— Я это знаю, — сказал я. — Ведь я знаю Ба.
— Не все женщины одинаково хорошо стригут ногти, — сказал Ив. — Но я думал, ты назовёшь Жанну.
— Жанна и Ба, — насупился я, — совсем разные. Теперь я это понял.
— Ты думаешь? — вздохнул Жора. — Дай Бог… тебе здоровья.
— Кишки с тебя вон, — разъяснил Ив.
— Бог всё ему даст, если малыш не будет вбивать всё это себе в голову, как вальсы Шопена.
— Да, — сказал Жора, — не пора ли тебе домой, играть этюды?
— Успею, — сказал я. — Как же сам Сандро терпит такой обман?
— Упрямец, — закатил глаза Жора. — Ну хорошо, что, если я скажу так: Саня хочет, чтобы люди приглашали его к себе обедать. Больше того, он хочет эти приглашения принимать. Обрати внимание, нас с Ивом никто не приглашает пообедать…
— Тебе нужно оторвать всё, чтобы ты стал совсем гладеньким, — сказал Ив. Но что правда, то правда: и гладенькому тебе ещё придётся сильно попотеть, пока тебя пригласят, карлик. Пока тебя попросят полетать по их дому.
— Можно подумать, в сундуке не сильно потеют, — сказал я.
— Грубиян! — поставил свой диагноз Ив. — Скажешь, я не потею?
— Это ведь от жары, — возразил я, — а не от трудов. Так и отец в своей прозекторской, и Изабелла у себя в боксе, и её микробы, наверное, ещё как потеют.
— Там за это платят зарплату, — сказал Жора. — А у нас платят не за пот, а по маркам, со сбора.
— А Назарий говорит, что потеть обязательно, надо работать в поте лица. И Сандро, по-моему, потеет с головы до ног. Вот почему у него такие чёрные пятки…
— Тьфу! — сплюнул Жора. — Он думает, что этот номер, стрелять по тарелочкам, имеет ещё какой-то скрытый, высший смысл. Вроде как вальсы Шопена.
— Нет, он думает, что это вроде езды на мотоцикле задом наперёд, поправил Ив. — Такой же, мол, и у номера Сандро высший смысл.
— Какой странный мальчик! — сказал Жора.
— Очень странный мальчик, — согласился Ив. — Как же его примут в школу, такого урода?
— Высший смысл, по-вашему, и есть главное уродство, запомню, — пригрозил я. — И расскажу всем.
— Нет, ты не просто урод, — снова сплюнул Жора. — Ты глупый урод.
— Смотри, парень… Мой папа был глупый негр, и чем он кончил?
— А Ба никогда не потеет, — заявил я. — А весь дом держится на ней. Разве это не работа?
— Ты понимаешь, куда он клонит? — спросил Жора. — Что мы не стоим своих денег, потеем зря: на нас ничего не держится.
— Я понимаю, куда он клонит, — сказал Ив. — Всё ясно: он не собирается потеть в своей школе.
— Он собирается потеть только на переменках, — поправил Жора. — А на уроках пусть потеют другие, бездари, лентяи… Он же будет запросто получать оценки, и лучшие, чем они.
— Это грубо, — сказал я. — Ещё грубей, чем у Назария. А я уже давно играю во взрослой волейбольной команде. Мне доверяют подачи, и просят набрасывать на сетку.
— Ну, а бить-то тебе поручают? — запищал Жора. — Удары тебе доверяют?
— Да, допрыгиваешь ли ты вообще до сетки? — прогудел Ив.
— Я ещё допрыгну, — пообещал я. — Обязательно, сами увидите.
— Вот тогда и приходи на базар, — сказал Жора. — А так, коротышка, твой номер даже и не шестнадцатый: вообще без номера. Слушай, давай по-прямому… Ты своё место знаешь? Вот и хорошо: утри сопли и не обижайся. Держи удар. Смотри, я же не обижаюсь?
— Он не обижается, — подтвердил Ив.
— И я тоже, — сказал я. — Слушайте, если б вы знали, как вы мне нравитесь!
— А Сандро? — вскричали они оба: флейта и фагот.
— Это, — сказал я солидно, — дело совсем третье.
— Вот это — дело совсем другое! — пропищал Жора.
— Дело хорошее, — прогудел Ив.
— Лёгок на помине, — объявил я.
— Санька! — заорал Жора. — Этот малый и тебя обозвал дураком! Имеешь право присесть к нам.
— Лучше я откажусь от такого права, — на Сандро был халат без рукавов, — и постою.
— Мы славно тут болтаем, — сообщил Ив. — Позавидуешь.
— У меня дела, — сказал Сандро. — Мне ещё ногти стричь.
— У тебя они растут за четверых, — укоризненно сказал Жора. — А кто у тебя нынче маникюршей?
— Да в том-то и дело, что Катька хандрит, а очередь её. Прислал бы ты кого из своих… государевых людей. Кто-нибудь из ихнего цирка не прочь же на воле подработать, а?
— А вы бы пошли работать в Большой цирк? — спросил я.
— А говорили: болтаем славно. Ничего себе славно! — сказал Сандро. — По такому случаю дай закурить.
— У малыша тяжёлое детство, — объяснил Жора, раскурив и вложив ему в губы папиросу. — Прямо на части рвёт. Большой базар и Малый, Большой цирк и Малый, большие взрослые и малые дети, весь его родной городишко такой же: пополам.
— Поляризация, — применил свои познания я. — Но ведь и в Москве есть Большой и Малый театр. Отец говорит, в Большом неправильно играют Шуберта, Аве Марию.
— А я что говорю? Конечно, поляризация! Сказать по-прямому — шизуха. Cтарая малая часть и новая большая, два разных города в одном. И такая же у малого семья, две в одной. И какая-то из них неправильная, совсем не так играют Шуберта, как нужно. Я тебе, Сандро, пришлю одну коротконогую, будь спок, она старательная.
— Городишко у них диалектический, — возразил Сандро задумчиво. Папироса так же задумчиво гуляла из угла в угол его рта. — Вчера на Главной улице Новой части, гуляя и о чём-то задумавшись, может быть как раз и о Шуберте, погиб Главный врач больницы Старой части, а сегодня утром я уже читал в местной газете некролог.
— Погиб от огорчения, что в Новой части неправильно играют Аве Марию? поинтересовался Ив.
— Нет. «Победа» зацепила его ручкой дверцы, когда он готовился перейти улицу, за пуговичную петлю расстёгнутого пальто. Вот как диалектически тут переходят улицы.
— В такую кислую жару, и в пальто? — удивился Жора.
— Летнее пальто, летнее, — пояснил Сандро. — Тут ещё ходят летом в соответствующих пальто.
— Называется пыльник, — сообщил я. — Ваше пальто тоже можно так называть. А погиб доктор Щиголь, он знакомый моей Ба, и, конечно, Ди.
— Разумеется знакомый, — согласился Сандро, — как же иначе. Небось, и жил он в вашем квартале. А пыли у вас в квартале, действительно, многовато.
— Третий дом от нас, — уточнил я, — в начале соседнего квартала.
— Каков объём жизни! — воскликнул Жора. — И при этом — каков уют! Два квартала, и всё в них содержится, что ей нужно, жизни. За каким же чёртом доктора понесло в другой город…
— За смертью, — объяснил Сандро. — Нет, малыш, я бы не пошёл работать в Большой цирк. До него-то кварталов двадцать, если не сорок. И он как раз в той части города, которая неправильна. То есть, в другом городе.
— А мы скоро туда переезжаем… — с тоской сказал я. — Горздрав дал матери квартиру. Это её знакомый, к нам его не приглашают. Потому его отчества я не знаю, а фамилия его, наверное, Кругликов.
— Да и не возьмут меня туда, — поторопился Сандро, — моё место в Малом. Зато на Большом базаре.
— И хорошо, что не берут, вас там звали бы просто Колей, — выпалил я и покраснел.
— Фу, ну и подача, — посетовал Ив.
— Гнать его из команды, или пока только оторвать руки? — спросил Жора.
— Коля — красота и молодость мира, — сказал Сандро. — Разве я похож на молодость и красоту мира?
— По-моему, да, — ответил я.
— Он твой поклонник, Саня, — пояснил Жора, — а у всех твоих поклонников глаза застит. Малыш рассказывал, что в его семье из-за тебя раскол. У них ведь тоже эта, как её, диалектическая шизуха, то есть, поляризация.
— Очень приятно. Но Коля личность гармоническая, — упёрся Сандро. — Разве я похож на гармоническую?
— Когда выступаешь под гармонь, то да, — заявил Ив.
— У вас ведь нет накладного пуза, — сказал я, — значит, всё у вас гармонически. А многие другие стали пузо носить.
— Эта подача уже похожа на выстрел, но отнюдь не в яблочко, — скептически одобрил Жора.
— Зато прямо в пузо, — выжал я из себя, поднатужившись. — Выстрел в пузо и закопал, а надпись не написал, что у попа была соба…
— Ну, это ты брось: Саня тут тоже не причём, — сказал Ив.
— Однако, славно же вы тут болтаете, оказывается! — Сандро отплюнул папиросу. — Вам надо тщательней выбирать темы. Вот, Коля есть Главная тема Малого базара в будни. Там он по спекулятивной цене сбывает керосинки, закупленные в сибирской глубинке. А тут, на Большом базаре, в день воскресный, пристойней было бы беседовать об…
— … Эдике? — спросил Жора. — Не знаю, это ещё вопрос.
— That is the question.
— Ытлен авъэкэгыргыкэн тэимычьын, — выпалил Сандро.
— Так в Англии не говорят, — определил я.
— Зато на Чукотке все говорят именно так, — сказал Сандро. — Там все говорят только по-английски, уж я-то знаю.
