– Патрик…
– Хорошо бы кто-то сказал ей, чтобы она приподняла свою изысканную задницу и занялась чем-нибудь дельным. Например, освободила Ирландию. Или села в автобус вместе с цветными и доктором Кингом, который носит такие замечательные галстуки. Кто-то непременно должен сказать ей: ну, сделай, наконец, хоть что-нибудь стоящее, ведь ты это можешь. Если ты считаешь себя одной из нас, так и будь такой.
Ржавый кондиционер снова загрохотал. Патрик машинально наклонился над ним, проверяя, нормально ли он работает.
– Патрик, но наши соседи… Скажи: что они обо мне говорят?
– Кто?
– Люди.
– Ничего.
– А Мэгги сказала…
– Мэгги чересчур нервно на все реагирует.
– Но она не лгунья. Скажи мне. Пожалуйста.
Патрик колебался.
– Ну, пожалуйста!
– Но это же просто в шутку, Кейт! Правда в шутку. Они называют тебя Королевой, но, клянусь, ничего плохого не имеют в виду.
– Королевой?
– Королевой Инвуда. А впрочем, это все просто пустые разговоры. Знаешь, что бывает, когда один гвоздь слишком сильно торчит из половицы? Его приходится посильней забить, иначе все начнут о него спотыкаться. В общем, ты понимаешь, что я хочу сказать.
Она понимала. Боже, храни королеву… В ушах у Кейт, казалось, снова зазвучало пение Патрика, и эти странные слова, и его печаль. Нет, он вовсе не воспринимал это прозвище как шутку. Мэгги была права: Патрик был единственным, кто не смеялся.
– Кейт, послушай, это же просто пустая болтовня! Пустая болтовня, и ничего больше!
Она кивнула, чувствуя, что внутри у нее все словно онемело. Патрик взял ее руки в свои, снял перчатки и нежно поцеловал.
– Нельзя же обращать внимание на все, что говорят люди, Кейт. Они так много всякого говорят, что иной раз и сами не понимают, зачем это сказали.
– А если мы поженимся, что они про тебя скажут?
Патрик только пожал плечами, но Кейт уже поняла: он не раз думал об этом, и, возможно, это очень его тревожило. Как известно, сплетни могут убить любой бизнес.
– Ты могла бы уйти от своих Хозяек, – сказал он, – если тебя так беспокоит молва. Ты могла бы работать здесь, в магазине, и шить для людей из нашего прихода – и тогда все сразу бы переменилось. В Инвуде тысячам девушек требуется, например, платье для первого причастия, и так бывает каждый год. Кстати, миссис Браун, хозяйка паба, очень неплохо на этом зарабатывает. Хоть и говорит, что ей уже не под силу и паб содержать, и шитьем заниматься. Раньше она часто просила Пег ей помочь, такая у нее была куча заказов. Ты могла бы взять большую часть заказов на себя. Мы бы все удобно устроили в маминой комнате. А миссис Браун ты очень нравишься.
Да, Патрик явно немало об этом думал.
Пока Патрик говорил, география жизни Кейт все уменьшалась и уменьшалась, пока не стала легко помещаться у него в ладошке. Ей хотелось сказать: я ответила мистеру Чарльзу «нет». Я хочу открыть собственный магазин от-кутюр. Я знаю, что смогу это сделать. Ведь миссис Вриланд смогла.
Кейт хотела сказать все это Патрику, но у нее не поворачивался язык. В конце концов, она все-таки была Королевой Инвуда. Она была тем торчащим гвоздем, который непременно надо забить поглубже.
– Я люблю тебя, – сказал Патрик. – И всегда любил.
– Я знаю.
Патрик немного подождал, надеясь, что Кейт тоже произнесет слово «люблю», но некоторые слова нужно обдумывать очень тщательно. Они осложняют жизнь. Они замыкают ее в строго определенных границах. Они становятся твоими хозяевами. Кейт не была уверена, что хочет этого. Но и представить свою жизнь без Патрика она тоже не могла.
На мгновение в глазах Патрика явственно плеснулась боль, но он быстро взял себя в руки и передумал обижаться. И снова поцеловал Кейт, по-прежнему пытаясь отыскать в глубине ее глаз то заветное слово. А потом вдруг сказал:
– Может, нам поесть? Стряхнуть с себя все это?
– Да, пожалуйста, давай поедим!
Патрик снял свой мясницкий халат. Под халатом оказались галстук в клетку – тартан цветов клана Харрис, как это мило с его стороны! – и старательно отглаженная рубашка. Значит, он все-таки собирался на самое настоящее свидание с ней. Он был ужасно мил, если мужчин можно называть «ужасно милыми». Он уже надел куртку, но вдруг повернулся к Кейт с таким видом, словно вдруг что-то вспомнил, и сказал:
– Я вовсе не хотел сказать, что ты обязательно должна оставить своих Хозяек.
– Я поняла.
– Это хорошо. – Патрик снова проверил, как работают кондиционер и увлажнитель воздуха. – Я думаю, все у нас будет хорошо.
– Правда?
– Правда. Знаешь, я ведь специально для тебя приготовил целую речь, не очень большую, но целиком посвященную непредсказуемости хорошо отвисевшегося, выдержанного в сухом воздухе мяса. И тому, что с этим нельзя торопиться. Требуется целая вечность, чтобы вышло как следует, но нежность приходит, всегда. Хотя и она требует определенных условий.
Как Кейт и предполагала, ее поэт-мясник приготовил весьма достойный романтический финал.
Кейт произнесла его имя очень ласково. «Мой дорогой Патрик…» – начала она, и это прозвучало с невероятной нежностью, которая удивила их обоих. Хотя она все же успела подумать, пусть мимолетно: а скольким телефонисткам Патрик рассказывал историю о мясе, выдержанном в сухом воздухе? – но потом все же не выдержала и сама поцеловала его. За эту историю.
И это был отнюдь не целомудренный поцелуй. И не пьяный – хотя Кейт все еще чувствовала во рту вкус оливок и джина. Это был такой поцелуй, который человек вспоминает всю жизнь и в хорошие времена, и в плохие.
– Ну что, теперь пошли ужинать? – только и спросил Патрик.
И они пошли. И поужинали. Но лишь после того, как миссис Браун выразила им свое возмущение и сообщила, что «пунктуальность – это дорога в рай».
Элегантность – это исключение.
Кристобаль Баленсиага
Когда изделие закончено, остается только пришить к нему ярлык. Для прет-а-порте ярлык был такой: «Chez Ninon. Нью-Йорк, Париж». Вещи от-кутюр, полностью сшитые вручную, имели более сложные ярлыки. На них тоже упоминался модный дом «Chez Ninon», но указывалось и имя правообладателя, и дата создания модели, и ее номер; номер присваивали для того, чтобы легко было отыскать остатки той или иной ткани, если они потребуются для починки, или же, если владелец пожелает, чтобы вещь хранили и чистили в ателье, ее можно было сразу найти по номеру. Это была очень удобная система идентификации.
Когда Кейт на следующее утро пришла на работу, ярлык для розового костюма уже ждал ее на рабочем столе. В зале должен был состояться показ моделей дорожной одежды, но после его окончания Супруга П. должна была прибыть на примерку готового костюма. Собственно, эта примерка должна была стать и первой, и последней.
К приходу Первой леди все было готово, так что Кейт и Мейв прокрались в зал и устроились в первом ряду, чтобы посмотреть шоу. Это были платья из разряда «Сноб». Настоящий «писк моды». Все весьма скромного дизайна, они были невероятно дороги; их предлагалось носить с маленькими пятисантиметровыми каблуками – именно такие предпочитала Супруга П. Этакие «пустячки», куда более стильные, чем одежда, которую носили обычные горожанки, но украшены они были куда большим количеством драгоценностей, чем то «маленькое черное платье», которое Шанель из года в год демонстрировала с одной лишь ниткой жемчуга. Но куда важнее – во всяком случае, для Хозяек – было то, что шить такие платья было на удивление выгодно: их почти целиком изготовляли на машинах, а вручную наносили лишь завершающие штрихи, для показа. Мисс Нона и мисс Софи давно уже установили для показов одежды свои правила. «Доставлено непосредственно из Парижа», «одежда для зимних круизов». Вообще-то честнее было бы сказать: «Доставлено непосредственно от мистера Чарльза». Ведь это он создал коллекцию; это был его последний официальный вклад в деятельность «Chez Ninon».
– А я по нему, старому козлу, даже скучаю, – сказала Мейв.
Мистер Чарльз и Мейв были примерно ровесниками, но Кейт не хотелось говорить о мистере Чарльзе. Она так и не рассказала Мейв ни об ателье, ни о «пьянящем запахе сирени», ни о мартини с джином. И, разумеется, она ни словом не обмолвилась о том, что мистер Чарльз оплатил ее счет в «Карлайле», – эту тайну Кейт уж точно решила унести с собой в могилу. Ей было мучительно признаться в этом даже на исповеди у отца Джона.
Яркие цвета летних нарядов «Сноб» остались в прошлом; на этот раз мистер Чарльз создал вариант «антиснобистского Сноба» – в более темных тонах. В основе были все те же платья-футляры, красиво облегающие фигуру, выполненные в разнообразных сочетаниях черного, коричневого и серого. Никаких принтов. Вырез округлый, или «лодочка», или большой драпированный воротник типа капюшона. Иногда платье украшали складки или пуговицы – но никогда то и другое одновременно. Например, гладкое платье из серого шелка с несколько преувеличенным «греческим» вырезом, задрапированным в районе ключиц, или коричневое шерстяное дневное платье с каймой из десятков коричневых роз, связанных из шерсти; или черное креповое платье для коктейля с очень глубоким вырезом на спине, которое, впрочем, можно было носить и задом наперед – этот довольно нахальный вариант «Сноба» был сочтен настолько «пикантным», что зрители аплодировали стоя.
