую-то подозрительную четкость: Крис сыпал словами, точно лектор, — механизм управления — сама простота. Вследствие этого править им гораздо легче, чем какой-либо другой машиной. Благодаря синхронизированному сцеплению второй и третьей скоростей переключение происходит бесшумно. Вот стартер. Прошу нажать эту кнопку.
В ответ на это предложение мистер Бантинг, совершенно сбитый с толку, нагнулся и нажал кнопку. — Эй, эй, она поехала! — крикнул он, отскакивая назад. — Крис, останови ее. Еще испортим!
— Ничего, ничего, она не на скорости. «Конвэй» славится тем, что легко берет с места, — продолжал Крис, выключая зажигание. (Он обращался с машиной с исключительным мастерством). — Обивка ставится синяя или серая, в зависимости от окраски кузова. Теперь будьте любезны сесть.
— Да слушай...
— Ну, папа, что тебе стоит?
— Ладно, ладно, уж если тебе так хочется, — сказал мистер Бантинг и забрался в машину. Он чувствовал, что ведет себя неподобающим образом, но ему никогда в жизни не приходилось сидеть на шоферском месте. Циферблаты и всякие другие приборы на переднем щитке заинтриговали его. Сидя за рулем, он чувствовал себя необычайно солидным и важным.
