Несколько перьев упали с неба, и тогда Джек увидел, что крылья Лили как будто линяют.
– Мне дерьмово, – сказала Лили.
Джек так волновался и боялся за нее, что даже не возбудился.
– Что случилось? – спросил он, поглаживая ее левое крыло. Но нежность привела к потере еще двух перьев, так что он отдернул руку.
– Брось, – сказала Лили, стиснув его за плечи. – Положи опять руку на крыло.
Джек попробовал, но обнаружил, что не может.
– Я боюсь, – сказал он. – Я боюсь, что сделаю тебе больно.
Лили посмотрела на него, и в каждом ее глазу отражалась Луна.
– Мне плевать, – сказала она.
Джек никогда не видел Лили такой и не знал, что делать. Он и не думал, что может что-то сделать. Как человек может помочь богине?
– Но мне не плевать, – сказал он. – Я не хотел бы причинить тебе боль ни за какие коврижки в мире.
Она слабо ему улыбнулась:
– А на Луне?
Он коснулся пальцами ее губ.
– Ты – Луна, – сказал он. – Ты – Луна, и Земля, и звезды.
Лили подавилась и высвободилась из его объятий.
– Я тебя умоляю, – сказал она. – Я слышала эту же самую чушь от смертных мужчин столетия назад. Будь пооригинальней.
Во второй раз Джек почувствовал, что рассердил Лили. Она считает, что он должен быть умнее всех остальных от начала времен – так, что ли? Он даже не всегда четко представлял себе, где его носки, и Лили уже должна была это обнаружить.
– Извини, – сказал он. Но не чувствовал себя виноватым и знал, что это видно.
Лили поморщилась.
– Не стоит, – сказала она. Ее крылья развернулись и обернулись вокруг туловища, скрыв грудь и руки. С крыльев продолжали облетать перья. – Это я должна извиняться. С моей стороны это было глупо. И жестоко.
Она спрятала лицо в крылья, образовавшие клин у горла.
Гнев Джека растаял в дым. Джек притянул Лили к себе и опять начал поглаживать ее крылья, там, где они прирастали к спине. Теперь он не останавливался, когда падали перья.
– Все хорошо, – сказал он, но знал, что это неправда. Конечно, все плохо. Что бы это ни было, все шло не так.
– Моя ошибка, – сказала Лили глухим голосом.
– Что? – спросил Джек. – Что может быть твоей ошибкой? Ты же богиня, помнишь?
Но его руки почувствовали ее слабость, а Джек никогда не чувствовал ничего подобного прежде. Он поразился, поняв, что сейчас он, похоже, в физическом смысле сильней ее.
– Арти и Кэти – моя ошибка, – сказала Лили. – И Кэролин и Стивен. И то, что Стивен хочет Хэлли. И ты меня возненавидишь из-за всего этого.
Джек смутился. Он знал, что Стивен без памяти влюбился в Хэлли, но остального не понимал.
– О чем ты?
Лили опять взглянула на него, но на сей раз он увидел в ее глазах лишь темноту.
– Твои друзья делают вещи, которые им не пойдут на пользу, и все это из-за меня. Поэтому ты меня возненавидишь.
Джек никогда прежде не слышал, чтобы Лили так говорила. Это было просто не в характере той богини, которую он знал. Звучало почти как… почти как будто она просто женщина, а он – просто мужчина.
При этой мысли он почувствовал то, чего никогда не чувствовал прежде. До сих пор он желал и обожал Лили. И он по-прежнему желал и обожал ее… но теперь появилось что-то другое.
Он хотел защищать ее.
Такая мысль, такое чувство посетило его впервые. Защищать богиню? От чего?
Но теперь Лили казалась другой. Она была другой.
– Послушай, – сказал он. – Во-первых, даже если у моих друзей есть проблемы, это еще не конец света. Они и раньше совали задницы в раскаленное масло и сами себя поджаривали.
Лили дрожала.
– Но не из-за меня.
– Откуда ты можешь знать, что это из-за тебя, – сказал Джек. – Люди вполне способны совершать глупости и без помощи потусторонних сил. Я хочу сказать – ты же не можешь все к черту бросить и каждую минуту следить, что они делают и почему. Сейчас они шепчут молитву Владыке Мира, а в следующую минуту рубят пальцы монахине с криком: «Скажи нам, где скрываются мятежники!» Или сейчас они уверены, что будут навеки счастливы с этим человеком, а в следующую минуту уже трахаются с тем, с кем только что познакомились в прачечной. И независимо от того, сколько столетий ты наблюдаешь нас на Земле, вряд ли даже ты можешь знать, что заставляет нас вести себя так или иначе.
– Но я знаю, – сказала Лили дрожащим голосом. – Я же богиня, Джек.
Джек коснулся ее щеки и, к своему удивлению, обнаружил, что она мокрая.
– Я знаю, кто ты, – сказал он. – Но это еще не значит, что ты не можешь быть не права.
– Нет, – сказала Лили, – именно это и значит. Я призналась тебе два месяца назад, что есть вещи, касающиеся смертных, которых я не понимаю, – но в вещах, которые я понимаю, я права всегда. – Она вздохнула. – Я думала, это просто часть моего существа. Но теперь я думаю, что это, наверное, проклятие. Поскольку, если бы я не была всегда права, я могла бы надеяться, что… что ты не возненавидишь меня.
– Теперь гляди, – сказал Джек, – я докажу, что ты не права. Потому что, даже если бы ты разрушила жизни людей, которые мне дороги, я бы никогда тебя не возненавидел. – Он сделал паузу, покачав головой. – Ты что, не понимаешь, Лили? Я до одури схожу по тебе с ума. Ты никак не можешь это изменить. Если я начал что-то большое, я не могу остановиться.
– Но ты останавливался раньше, – сказала Лили.
Джек опять слегка разозлился:
– Это неправда. Я всегда забочусь о тех, о ком начинал заботиться. Отношения могут измениться или даже закончиться, но это всегда выбор другого человека, не мой. И я все еще чувствую по отношению к нему то же самое. Я никогда не смог бы его возненавидеть.
Лили смотрела мимо него.
– Ты ненавидишь Натали, – прошептала она.
В череп Джека воткнулся ледяной прут и двинулся вниз по позвоночному столбу, замораживая его на миг, а может, и на час.
Тогда он шарахнулся от Лили и побежал к реке. Он думал лишь о том, как бы прыгнуть в воду. Он прыгнул бы так далеко, как только мог, миновал бы утес, деревья и дома богатых людей, а затем упал бы и погружался все глубже в холодную темноту Остинского озера, так глубоко, чтобы ничего не видеть, не слышать и не касаться и не беспокоиться больше ни о чем и ни о ком. Вместо этого он споткнулся о ржавый кабель на краю плато и кувырнулся с утеса, падая вниз на лесные заросли. Он понял, что сейчас умрет на острых ветках, как те пьяницы.
Но тут его что-то подхватило и понесло вперед. Он увидел в воде отражение Луны и звезд и свое белое тело, висящее в небе. По его щеке скользнуло перо, и пока он наблюдал, как оно по спирали падает в реку, он понял, что сделал глупость и что Лили его спасла. Он знал, что Лили сбросила обувь и схватила его, потому что чувствовал на правой лодыжке ее когти. Его левая нога – и все остальное – болталось в воздухе.
Теперь он дрожал, несмотря на душную техасскую ночь, и меньше всего хотел бы оказаться в воде, которая выглядела такой темной и холодной.
Он был благодарен Лили. Как никогда.
Она доставила его туда, где он начал свою вахту. Она положила его на землю мягко, но поскольку он был вверх тормашками, то все равно приземлился не слишком удачно. Джек растянулся на спине, глядя, как Лили садится на ограду.
Он удивился, увидев кристальные капли, блестевшие в углах ее глаз и на лице. Джек недавно почувствовал, что ее щека влажная, но тогда еще не понимал, что это значило.
Его богиня плакала. Из-за него.
– Прости, – сказал он, встав на колени и схватив руки Лили. – Пожалуйста, прости меня.
Лили покачала головой. Ее глянцевые волосы спутались и не обвивали ее плечи, как обычно. Джек никогда не видел ее волосы такими прежде и испугался.
– Это я должна извиняться, – сказала Лили.
Джек поцеловал ее когти и лодыжки.
– Нет, – прошептал он.
– Да, – сказала Лили, гладя его волосы.
Он посмотрел ей в лицо. Она выглядела очень печальной, и это было ужасно.
– Богиня никогда ни за что не должна извиняться, – сказал он, – потому что, почти по определению, она не может сделать ничего неправильно. Это ведь и значит быть богиней, правда?
– Раньше я так и думала, – сказала Лили, делано улыбаясь. – Пока…
Она оборвала себя, но Джек знал, что она хотела сказать: «Пока не встретила тебя».
От этого он почувствовал себя мерзким, виноватым… и сильным. Он не хотел, чтобы Лили хоть чуть-чуть горевала, но все же осознавать, что она горюет из-за него, было великолепно.
И из-за этих мыслей он ощутил себя еще более мерзким и виноватым.
Когда они с Лили впервые встретились, вся его жизнь внезапно обрела смысл. Но теперь, похоже, возвращалось прежнее ужасное смятение.
И если это произойдет, ему, наверное, опять станет на все наплевать.
Чтобы этого не случилось, он сказал Лили единственную правду – правду, которая останется правдой, что бы ни случилось с ним, или с его друзьями, или со всем остальным миром; останется правдой, сколько будет жить его мозг.
