Я пошел в библиотеку миссис Хэмбро и позвонил Натану Энтайлу. Мы знали, что переговоры по этому телефону в отличие от аппаратов на кухне и в гостиной дают лучшие результаты. Это был самый счастливый телефон в их доме, а в такой ситуации мне хотелось иметь на своей стороне любую возможную поддержку высших сил.
К сожалению, на мой звонок никто не ответил. Очевидно, Энтайл был в доме Хьюмов.
На следующий день, после нескольких бесплодных звонков, я наконец-то получил ответ от Фэй. Она сказала, что слишком занята и что ей некогда говорить со мной. Пообещав перезвонить, она повесила трубку, но так и не выполнила данного слова. Позже мне передали почтовый конверт с вложенной ксерокопией извещения о дате похорон.
Я не пошел на прощальную службу, потому что считал тело склепом души. Пифагор был прав, говоря, что человек начинает умирать с момента рождения. Физические останки, выставленные у могилы, не имели отношения к личности Чарли и к нашему миру. Они принадлежали земле, а не той реальности, которая вечна сама по себе. Чарли Хьюм и его сущность были искрой Божьей, и эта искра не угасла.
Она по-прежнему существовала. И будет существовать всегда, хотя теперь она стала невидимой для человеческого глаза. Как сказала миссис Хэмбро, любой, даже самый испорченный человек, должен войти в бессмертие. И мне кажется, что смерть это хороший способ попасть туда. Одним словом, я не верил, что Чарли покинул нас. Он все еще парил где-то в небе над Дрейкз-Лендинг. И вскоре мы тоже присоединимся к нему. Нам оставалось чуть меньше месяца. Как жаль, что он не знал об этом, когда решил расстаться с жизнью.
Какое-то время все обитатели Пойнт-Рейс, включая Томалес-Бей, гадали и спорили о том, останутся ли вместе Нат и Фэй, или угрызения совести из-за смерти Чарли заставят их расстаться друг с другом. Сначала многие не верили в их связь. Соседи и особенно миссис Бентли утверждали, что Нат редко бывал в доме Хьюмов. Фэй забрала детей из школы, так что расспросить их люди не могли. Однако ситуация быстро прояснилась. Машину Энтайла все чаще стали замечать во дворе Фэй, и местные жители пришли к общему мнению, что эта греховная пара возобновили отношения.
Некролог, опубликованный в «Бейвуд-Пресс», сообщал, что Чарли Хьюм из Дрейкз-Лендинг пал духом после тяжелого недуга и в припадке депрессии «ушел из жизни». В статье упоминалось, что он перенес сердечный приступ и в тот злополучный день был выписан из госпиталя. В тексте не говорилось ни слова о Натане Энтайле, и последняя фраза гласила, что Чарли оставил свою жену безутешной вдовой, а дочерей Элси и Бонни несчастными сиротами. Заголовок статьи: ЧАРЛИ Б. ХЬЮМ ЗАВЕРШИЛ СВОЙ ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ.
Наша группа решила составить более полный отчет о произошедших событиях, и я по просьбе коллег изложил факты в хронологической последовательности. Описывая отношения Фэй и Натана, я информировал общественность о том, что подлинной причиной гибели Чарли был не упадок духа из-за плохого состояния здоровья, а измена его жены, которая вступила в любовную связь с другим мужчиной. К сожалению, «Бейвуд-Пресс» отказалась печатать такой документ. Гкзета даже не удосужилась подтвердить получение письма, хотя я должен честно признаться, что никто из нас не указал в конце текста свои имена или номера почтовых ящиков. Мы боялись судебного иска, который Фэй могла выдвинуть в связи с публикацией компрометирующего материала.
Впрочем, от «Бейвуд-Пресс» ничего не зависело. И мой полный отчет не изменил бы ситуацию. Дело в том, что все жители нашего края уже знали правду. Об этой истории говорили на почте и в магазинах причем несколько недель подряд. Вот так и нужно поступать в демократическом обществе. Люди должны обладать подлинными фактами. Иначе как они смогут судить о произошедшем?
Говоря о социальном осуждении, я хотел бы отметить еще одно наше наблюдение: почти все население Марин-Каунти было настроено против Ната и Фэй. Довольно часто мы слышали нецензурную брань, обращенную в их адрес. Конечно, люди не высказывались в присутствии детей или в глаза этой парочке. Занятия «Синички» по-прежнему проводились под руководством Фэй и часто в ее доме. Она все так же посещала танцевальные курсы, и никто из женщин не запрещал своим детям гостить у ее девочек. Тем не менее в качестве осуждения и назидания за порочную связь местные жители перестали приветствовать Фэй и Натана, когда те проезжали мимо. Им больше не кивали головой на улицах и не махали руками в магазинах. Две-три фермерши, насколько я знаю, запретили своим дочерям приходить на вечеринки, которые изредка устраивались в доме Хьюмов. Впрочем, эта неприязнь могла сформироваться еще до смерти Чарли например, после того, как наша группа обнародовала мой первый художественный отчет, который я представил на их суд. Миссис Хэмбро распечатала его и разослала по почте всем членам Республиканской партии в Марин-Каунти. Поэтому такие персоны, как Новато и Гор, получили подробную информацию.
Вероятно, Натан и Фэй почти не замечали общественного неодобрения. У них имелось множество своих проблем. Время от времени Элси и Бонни слышали обидные слова на игровых площадках. Однако позже это прекратилось, и опасения моей сестры развеялись. Фэй и Энтайл обустраивали собственную жизнь, и я не винил их за некоторую уединенность. Помимо моральных проблем и взаимоотношений с соседями им нужно было еще справляться с хозяйством.
Примерно через неделю я получил письмо из Сан-Рафаэля. Оно пришло от адвоката по имени Уолтер Сайр. Мистер Сайр просил меня приехать в его офис 6 апреля к десяти часам утра. Дело было связано с наследством Ч. Б. Хьюма.
Миссис Хэмбро провела медитацию и сказала, что я обязательно должен поехать туда. Более того, она пообещала подвезти меня в город. Поэтому утром, одолжив плащ, брюки и галстук у мистера Хэмбро, я поехал в СанРафаэль и без пяти десять вошел в здание, в котором располагалась адвокатская контора. В офисе уже находились Фэй, ее дочери и несколько незнакомых мне людей. Позже я пообщался с некоторыми из них. Одни были родственниками Чарли, приехавшими из Чикаго, другие работали на его заводе в Петалуме. Натан Энтайл, конечно, не присутствовал.
Нам предложили сесть в кресла, и когда мы расселись, адвокат зачитал завещание, составленное Чарли. Я почти ничего не понял. Мне объясняли суть текста лишь через несколько дней. Всему виной был юридический язык, и я до сих пор не уверен, что правильно трактую некоторые детали завещания. Короче говоря, оно распределяло имущество и деньги Чарли. В основном он позаботился о дочерях, чего я и ожидал. Не доверяя своей жене, он некоторое время назад начал процесс извлечения капитала из активов завода. Все эти деньги были вложены в фонды и акции на имена детей еще до его смерти. Завод теперь почти ничего не стоил. Фактически от него осталась одна видимость.
По калифорнийскому закону об общей собственности, половина всех семейных активов принадлежала Фэй. Чарли в своем завещании не мог распоряжаться ее долей. Однако фонды и акции принадлежали детям, а не ему и Фэй. Фактически он передал большую часть капитала в руки девочек и позаботился о том, чтобы это состояние находилось под надзором мистера Сайра. Оно должно было перейти Элси и Бонни лишь после их совершеннолетия то есть при достижении двадцати одного года со дня рождения. Девочки не только становились владелицами фондов и акций, но и получали его долю завода в Петалуме. Все акции и фонды, завещанные детям, отдавались под опеку брата Чарли, который приехал из Чикаго. Ему полагалось заботиться о капитале девочек и удовлетворять их текущие потребности. Детям позволялось жить с матерью, однако Чарли внес в этот пункт несколько важных условий.
Жене он оставил только «бьюик» точнее, свою половину машины. По калифорнийским законам, Фэй владела половиной особняка и пятьюдесятью процентами всего имущества в доме. Чарли не мог запретить ей этого. Но он мог распоряжаться своей половиной. И он завещал эту долю мне!
Да-да! Мне и только мне! Поэтому Фэй владела одной половиной, а я получал другую. Что касается его доли в имуществе семьи, то Чарли передал ее детям. Он оставил мне почти столько же, сколько и Фэй, если не считать ее старого «бьюика». Старого и не такого уж дорогого!
В самом длинном пункте завещания оговаривались условия относительно наших хозяйственных взаимоотношений. Ни я, ни Фэй не могли насильственно отстранить друг друга от владения домом. Тем не менее мы могли договориться о его продаже или совместном использовании.
Каждый из нас мог продать или отдать в аренду свою долю другому за сумму, которая будет признана Банком Америки в Пойнт-Рейс «разумной ценой». Кроме прочего, Чарли распределил между родственниками и друзьями небольшие суммы из семейного банковского счета, половина которого принадлежала ему и, соответственно, была внесена в завещание. Например, мне он завещал почти тысячу долларов на лечение у психиатра, если я захочу этим воспользоваться. В случае отказа эти деньги переходили к девочкам. И еще он оставил приличную сумму на похоронные расходы.
