— Тебе она нужна? Эта уникальная фауна? И тем более — флора? От нее ведь только одни раздражения бывают. Да и капитана Кука, кажется, все же съели приблизительно где-то в тех водах, — вспомнил я географию. Но Илюха на нее не купился.
— Да ты сам посмотри на Маню, какой характер перед нами, какой колорит! Да и накручивается, Инфант говорил, как-то по-особенному. Нет, не могу пройти мимо, не прощу я себе такого до старости.
— До старости еще дожить надо, — предупредил я его. — А с ней твои шансы резко уменьшаются. Хрен знает, кем ты себя почувствуешь завтра. За живопись и феминизм я не боюсь, конечно. За гомосексуализм я тоже не беспокоюсь, им тебя не проймешь. Но мало ли опасностей на свете? Вдруг ты Че Геварой каким-нибудь надумаешь стать, в Боливию захочешь двинуть, мировую революцию зачинать? Кто ее знает, эту Маню, какого Лотоса она тебе подсыплет. А ты ведь помнишь, чем Че Гевара закончил? Не дожил до старости товарищ Че.
— Да не бжи, стариканер, не действует на меня наркотня типа Лотоса. Иммунитет у меня на химию сильный. Но ты знаешь, ты так, для проверки, на всякий случай подвали все же завтра, чекани меня, все ли в порядке со мной. Ну, для подстраховки. А я тебе про накрутку объективно, в подробностях завтра и расскажу.
И мы, сойдясь именно на этой предосторожности, застегнули штаны и вышли цепочкой из писсуарной. А потом пробивались сквозь плотный строй хрупких, одетых в черное тел, так как очередь в женский туалет рядом так и не рассосалась.
Глава 16
106 страниц после кульминации
Маня верно ждала своего героя, тут же нырнула под него плечом и надежно повела к выходу.
А я подумал тогда еще, что если все же говорить об однополой, лесбиянской любви, то никакая она не генетическая. Все из-за того, что личный опыт у девушек плохой оказался: родители обижали, мужчины использовали корыстно — все от дефицита чувств и дефицита счастья. Вот и тянет от неудачного опыта в противоположную сторону.
Но бывает и наоборот, подумал я снова, погружаясь чуть глубже в тему. Бывает, что и от переизбытка опыта, когда не зацепляет больше и тянет на новенькое.
В общем, как ни погляди, все беды от болезненных крайностей. Потому как природа — она всегда за баланс и за гармонию. А баланс, он где-то посерединке, хотя найти его — постараться еще надо.
Я снова оглядел зал, пытаясь отыскать в толпе Жеку, единственную необходимую мне женщину из многих присутствующих здесь женщин. Конечно, я уже давно простил все ее безумные речи, ведь главное было ее сейчас забрать и увести, и вывести из наркотического состояния. А потом — говорить с ней, говорить спокойно, ровным, размеренным голосом, и, дай бог, она успокоится понемногу. Ведь все же печальная ее новость ожидает — подруга от нее назад к мужчине сбежала.
— Жека, — приобнял я ее за плечи, пользуясь тем, что она беспомощно и беззвучно, как выброшенная на берег рыба, только и могла, что мотать головой в поисках утерянной своей Мани. И вообще болезненно вяло на все реагировала. — Жека, — вывел я ее на улицу, где нас поджидал Инфант с портфелем наготове. Мы тут же раскупорили последнюю бутылку и влили в девушку лекарственную жидкость. Потому что, как показала жизнь, красное — оно есть самый эффективный антинаркотический препарат на лотосовскую дурь. Вот и Жеке сразу полегчало.
— А где Маня? — наконец-то смогла она воспользоваться голосом, и глаза у нее с каждым глотком становились все более и более осмысленными.
— Пойдем, Жек, посидим где-нибудь, я тут место хорошее знаю. Подкрепиться тебе надо, видать, ты и не завтракала еще сегодня, вон исхудала как. Она чего, не кормит, что ли, вас там?
— Ага, совсем не кормит, — ответил за Жеку Инфант и снова печально вздохнул. Правда, непонятно, по какому именно поводу печаль его сейчас проняла.
Когда мы зашли, сели, заказали, а потом с нескрываемым удовольствием смотрели, как жадно Жека подбирает кусочки с тарелки и как разглаживаются черты ее лица, как будто сходит заморозка, какими осмысленными становятся ее взгляд и речь, — мы, честное слово, были тогда счастливы с Инфантом. Глядели на Жеку, переглядывались между собой — и были счастливы. А потом с наслаждением заказали ей дюжий десерт, да еще двойной капуччино.
— Ой, мальчики, — посмотрела она на нас, как будто родилась заново. — Как хорошо все же. Все хорошо. Просто дышать хорошо, на улицу смотреть, еду глотать, кофе это — все хорошо. Ой, спасибо вам, что вытянули, что не дали пропасть вконец.
И тут, вглядываясь в радостные Жекины глаза, я понял, что ее хвостик пусть и неуверенно, пусть едва-едва, но наконец-то совершил первое за долгое время вилятельное движение. Хоть и мешало ему жесткое сиденье стула.
— Жек, но все же с тебя рассказ. Нам подробности лесбиянства очень любопытны, — вернул я ее к недавнему прошлому. — Потому что хотя мы в кино и видели не раз, но вот как все в реальной жизни — для нас все равно загадка. Самое непонятное, скажи, там обоюдно или односторонне, и если односторонне, как стороны выбираются, по какому правилу? Кто кого вальсирует, иными словами?
— Да, расскажи о правилах, — задышал громче обычного Инфант.
— А можно еще десерта? — попросила Жека, тоже совершенно счастливая, тоже разморенная прелестью жизни.
— Да запросто, — подозвал я девушку официантку, и мы заказали Жеке все, что она хотела.
— По-разному бывает, — призналась она. — Иногда так, иногда по-другому, нет никаких правил.
— И инструкций тоже нет? — недоверчиво переспросил Инфант.
— Все по вдохновению, — ответила Жека и тоже вдохновенно проглотила нежный кусочек тирамизу.
— Почти как у нас, — согласился Инфант. — А как тогда со взаимным оргазмом происходит?
— Иногда бывает, что удается попасть. Но очень редко, чаще промахиваемся, — выдал еще одну порцию разведданных благополучно вернувшийся на родину резидент.
— Надо же, и здесь почти как у нас, — снова удивился Инфант.
— И все же, друг мой Жека, — задумчиво произнес я, — есть много в вашем лесбиянском мире, что непонятно нашим мудрецам.
— Да, да, я тоже вообще многого не понимаю… — поддержал меня Инфант.
И тут Жека пустилась в подробные пояснения. А мы слушали, как завороженные, рассказ очевидца и все подкупали ей новые десерты один за другим.
— Да, — сознался Инфант, когда Жека уже не могла больше впихивать в себя жирную сладость. — А я-то все по-другому представлял. Значит, врут нам в натурных кинематографических съемках, приукрашивают, не раскрывают реальных обстоятельств.
— Ты уверена, что тебя не потянет туда больше? — спросил я заботливо.
— Да нет, — откинулась на спинку стула объевшаяся Жека. — Кажется, полностью отпустило. Все-таки в мужчинах тоже своя прелесть имеется, хоть и своеобразная, несуразная. Но потому и притягивает, что от нашей сильно отличается. В конце концов, как может привлекать то, что у самой имеется в избытке? Что еще в детстве изучила в деталях? Что уже никогда не удивит? Ведь тянет к тому, что самой недоступно, что неизведано. Иначе зачем тогда люди покоряют горные вершины, летают в космос, опускаются на дно океана, рискуют собой? Разве не для того, чтобы познать новое, то, чего нет у них в обычной, земной жизни?
Мы с Инфантом переглянулись, задумались. Все же глубоко Жека копнула с дном океана. Не для нашего дневного, подпитого ланча.
— И не по той ли самой причине, — продолжала Жека, — нас тянет к другому, неизведанному гендеру? Простите, я имела в виду полу. Ведь мужчины для нас, женщин, такая же неизведанная территория, белые пятна на нашей географической карте. Неоткрытые острова в океане. Вот и тянет нас к открытиям, пускай рискованным, пускай неоправданным, бессмысленным порой… Но пока сама не исследуешь, не проверишь, ведь так и не узнаешь: есть там разумная жизнь, на этом острове, или нет? Вот и тянет нас! Особенно тех, кто от рождения любознательные. Хотя вообще-то всех тянет.
— Ну, а нас — к вам, — закивали мы с Инфантом, соглашаясь. — У нас тоже имеется здоровый интерес к тому, чего у нас самих никогда не было. Мы тоже иногда не можем побороть в себе неистребимую человеческую потребность к познанию.
— К тому же, — добавила Жека, смеясь и глазами, и губами, — если меня снова в женскую сторону поведет, то я себе всегда попутчицу найду. Я же симпатичная, а еще у меня хвостик. А они на хвостик, как пчелы на мед, слетаются, — и она снова радостно вильнула под столом своим симпатичным рудиментиком.
— Ну это понятно, кто б не слетелся? — закивали мы Жеке, соглашаясь.
— Слушай, — сказал я, — а не выпить ли нам за твое возвращение? — И мы снова подозвали официантку и выпили, когда она быстро принесла.
— Все же нам тебя не хватало, — признался я. — Дом наш был неполным без тебя, сиротливым немного.
— Какой дом? — спросила Жека.
