Подъел рощицы с перелесками.
Сожрал картофельные поля, сады и огороды.
Выглядывает верхними этажами новые, не заселенные еще пространства.
Город пучит.
Город давит изнутри.
Город рвется наружу.
Городу опять тесно...
Москва, 1971-1973 гг.Дочитываешь – и тянет, за захлопнутой книгой захлопнув эмоции, кинуться в вульгарно-социологический анализ. Срочно нести ее куда-то, показывать, доказывать, трибуналу общественного мнения приводить как документальное свидетельство, как показания…
Деревенские горожане, городские мужики – так и можно посчитать, что писатель взялся изучить социальное явление (никем, кстати, не изученное). Тем более, что он нам как бы и сам демонстрирует своими книгами: иду, мол, по порядку, коридор – коммуналка, первый этаж – хрущоба, зона отдыха – случайный срез…
"Первый этаж" из всех книг Феликса Канделя, написанных раньше или позже и уже изданных, уже известных читателю, – самая глубокая, самая зрелая. Самая свободная и пронзительная. Прежде автор повсюду был слишком среди героев: жил в коммуналке, сидел в зоне, боролся за отъезд. Внимательно разглядывал соседей – по квартире, по нарам, по сидению в отказе – хорошо (очень хорошо – возьми любой портрет в "Зоне отдыха") описывал. Но странно – в этом "изнутри" оставалась какое-то "со стороны". Хороший, правильный, глубокий, цепкий взгляд со стороны.
"Первый этаж" – вот и он словно бы пришел со стороны. Не зная деталей, поклянемся: не рос в подмосковной деревне еврейский мальчик, будущий (ныне бывший) автор шестнадцатой полосы и "Ну, погоди". Может, только в крупноблочных сотах Нахабина или Бескудникова (снящегося Леве Беищева или прочих иных Черемушек) встретил автор своих персонажей, перебравшись из арбатской коммуналки…
А вышло – изнутри, из самого нутра. Да так, что ловишь себя на сочувствии каждому. Даже грымзе старокомсомольской. Даже собрату ее по домкому – а что, и в самом деле, к земле ж его тащит, к почве, вскопать, взрыхлить, клубничку высадить, клубника-то со сливками, караси-то в сметане... А Егорушке, к которому он за забор, в душу сапогами, на эту землицу желанную? А едва промелькнувшему Димычу, поперек дороги которому Егорушка стоит?.. Всех не пережалеешь? Может, еще – жалость унижает человека?..
Ни пьяниц, ни пьянство, ни пьянь перекатную Кандель не поэтизирует, что ныне модно. Жалеет, горюет, сокрушается – но тоже не моралистом. Изнутри, из того нутра, водярой проеденного, пропитанного, как пито еще не было в прославленной своей гульбой матушке-России. Да и где ж тут гульба? Где веселие? В крайнем случае – жизнерадостность (такого словечка у Даля еще и нету). А жизнерадостных – вдвое жальче…
"Первый этаж" Феликса Канделя – вновь обращусь за помощью к любимому Далю – жалобитье… Жалобитье за каждого конкретного человека и за народ, за дерево и за лес, за город и деревню. Всех не пережалеешь – никого не пожалеешь.
Н. Горбаневская
