— Слушай, а тот алкаш, напарник твой, как его зовут-то?
— Иван.
— Я что думаю — не сболтнул бы он по пьянке кому-нибудь…
Алик сердито, сжав кулаки, все так же на своем языке, возмутился до глубины души:
— Ну, ты хитер, братец, недаром мы в детстве тебя били! Ты уедешь домой, а я здесь трупами буду обкладываться! Да на меня первого сразу и подумают!
— Смотри сам… мое дело предупредить тебя…
Кирсанов был взбешен, оперативники осуществившие «молниеносный захват преступника», смотря в сторону, слушали его речь, состоящую из одних матов. Этот бомж, оказавшийся всего лишь «подсадной уткой», даже описать толком не мог того, кто его попросил забрать сумку. Оставалось искать только по тем приметам, которые описал Андрей.
Берцоева и Сорокина арестовали через пять дней. Причем арест провели томские опера, тем самым подсунув Кирсанову еще одну горькую пилюлю.
Иван не удивился, когда за ним пришли, молча вытянул руки и, стараясь не смотреть на мать, послушно пошел к машине. Алик тоже держался спокойно, явно был уверен, что ему ничего не угрожает.
На очной ставке с Андреем Берцоев был в шоке. Когда потрясение от того, что мальчишка жив, прошло, показалось даже, что он обрадован этому факту. В какой-то момент Алик совладал с собой и попросил:
— Мальчик, ты им скажи обязательно, что мы тебя не обижали…
* * *
— Встать, суд идет! — произнес секретарь судебного заседания.
…Руководствуясь статьей №… УПК РСФСР… пункт…, предусматривающей срок наказания… и статьей №… пункт…, предусматривающей наказание… лет, суд Октябрьского района приговорил: Берцоева Алибека к пяти годам лишения свободы в колонии общего режима, Сорокина Ивана к семи годам лишения свободы в колонии строгого режима, — зачитывала женщина-судья. Алик тихо, чтобы слышно было только рядом стоящему Ивану, проговорил:
— Иван-дурак!
Иван не повернулся, только еле заметная усмешка тронула его губы…
P. S.
— Шевяков! — окликнула учительница Андрея, идущего на перемене в толпе одноклассников.
— Что? — откликнулся Андрей, остановившись и глядя на неё своими чистыми серыми глазами.
— Андрей… перестань горбиться, выпрями спину и плечи… вот так!
— Хорошо… забываюсь просто, — улыбнулся он и побежал догонять одноклассников.
Под прицелом
(киносценарий для режиссера Тинто Брасса)
Сальваторе, стараясь не наступать на пятки, тихо шел по чердаку. Старый, заваленный хламом чердак освещался светом, льющимся из слуховых окон, а развешанное кое-где белье, похоже, было давно забыто кем-то, может, ещё с военных времен. Сальваторе не любил делать этого с крыш и чердаков. Но это было желание заказчика, совсем не знакомого с его работой. А Сальваторе гордился собственной рассудительностью и осторожностью, гордился тем, что действовал всегда обстоятельно, без суеты и без излишней медлительности. Он не гнался за большими деньгами, прекрасно понимая, что, если предлагают высокую сумму, то следующим клиентом может быть он. Поэтому предпочитал заказы среднего звена и действовал по принципу «тише едешь — дальше будешь». Сальваторе был киллером, обычным итальянским киллером, родом из южной Сицилии. В свое время отслужил в армии и не приобрел ни одной мирной профессии. Из-за чего не смог найти работу в городе по душе, он решил пойти совсем по другой дорожке — заниматься тем, чему его учили в армии…
Вот, наконец, и нужное слуховое окно; положив чемоданчик, он присел. Прислушался — кругом тишина, нарушаемая лишь голубями сидящими на карнизах. Район достаточно тихий, недалеко от моря. По узкой дороге, проходящей между домами, не разъехаться и двум автомобилям, только если изредка с треском пронесётся какой-нибудь скутер. Дом, напротив, ничем не отличался от домов, построенных в довоенной Италии: четыре этажа, налепленные вразнобой балкончики, почти все окна открыты.
Посмотрев на часы, Сальваторе решил готовиться. Вернувшись назад, все так же неслышно ступая по чердаку, он сорвал первую попавшуюся тряпку с бельевой верёвки: надо было как-то завесить слуховое окно, чтобы случайный взгляд не засек его и не вызвал любопытства, что же он делает на чердаке напротив.
Зашторив этой пересушенной и почти ветхой тряпкой окошко, Сальваторе открыл маленькие бесшумные замочки на чемоданчике, достал каждую деталь оружия, и не спеша, с каким-то благоговением собрал винтовку. Вставил в паз прицел, снял с окуляров колпачки и протер кусочком бархата линзы прицела, поднял защелку предохранителя и передёрнул затвор. Ему оставалось только ждать. Солнце клонилось к закату. Скоро морской бриз должен принести вечернюю прохладу, и ожидание на душном чердаке будет не таким мучительным.
Он не испытывал жалости к своим жертвам, никогда не задумывался о том, кто они. Сальваторе считал, что занятые в бизнесе люди сами похожи на хищников и рвут друг друга, как голодные волки в драке из-за добычи; что люди от природы — воры, ибо вместо того, чтобы долго и упорно честно зарабатывать, им куда проще и быстрее украсть. Так и устранение конкурентов — то же самое воровство, а к ворам и волкам жалости быть не может. Сегодня ты закажешь, завтра тебя.
Жертва ещё не появлялась. Сальваторе достал из кармана фотографию: полноватый мужчина с утомленным лицом не производил впечатления бизнесмена, да и не живут бизнесмены даже средней руки в домах, где до окна соседнего дома и десяти метров не будет… Скорее всего свидетель какого-то преступления. «Забыл, наверно, основное правило трёх обезьян — ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю», — подумал он.
Сальваторе отогнул занавеску: на коротенькой и узкой лавочке возле дома сидел парень в темных очках. Приникнув к прицелу, Сальваторе рассмотрел его. Абсолютно темные очки, посадка головы, неестественно напряженная поза человека, не видящего, а слушающего мир, наводили на мысль, что парень слепой. «Бедолага», — подумал Сальваторе и стал рассматривать через прицел открытые окна, в которых шла обычная жизнь итальянских семей. Опустив прицел вниз, он опять посмотрел на того парня; неожиданно его лицо показалось ему знакомым.
«Земляк? Да нет… хоть и темноволосый, но светлее чем наши, явно не южанин…» — внимательно рассматривал он его лицо, красивое, но не выражающее никаких эмоций. Так и не вспомнив, Сальваторе достал сотовый, вставил наушник в ухо. Нажал кнопку, зазвучала его любимая «Contepartiro» в исполнении Андреа Бочелли. Он мог слушать эту песню по двадцать раз подряд. Блуждая взором, по-прежнему осматривая дом и парня, Сальваторе вдруг заметил в конце улицы девушку, идущую крадущейся походкой. Вскоре она остановилась, сняла туфли и босиком на цыпочках, стала приближаться к сидящему парню, с каждой секундой стараясь делать это как можно осторожнее.
Сальваторе заинтересованно подался вперед, спрятал наушник и сотовый в карман.
— Кармэла! — громко сказал парень и улыбнулся. — Бесполезно… я знаю, что ты рядом.
— Ну почему?! — засмеялась девушка и села к нему на колени.
«Эта-то точно южанка, смуглая, черноволосая, хотя, что говорить — красивая», — в свою очередь заулыбался Сальваторе. — «Не удивлюсь, если у неё под платьем ничего нет и ходит небритая».
— Ну как ты узнаёшь, что я подошла? — смеялась девушка, запуская в волосы парню свои пальцы. — Я уже сколько раз пытаюсь, и ничего не получается.
— Не знаю, чувствую и всё. Запах твой чувствую за версту…
— Какой запах?! Что ты говоришь! — она легонько шлепнула его по щеке.
— Запах любимой женщины…
— И что ты сидишь? Неси свою любимую женщину к себе домой.
Парень поднялся, не выпуская её из рук и пошел; видно было, что несколько шагов до подъезда были уже абсолютно заученными.
Сальваторе посмотрел в сторону окна, где должен появиться «клиент», но в той квартире по-прежнему царил полный покой.
— Челито! — раздался голос все той же девушки из окна третьего этажа, прямо напротив того места, где прятался Сальваторе. — У тебя что-нибудь холодное есть?
«Да… парочка начнет сейчас развлекаться, что ж, посмотрим, не так скучно ждать будет», — размышлял Сальваторе.
— Есть, в холодильнике посмотри… — ответил парень.
Челито… Челито… Да, черт побери, действительно, этого парня зовут Челито. Но откуда я его знаю? — занервничал Сальваторе.
Сальваторе увидел, как девушка стоит уже раздетая посередине комнаты и, запрокинув голову, пьет минеральную воду из пластиковой бутылки. Длинные волнистые волосы до середины спины, небольшие груди, торчащие чуть в стороны, с острыми сосками, словно козьи, подумалось Сальваторе.
Направив перекрестие прицела между её ног, Сальваторе улыбнулся: «Так и думал, бритвы там, похоже, никогда не бывало…». Хотя близость окон позволяла разглядывать всё свободно, но в оптике казалось, что до всего этого можно дотянуться рукой.
