— За нравственный климат нашего экипажа ответственность возложи на меня и будь спокоен — я знаю ребят.
Сколько ни ломал меня в сексоты, каких благ не обещал — не сговорились. Но подружились. И я рассказал о проблемах с шефом. Подчеркнул, что опасно с таким кадром на границу выходить.
Антошка:
— Ты-то чего хочешь?
— Чтоб в бербазу списали, в бригаду отправили — заслужил, и сам того хочет. Хотя придурок, конечно — сам бы мог попроситься, сославшись на здоровье.
— Попробую что-нибудь сделать.
Через неделю Гацко списали на берег. Вместо него из бригады приехал кок Алексей Зюба по прозвищу «Плюшевый» — шерсти у него на груди было больше, чем у медведя.
А потом мы с Самосвальчиком сцепились. Как не спущусь в машинное — кровью сердце обливается. Всё не так как надо — инструмент повсюду разбросан: где попользовался, там и бросил. Ключи в руки брать противно — все промаслены. Под пайолами масляные лужи поблёскивают. Мой ухоженный остров Робинзона стал приходить в запустение. Пробовал я Мишку усовещать, грозился наказать — всё впустую: такая у человека культура, или мамка так воспитала, прибирая за ним разбросанные вещи. Однажды лопнуло терпение, говорю:
— Может, в рог дать — понятливее будешь….
— Попробуй, — говорит.
Я поднимаюсь с аккумуляторного ящика — он спиной стоял у верстака. Поворачивается — в руке молоток.
— Попробуй, дай.
Я остановился. Если смутился, то не от страха. Мишка, он крупнее меня, но вряд ли имел такой опыт рукоприкладства. Ну и моральное давление моего авторитета…. Нет, его дело швах. Но я понял, если сейчас ударю — потеряю навсегда хорошего друга. И я пасовал. Говорю:
— Пятница выжил Робинзона с острова.
Он не понял. Поясняю:
— Год назад подобный конфликт был у меня с моим начальником Сосненко, только без молотка и причина другая. Тогда он уступил, теперь, видимо, мне время пришло.
— Хорошо, — говорю, — машинное твоё — твори в нём всё, что пожелаешь, лишь бы техника была исправна.
Снял с себя промасленную робу и забросил в ящик для обтирочной ветоши. С того дня ходил по катеру в парадной форме второго срока, не удосуживая себя ремонтными работами.
Но беды ещё не кончились. Приходили даже с тех сторон, откуда и не ждали.
Обнаружили сундуки нашего звена, что у начальника ПТН жена красавица, и зачастили на мыс Белоглиненный. По идее, нам сюда только заправляться ходить, дневать на швартовых удовольствия мало — мыс всем ветрам открыт. Гераська с того фланга бегал под любым предлогом, лишь бы взглянуть на прекрасную даму. Мы Таракана зовём в баню — раньше в Платоновку ходили: там и парилка приличная и народ гражданский отирается. Теперь Беспалов:
— На ПТН отличная баня — туда пойдём.
Пост Технического Наблюдения — это мощная РЛС и при ней девятнадцать бойцов, один старлей (начальник) и один прапор (старшина). Эти двое женаты. Прапорщица — молодая, дебёлая, со скуки умирающая бабина лет двадцати. Офицерша лет на десять постарше, ухоженная, образованная, с манерами школьного педагога.
— Мне не скучно, — говорила. — Летом я гербарии собираю, а зимой кружева плету. И круглый год книжки читаю.
В неё-то и втюрились сундуки.
Подошли, ошвартовались. Таракан на ПТН посеменил. Боцман повёл народ дикий виноград собирать для компота. На катере Самосвальчик с Плюшевым остались, мы с Мыняйлой пошли баню топить. Командир ПТН ещё в самый первый наш визит сказал:
— Вам нужна, вы и топите — она не закрывается.
Натаскали в баки воды, набили дров в чумазую печную пасть, лежим на травке возле бани, покуриваем. Заодно и охраняем от халявщиков с ПТН.
Его начальник гостя принимает (Таракана), а прапор с карабином на плече на охоту наладился. Следом супруга бежит в задрипанном халате, сквозь щели которого видно мощное тело, не обремененное бельём.
— Юр, я с тобой пойду.
— Куда со мной? — прапор негодует. — На тигра? Парни вчера амбу с вышки видели.
— Ты же сказал — на кабана.
— На кабана и иду, а может тигр повстречаться.
Прапорщица остановилась озадаченная и расстроенная:
— Не берёшь меня, не берёшь…. Тогда я с моряками в баню пойду.
— Больно ты им нужна.
— Это тебе, видать, совсем не нужна, а им, может быть, даже очень. Верно, ребята?
Мы промолчали. Прапор ушёл в тайгу. Супруга вернулась домой.
Мыняйла:
— Товарищ старшина, пойдёте с ней в баню?
— А ты пойдёшь?
— Я бы пошёл.
Это он с горя — подруга бросила. Была у него девушка в родном селе. Фотографию показывал — прелестное создание в короткой школьной форме с белым фартучком. Ножки — само совершенство и оголены чуть не до самого основания. Когда прислала хохлу отказ, он фотографию на стол бросил и ножницами, как ножом, вооружился.
Мишка Терехов:
— Эй, хохол, ты что замыслил?
— Казнить неверную.
— Постой, постой….
Курносый завладел фотографией и ножницы отнял — ополовинил фотку чуть выше кромки платья, подал ту, на которой личико изменницы:
— Казни.
Перед сном Мишка взглянул на прелестные ножки, поцеловал и положил под подушку. Щёлкнул тумблером плафона, в наступившей темноте и тишине прочёл молитву:
— Спи, годок, спокойной ночи
Дембель стал на день короче.
Пусть приснится тебе сон,
Как садишься ты в вагон,
Дом родной, п…да на печке
И приказ Антона Гречки.
Утром рассказал, какой видел сон восхитительный — а простынь пришлось стирать. С того дня ножки на фотографии бывшей Мынейловской подруги пошли по рукам — каждому хотелось поглазеть на них и окунуться в эротический сон. А хохол с неизбывного горя хотел пойти в баню с чужою женой.
Но женщины пришли вдвоём. Был, правда, момент, когда разомлевшая от пара прапорщица распахнула дверь и присела в полумраке предбанника на лавку отдышаться — явно провоцируя нас. Но большие, отвисшие до пупа груди скорее отпугивали, чем притягивали взгляд.
Потом прискакал Таракан и рявкнул:
— Боевая тревога! Бегом на катер.
Прибежали на катер — нет виноградарей. Беспалов нажал кнопку сирена и не отпускал минут двадцать, пока на берег не выбежали Теслик с компанией.
Снялись со швартовых — курс на границу, а там вот что произошло. У китайцев были длинные лодки (мы их джонками называли) с подвесными западногерманскими моторами — они по скорости делали наши «Аисты», как заяц черепаху. И это очень сильно задевало командование. В противовес им привезли на Новокачалинскую заставу две амфибии — это «лягушки» с авиационным двигателем и большим пропеллером. Догнать китайскую джонку им удавалось, а дальше что? Сидят там два бойца под фонарём, как в самолёте, а откроют — даже незначительная волна захлёстывает. И не дай Бог двигатель заглохнет. Запускали его рывком за пропеллер — а как это сделать на воде? Короче, амфибии эти были непригодны к службе на Ханке. Но пока дошло….
В тот день у одной такой в миле от берега мотор заглох. Открыли погранцы фонарь — может запустить хотели? — а волной кабину захлестнуло. Легла амфибия на дно, а парни на неё встали — волна пройдёт, их с головой, схлынет — вода по грудь. Вторая на помощь пошла — только сбавила ход, её тут же волной захлестнуло. Картина Репина маслом — две амфибии на дне, четыре головы на поверхности — называется «Приплыли».
На заставе всполошились, начали нас по рации вызывать — а мы баню топим, лясы точим да виноград собираем. Те, что дежурили на катере, зуммера из радиорубки не услышали — видно, своих дел хватало. Откликнулся 68-ой и с правого фланга через всю Ханку ринулся на помощь. А время идёт. Наконец догадался кто-то с заставы на ПТН брякнуть, чтоб прощупали локатором — куда это ПСКа-69 запропастился. Начальник отвечает:
— Так они здесь.
Дальше события развивались так. Выскочили мы из-за мыса, сразу ребят на экране РЛС засекли и ещё две цели. Одна — ПСКа-68, мы с ним по рации связались. Вторая быстро двигалась из глубин китайской территории. Вскоре мы её в ТЗК смогли распознать — джонка с немецким мотором. Летит, только бурун сзади пенится. Почуяли жёлтомордые добычу лёгкую в наших водах — ребят обессиленных забрать и утащить в Поднебесную.
Потом хрен докажешь, кто чью нарушил границу.
Мичман Беспалов очень разумную повёл тактику в сложившейся ситуации. Ясно и понятно, что по прямой китайцы нас сделают нас в два счёта, и он начал менять галсы, подбираясь к месту крушения амфибий. Узкоглазым за волнами погранцов не видать, так они ориентируются по нашему курсу — мы повернём на юго-восток, они уже там, мы на норд-вест, и они туда во все лопатки. Будто игра в пятнашки. Только мы с боцманом стояли у лееров, вооружённые до зубов личными автоматами, а Мишка Терехов расчехлил свою рогатку и в оба патронника патроны загнал.
