Допустим. О прошлом — ни-ни. А о настоящем? Нас принимает в своем офисе журналист престижной газеты «Вашингтон Пост» Кевин Мерида. Он говорит:
— Лично я не знаю ни одного черного моего возраста, то есть сорока девяти лет, кого бы не остановила полиция.
— А вас когда-нибудь останавливала полиция?
— Меня останавливала полиция… Я имею в виду, безо всякой причины, а не из-за того, что я превысил скорость. И такое случалось много раз. Вы можете сказать, что это случайность. Но я так не считаю. Думаю, что это из-за того, что у меня черный цвет кожи. Я знаю, что расизм изменился, но тот, кто утверждает, что его нет, просто слепой.
Возвращаясь к разговору, который состоялся в доме пастора Ханта: я сказал, что сегодня черный в Америке в среднем получает две трети средней зарплаты белого, что продолжительность его жизни значительно короче, что детская смертность значительно выше, что при том, что черные составляют около десяти процентов населения США, они же составляют около восьмидесяти процентов тюремного населения — и это примерно через полтора века после освобождения от рабства. На что одна из женщин сказала:
— Многие из черных мужчин чувствуют, что они просто не могут преуспеть, что существует потолок, выше которого подняться невозможно… Конечно, есть исключения. Кто-то становится директором или вице-президентом какой-нибудь компании, но все остальные… И черные женщины должны работать в три раза больше, чтобы проявить себя. И так везде.
Когда я уже в машине сказал, что Америка по-прежнему разделена на две части, одна — для белых, одна — для черных, что это по-прежнему расистская страна, Брайан обиделся:
— Когда вы это говорите, меня слегка передергивает. Что вы имеете в виду под словами «расистская страна»?
— Под этим я имею в виду, что в этой стране черные подвергаются дискриминации, их считают хуже белых, с ними обращаются не как с равными. Как мы знаем, с ними хуже обращаются в судах — и это касается всех чернокожих, в том числе вполне образованных. С ними хуже обращаются на работе, им меньше платят. Так что я бы сказал, что это и есть расизм. И в этом смысле это расистская страна.
Хотел бы еще заметить, что по ходу нашего путешествия мы всем задавали вопрос: что вас больше всего беспокоит в Америке, но ни разу в ответ не услышали — «расизм».
* * *
В Америке гораздо больше реальной, действенной демократии, чем представляли себе Ильф и Петров, — это, бесспорно так. Вместе с тем, ее гораздо меньше и влияние ее значительно слабее, чем полагает подавляющее большинство американцев. Это тоже бесспорно. И, на мой взгляд, ее будущее не выглядит уж очень оптимистичным.
Что ж, пришло время прощаться с Америкой.
Правда, мы вернулись ненадолго в конце ноября, чтобы побывать на празднике Дня Благодарения, почувствовать предрождественскую атмосферу и повстречаться с советско-российской иммиграцией на Брайтоне.
Благодаря усилиям моего давнего американского друга русского происхождения Грега Гуроффа нам удалось отпраздновать День Благодарения в доме его брата База, где собрался почти весь клан Гуроффых.
День Благодарения — главный американский праздник, по всей стране собираются семьи от мала до велика, от родственников ближайших до двоюродных и троюродных. Традиционно подается индейка со всякого рода гарнирами — картофельным пюре, тыквой, зелеными бобами. Прежде чем разделывать индейку, хозяин (или хозяйка) дома произносит речь — часто религиозную, обращенную с благодарностью Богу, часто без тени религии, но всегда с благодарностью.
Так было и когда мы сидели за праздничным столом, и Баз Гурофф сказал:
— Этот День Благодарения особый по нескольким причинам. Первая — это наши гости из России. Вторая состоит в том, что сегодня — 75-я годовщина основания семьи Гурофф. В 1931 году молодой 24-летний иммигрант из России, Александр Гурофф, музыкант, это было в разгар депрессии, женился на Саре Макбин. И это произошло в День Благодарения…
Мало кто помнит, что самый первый День Благодарения был отмечен 4 декабря 1619 года группой, состоявшей из тридцати восьми англичан в местечке Бэркли Хандред, что находилось неподалеку от Джеймстауна, первого поселения колонии (а позже штата) Вирджиния.
Более известно то, что пилигримы, приплывшие в 1621 году в местечко Плимут, устроили праздник после первого урожая, куда пригласили и индейцев племени Уампаноаг, без помощи которых вряд ли прожили бы зиму.
Лишь в 1789 году президент Вашингтон издал прокламацию о Дне Благодарения, объявив «четверг, 26 ноября» днем его празднования.
Гораздо позже президент Линкольн назначил общегосударственный праздник Дня Благодарения на последний четверг ноября. Так оно и оставалось бы, если бы в XX веке некоторые коммерсанты не стали жаловаться на то, что последний четверг ноября часто попадает на самый конец месяца и, таким образом, оставляет слишком мало времени для рождественских покупок. Под давлением экономических соображений президент Франклин Делано Рузвельт установил, что День Благодарения будет отмечаться в четвертый четверг ноября. Конгресс США утвердил этот декрет в 1941 году.
Вот и получается, что и здесь соображения сугубо экономического толка сыграли свою роль.
Что говорить о Рождестве?
Ильф и Петров прошли мимо Дня Благодарения, ни разу не упомянув его. Чего нельзя сказать о Рождестве:
Они назвали Рождество в Америке «Великим и светлым праздником коммерции». Они писали: «Америка готовилась к Рождеству. Уже сияли перед магазинами разноцветные электрические лампочки картонных елок, надетых на уличные фонари. Традиционный Санта-Клаус, добрый рождественский дед с большой белой бородой, разъезжал по улицам в раззолоченной колеснице. Санта-Клаус держал в руках плакат универсального магазина: «Рождественские подарки — в кредит».»
При Ильфе и Петрове подготовка к Рождеству начиналась в ноябре, сегодня она начинается в октябре, и я не удивлюсь, если через несколько лет она начнется в августе. Предрождественская реклама нарастает, как снежный ком в горах, превращаясь в настоящую лавину. Иногда кажется, что без рекламы американцы пропадут, они не будут знать, что покупать и зачем покупать. Это остроумно заметили Ильф с Петровым:
«Реклама до такой степени проникла в американскую жизнь, что если бы в одно удивительное утро американцы, проснувшись увидели бы, что реклама исчезла, то большинство из них очутилось бы в самом отчаянном положении… И вообще, без рекламы получилось бы черт знает что! Жизнь усложнилась бы до невероятия. Над каждым своим жизненным шагом приходилось бы думать самому».
Ах, наивные мои одесситы! Послушайте, что сказал во время интервью председатель совета директоров рекламного агентства ДДБ:
«Если им тогда показалось, что ее (рекламы. — В. П.) много, то что же сказали бы они сейчас? Я думаю, они пришли бы в ужас. С момента своего появления реклама всегда подвергалась критике, все жалуются, что рекламы слишком много. А кто должен решать, сколько ее должно быть?.. Просто подумайте о рекламе, как о чем-то отдельном, как о части системы свободного рынка. Без системы нет необходимости в рекламе, а без рекламы нет системы. Поэтому если вы критикуете рекламу — вы критикуете систему».
Как вам такая логика?
Да, от рекламы нет продыха, да, Рождество проникнуто насквозь запахом коммерции, да, толпы американцев, словно стада бизонов, сметая все и вся на своем пути, врываются в «Мейсис» и прочие магазины, где объявлены рождественские «сейлы», то есть скидки, все так. Но верно и то, что ничто не может сравниться с рождественским очарованием Нью-Йорка.
Город весь сияет и блестит, он украшен так, что даже знаменитый своими украшениями улиц и домов Сингапур блекнет рядом с ним. Витрины магазина «Сакс Фифе Авеню» и «Лорд энд Тейлор», каждая из которых изображает сценку из знаменитых сказок или книг, или кино, это просто произведения искусства — фигурки движутся, машинки бегают… толпы народа выстраиваются в очередь, чтобы насладиться, стоя у витрин, восхищаются и взрослые, и дети. Напротив главного здания Рокфеллеровского центра высится главная елка Нью-Йорка. Высотой она обычно порядка 30 метров, ее освещают 25 тысяч разноцветных лампочек, нет никаких украшений, кроме Вифлеемской звезды, которая ее венчает. Она высится над искусственным катком, к которому ведет аллея, по бокам которой стоят в человеческий рост ангелы, дующие в трубы. Красота неописуемая.
На пересечении Пятой авеню и Сорок второй стрит висит громадная рождественская звезда, появление и снятие которой извещает о начале и завершении «рождественского сезона». Город бурлит, искрится, в окнах, на крышах, на газонах то и дело можно увидеть результаты труда и воображения любителей рождественских украшений — тут вам и мигающие огоньками олени с дедами-морозами, гномики, ангелочки и даже в полный рост сцены рождения Христа и поклонения волхвов, дары приносящих.
