Глава 28
Через десять минут Сидни уже была в отделении интенсивного наблюдения. Старший резидент Мелоди Макгенри, борясь со сном, поздоровалась с ней. Резидент просматривала список оставленных под наблюдением больных, перенесших операции за истекшие двое суток.
Словно невзначай она сказала:
— Хирург направил в больницу ребенка для консультации. Пятилетняя девочка с незначительной травмой мягких тканей головы. В анамнезе операция по поводу заворота кишок. В приемное отделение была доставлена вчера с жалобами на рвоту, запор и заторможенность. Лэтем осмотрел ее, назначил рентгеновский снимок живота и почек. Выявлены расширенные петли тонкого кишечника. Врач поставил диагноз частичной кишечной непроходимости, назначил два вливания по 250 миллилитров физиологического раствора, а также пятипроцентный раствор глюкозы на физиологическом растворе со скоростью 40 миллилитров в час. В желудок был введен назогастральный зонд, и девочку перевели в отделение. Лэтем просил посмотреть ее через несколько часов, но я совершенно закрутилась с другими больными.
Сидни слушала. Лицо ее становилось все более сосредоточенным.
— Значит, ночью ее никто не видел. Где она?
— Отделение 5А.
— Идемте.
Они пошли к девочке. Макгенри едва поспевала за хирургом.
— Я звонила сестрам, — оправдывалась Макгенри, — они сказали, что состояние девочки стабильное. Живот не вздут, признаков перитонита нет.
— Вы повторяли рентгенологическое исследование почек и мочевыводящих путей?
— Мм, нет, — ответила Макгенри. — Правда, я вызвала инфекциониста и попросила прийти детского хирурга.
— Что в крови?
Макгенри не ответила, она этого не знала. Теперь Сидни почти бежала. Она толкнула дверь этажа, пересекла лифтовый холл и стремительно распахнула дверь в коридор отделения.
— В какой она палате?
Прежде чем Макгенри успела ответить, им навстречу вышла медсестра. На ее лице читалась такая же озабоченность, как у Сидни.
— Неважно выглядит девочка в палате двести сорок пять.
— Двести сорок пять? — повторила в испуге Макгенри. — Это она.
— Что с ней? — спросила Сидни.
— Она заторможена до стопора. Не реагирует на уколы.
Любая сестра педиатрического отделения знает, как тяжело слушать плач ребенка, которому приходится ставить капельницу. Но молчание — еще хуже.
Сидни и Макгенри вошли в палату. Следом за ними туда вошла и сестра. Сидни взяла с койки историю болезни и вытащила из кармана фонендоскоп. Худенькая девочка почти терялась на большой кровати. Коричневатая кожа имела меловой оттенок. Сидни приложила фонендоскоп к груди маленькой пациентки и принялась считать число сердечных сокращений.
— Сто девяносто два, — сказала она и снова перелистала историю болезни. — Формула крови сдвинута влево. — Сидни укоризненно посмотрела на старшего резидента: — Заказывайте операционную, немедленно!
Макгенри кинулась к телефону. Сидни обернулась к сестре:
— Найдите родителей или того, кто может подписать согласие на операцию. Пусть приходят в седьмой кабинет, я буду их там ждать. Девочку пока поднимайте в операционную.
Сидни быстро вышла в коридор, спустилась в подземный переход, прошла в соседний корпус и поднялась в операционный блок.
Не прошло и часа, как девочка с интубационной трубкой в трахее и открытым животом лежала на операционном столе. Сидни ассистировала детскому хирургу. Они обнаружили у девочки некроз петли тонкой кишки. Услышав, что девочка потеряла сознание при перекладывании с кровати на каталку, врачи поняли, что не ошиблись с диагнозом. Сидни наложила зажимы по обе стороны омертвевшего участка. Она не успела приступить к резекции кишки, как раздался тревожный сигнал монитора. На ЭКГ была прямая линия. Анестезиолог отложила книгу, подбежала к операционному столу и проверила соединение электродов. Техника работала исправно. Тогда анестезиолог схватила со своего столика флакон и шприц.
— Один миллилитр адреналина внутривенно струйно, — командовала Сидни. Анестезистка набрала в шприц прозрачную жидкость и ввела ее в стоявший в вене катетер.
Сидни начала непрямой массаж, в то время как анестезиолог вводила катетер в центральную вену.
— Дефибриллятор!
Операционная санитарка поднесла к столу дефибриллятор, сдернула с груди больной синюю простыню и приложила чашки к груди девочки.
— Готово!
От удара током тельце ребенка подпрыгнуло вверх, но монитор продолжал надсадно гудеть.
Сидни и анестезиолог на полшага отступили от стола. Анестезиолог набрала в шприц лекарство из другого флакона.
— Атропин, пять миллиграммов!
Сидни и анестезиолог продолжали реанимацию, ассистент прикрыл влажным полотенцем рану на животе ребенка.
Санитарка приложила чашки дефибриллятора друг к другу, пока на них накапливался заряд.
— Готово!
Она приложила чашки к груди девочки и нажала кнопку. Тельце ребенка снова подпрыгнуло в воздух.
На этот раз тревожный сигнал умолк, сердечная деятельность восстановилась, монитор снова отсчитывал ее ритм звуковым сигналом. Сидни перевела дух. Сердце девочки продолжало работать.
Операция закончилась без происшествий. Сидни покинула операционную и, не переодевшись, пошла в кабинет Хутена. Пройдя мимо оторопевшей секретарши, она открыла дверь кабинета.
Хутен говорил по телефону.
— Морган, я тебе перезвоню, у меня срочные дела. Что случилось, доктор Саксена?
— Хардинг, меня тревожит благодушие и отсутствие дисциплины в больнице. Только что я прооперировала девочку, которая едва не умерла от некроза кишки, не распознанного вовремя. Эта ошибка — следствие небрежного отношения к своим обязанностям.
— Вы опытный врач, доктор Саксена, вы штатный хирург. Надеюсь, вы нагнали божьего страха на резидентов и интернов?
— Это уже не первый случай. И дело здесь не в моих действиях. В такой больнице, как наша, очень легко вызвать любого специалиста, любого консультанта. Нам надо научить молодых врачей ответственности. Они должны вести себя как деревенские врачи, которым не на кого надеяться.
— Отлично. В эту субботу у нас состоится обязательный для посещения семинар для молодых врачей, и вы должны там выступить. Думаю, вы будете достаточно красноречивы.
— Можете не сомневаться. — Она повернулась, чтобы уйти. — Спасибо, Хардинг.
Когда она уже была в дверях, Хутен окликнул ее:
— Помните, однако, разницу между идеей и реальностью. Черная тень лежит меж побуждением и делом.
Сидни рассмеялась:
— Томас Стернз Элиот.
С этими словами она вышла из кабинета. С Хутеном ее сближало, помимо стремления к совершенству, хорошее знание родной литературы.
Хутен взял трубку и по памяти набрал номер.
— Прости, что прервал тебя, Морган. Ты спрашивал, кого бы я рекомендовал на мое место после ухода на пенсию. Мне кажется, я знаю одного прекрасного врача. Я тебе расскажу о ней, когда мы в следующий раз встретимся за обедом.
Тина вернулась в бесплатную клинику. Она стала ловить себя на том, что желание лечить бедных стало перевешивать желание возвращаться в больницу. Для нее слово «бесплатная» ассоциировалось даже не с тем, что с больных не брали денег, а с ее собственной свободой. Ей казалось, что, работая здесь, она как бы оплачивает долг больницы, которой безразличны судьбы массы живущих поблизости больных. Неужели больницы должны работать именно так?
Тина не уклонялась от своих обязанностей в больнице. Она занималась со студентами, делала обходы и операции, но — ничего сверх этого. Она выполняла свою работу… и только. В больнице Челси такое отношение к делу было исключением, а не правилом. Врачи Челси проводили самые современные клинические исследования, вводили самые передовые методы профилактики внутрибольничной инфекции. Их больница была Эверестом, покорить который мечтали многие. Но не Тина. Теперь она этого не хотела.
Это новое в ее жизни каким-то непостижимым образом еще больше оттенило ее яркую красоту. Теперь красота Тины стала действовать на окружающих, мужчин и женщин, еще сильнее, чем раньше, тем сильнее, чем больше охватывало ее ощущение спокойного внутреннего счастья. Она не искала восхищения, но в убогой обстановке бесплатной клиники она, в безупречном белом халате и туфлях на высоком каблуке, выглядела скорее как актриса, снимающаяся в роли врача, нежели как настоящий врач, рассматривающий горло ребенка с сильным слизистым кашлем.
— Скажи «а-а», — протяжно произнесла Тина и в этот момент услышала громкие голоса из холла. У ребенка, несомненно, была инфекция Коксаки, поражение опасным энтеровирусом. «Тип А, поражение кожи и слизистых», — подумала Тина, увидев на слизистой щек малыша кровавые пузырьки.
