Тут зал еще больше взбодрился и зашуршал смешками да улыбками. Как в филармонии, подумал я, между классическими музыкальными номерами, когда все расслабляются и разом начинают покашливать и ерзать попами на жестких сиденьях.
Илюха выдержал паузу, дал залу угомониться и продолжал:
— И побратались мы с ними все вместе, как братаются порой солдаты чужих армий на войне. Прямо там, в наспех вырытых траншеях. И лишь редкие сигнальные ракеты, зависающие в воздухе краткосрочными звездами, освещали своим скудным светом наш священный ритуал. Там я, кстати, бедро и повредил невзначай. Потому что хоть и полегло их, бедолаг, немало на подходе к нам, но все равно количеством они превышали нас во много раз. Вот и повредились многие ребята от нагрузки. Кто чем — я вот бедром как-то неудачно приложился. А потом еще очень долго хотелось пить, все горло ссохлось. Вот до сих пор не отопьюсь.
И с этими словами Илюха опорожнил еще один граненый стаканчик воды. А зал снова следил за каждым колебанием его кадыка, за звучным сглатыванием и даже не пошевелился ни разу.
Потому что так живо представилось всем: ночь, песок скрепит на зубах, взвод в полной выкладке на марше. Лица бойцов в приборах ночного видения. И много очумелых женщин из всего лишь одной горячей точки. А сколько их таких по всему миру?!
— Вот потому такие точки горячими и называются, — закончил глотание воды Илюха. — Потому что нешуточно жарко там иногда бывает.
Тут он еще раз напоследок обвел зал взглядом своего единственного неумеренного глаза.
— Так вот, что я хотел сказать… От имени всех ребят, кто остался там, кто продолжает свой нелегкий ратный труд. От их имени я говорю: экспериментируйте, девушки, мы вас только поддержим! Идите до конца, пройдите весь путь — и пройдите его насквозь. Чтобы выйти с обратной стороны снова к нам навстречу. Потому что, когда мы возвратимся из наших походов, мы встретим вас там, с заднего входа, откуда вы только что вышли.
— Чего он имеет в виду? — снова дернул меня Инфант, но я не знал. С самого начала речи не знал.
— И вот тогда мы не бросим, мы подсобим, мы подставим уцелевшие наши бедра, не сомневайтесь. Даже раненые — все равно подставим. А вы с вашими прошлыми экспериментами, вашим умудренным опытом только ценней и дороже будете нам. И еще родней. Так что давайте двигаться навстречу, вы — через свое открытие самих себя с помощью самих себя. А мы, пока горячие точки не остыли… мы еще в походе! — закончил Илюха.
И зал восторженно взорвался. Потому что и вправду в его словах струилась искренняя поддержка и нешуточная забота. А от искренности — кто не взорвется?
— Вы не поможете мне добраться до выхода? А то у меня бедро еще пошаливает малость, — обратился замаскированный Илюха в президиум, недвусмысленно подразумевая из всего президиума одну лишь Маню.
И та поддалась, откликнулась и подошла, и теперь уже ее плечо упиралась в Илюхину подмышку. А потом они долго шли меж рядами, и Илюха все говорил и говорил, шевеля губами, а Маня все слушала и слушала, кивая податливо головой. Так они и приближались к нам.
А по мере их приближения Инфант прямо на глазах нервным становился. Видимо, все же живо зрело в нем еще Манино воспоминание, и мозолило его, и мутило. Я хотел было его предостеречь, мол, не ерзай и не юли нервами, но не успел.
— Лесбиянки всех стран, объединяйтесь! — неудержимо бурным криком выплеснулись из Инфанта муть, нервы и отчаяние. А нервы и отчаяние — они всегда плохие советчики.
Вот и сейчас в них заметно выпячивала бессильная злоба. А еще желание поддеть приближающуюся Маню в ее теперешних экспериментальных чувствах. И та заметила нашего Инфанта и действительно, похоже, не на шутку «подделась» в своих чувствах.
Впрочем, ей хватило выдержки не бросить виляющего бедром корсара, а довести его до ближайшей стенки и сохранно прислонить его к ней. И лишь затем Маня позволила себе дать волю эмоциям — накинулась, навалилась отчаянно на Инфанта. Хотя была и значительно меньше его ростом.
— А, это ты… — процедила она, с трудом сдерживая распирающую злость. — Ты здесь, примитивист вшивый, Пиросмани долбаный. Как ты еще не побоялся сюда заявиться? Я все про тебя теперь знаю, ты все инспирировал, прикидывался, ты обманывал меня. Да и вообще, я из-за тебя в мужчинах разуверилась. Потому что сам ты — не мужчина, а… А… — попыталась она найти сравнение. — А… — не смогла она сразу. — А… — сделала она еще одну попытку. — А дерьмо и меланхолик! — удалось ей наконец весьма смачно.
В зале нависла мертвая тишина, можно было бы услышать полет шмеля. Но шмели здесь не летали.
— Тебе лишь бы накручиваться круглые сутки. Да и то только в одну сторону. Потому что в другую тебе, видите ли, больно. А мне настоящий мужик нужен. С твердыми, заскорузлыми руками, со знанием и умением жизни, с такой же заскорузлой силой воли. Который не юлит и не виляет, а прокладывает дорогу и ведет по ней, не оглядываясь. На которого можно положиться душой и телом, всерьез, основательно и надолго…
Тут она посмотрела с призывом на Илюху, и я понял, что наш план удачно завершен — Маня уведена, а Жека, соответственно, спасена. Хотя теперь снова угрожающе нависло над Инфантом, на этот раз уже Маниной физической расправой.
Но Манину физическую расправу мы умели отвести в сторону.
Я красноречиво посмотрел на Илюху, тот красноречиво моргнул мне в ответ единственным глазом. Тем, который под галстуком, — он, наверное, тоже моргнул, но я этого видеть не мог.
— Кто это такой? Что за чудик? — спросил заскорузлый боец Илюха, подваливая к нам прихрамывающей походкой.
— Да Инфант Маневич, — в тяжелых сердцах пояснила Маня.
— Никакой я не Маневич, — попробовал было отбрыкнуться Инфант. Но тут же заткнулся от жесткого взгляда одноглазого наймита.
— У тебя, Мань, чего, с ним было что-то? — предположил наемник.
— Да так… — не стала обманывать Маня.
— Ты, Мань, бросай это. Поблядовала по молодости, и хватит, — не сдерживая лексикона, пожурил ее корсар грубоватым от заботы голосом. — Со всеми бывало, конечно, я понимаю. Но теперь хорош, забудь, теперь пора остепениться. Теперь у тебя другая доля, ты теперь при мне, а я тебя в обиду никому… Но и на тебе, Мань, запомни, ответственность. Слышала такое выражение: «надежные тылы»?
Маня посмотрела на своего мужчину, представила его надежные тылы. Потом снова посмотрела. На его голову, обмотанную женской косынкой, на глаз, прикрытый черным галстуком. И затихла покорно, не возражая.
А я подумал, что, может, и прав был Инфант. Может, и надо было добавить немного просачивающейся через повязку крови — правдивее была бы сцена. Да и колоритнее тоже.
— А ты, чудик, вали отсюда, не порть праздника и хорошего настроения людям, — посоветовал Илюха чудику Инфанту. Но дружески так посоветовал, не по злобе.
— Знаешь что, Мань, — продолжил боец, когда искусственно раздутый инцидент сдулся на наших глазах. — Мне надо отойти недалеко, горло очень пересохло, опять сильная жажда прихватила. Ты подожди меня малость, я скоро. А потом домой меня отвезешь, хочешь, ко мне, а хочешь, к себе.
И Б.Б. снова недвусмысленно моргнул мне глазом.
А значит, я потянулся за ним в сортир, там был мужской сортир, в этом памятнике архитектуры. Собственно, там их было два, один женский, но в него стояла заметная очередь. А вот мужской был совершенно пуст.
— Старикашка, зачем тебе к ней, опасно ведь, — проговорил я у писсуаров, стараясь смотреть прямо перед собой, в близкую кафельную стенку. — Ты вспомни, что она с Инфантом сотворила и с Жекой. Глядишь, и до тебя дело дойдет. Ты тоже, глядишь, забуришься куда-нибудь и пропадешь зазря. А у нас выручать тебя уже людей не осталось. Ну отвлек ее от Жеки, ну и ладно, а зачем наедине с ней в пустой квартире оставаться? Не нужно наедине. Опасно слишком.
— Да ладно, — отмахнулся Илюха, но только словами отмахнулся. Потому что руки были заняты. — Согласись, все-таки Маня примечательная девушка, совершенно неадекватная. Как я могу пройти мимо, не исследовав ее? Это все равно если бы Колумб, наткнувшись на Америку, решил бы проплыть мимо этого еще одного захолустного островка, затерянного в океане. Маня, конечно, не Америка, все же та на Северную и Южную делится, но на Австралию она тянет вполне. Но там ведь тоже своя уникальная флора и фауна.
— Тебе она нужна? Эта уникальная фауна? И тем более — флора? От нее ведь только одни раздражения бывают. Да и капитана Кука, кажется, все же съели приблизительно где-то в тех водах, — вспомнил я географию. Но Илюха на нее не купился.
— Да ты сам посмотри на Маню, какой характер перед нами, какой колорит! Да и накручивается, Инфант говорил, как-то по-особенному. Нет, не могу пройти мимо, не прощу я себе такого до старости.
