По мощеной дороге между виллами «Киприда» и «Крест» ездят тени в призрачных экипажах. Шуршат платья дам, ступающих на подножку. Деревянная флейта выводит коленца в священной роще, принадлежащей Егору Парыгину. Играет Одиссей – нашел игрушку возле грота. Зоинька одновременно увезла и оставила дудочку, раздвоившуюся, как ее, Зоинькина, личность. Теперь один и тот же наигрыш звучит синхронно на Кипре и в Питере. Одиссей не знает толком, кого любил – Зою Киприди или Зою Савелкину. Леонид тоже не знает, кого любит. Вся оксфордская премудрость тут не поможет. На ветвях возле грота Венеры висит эолова арфа, получился прелестный ансамбль – юноша и ветер. Одиссей возвращается берегом на ту или иную виллу, бросив предварительно монетку, ветер ему сопутствует. Посейдон поднимает из пены морской кучерявую голову, громко кричит – Киприда! – и дует, дует во всю мочь, заваливая на воду паруса серферов. В море тайно ходит крупная рыба. Высохшая сеть Одиссея, не порванная Венерой Родосской, трепещет на ограде виллы «Киприда». Тщится поймать ветер, но это удел парусов. Рыбацкий парус иной раз нарисуется на горизонте и растворится в синеве. Что ищет – вряд ли просто рыбу, что кинул – поглотила даль.
Бомжатник на Литейном всех достал, соседи по площадке начали проявлять русское национальное единство. Что, был повод? да, был. Помните ли Толиного товарища? их обоих гнев Афродиты остановил в самый разгар квартирного воровства… как его звали-то? Величали, простите, по тюремной кликухе – Гнидою. В отсутствие Толика Гнида вел дела неплохо, но с явным креном в мусульманскую сторону. Эти не пили, и Гниде больше доставалось. Сейчас, в начале июня, у чурок была работа. Зиму пересидели в страшной тесноте, перебиваясь с хлеба на квас. Вели себя смирно, из последних грошей приносили Гниде жизненно необходимое. Гнида спрятал на полатях телефонный аппарат, чтоб за его спиной не звонили по междугороднему. Приметливая Людмила вскоре поняла, что связи нет, подхватилась и поехала навести порядок. Зеркальные очки в хорошей оправе глядели сурово. Нарочно отправилась вечером, чтоб ни один таракан не уполз под мойку. Жизнь распорядилась иначе – соседи настучали еще с утра. Людмиле пришлось наблюдать издали, как менты запихивают свой улов в два микроавтобуса. Насчитала шестнадцать человек черных и троих не пойми не разбери. Переночевала в предлагаемых обстоятельствах, предварительно позвонив на Морскую по сотовому. Ночью какие-то скреблись в дверь, но Людмила затаилась. Утром съела Гнидину колбасу, напрягла отдохнувшие мозги и отыскала телефонный аппарат. Машинально набрала номер бывшего мужа – его голос прозвучал печально – и сразу положила трубку. Посмотрела на себя в зеркало. Зеркальные очеса лежали на подзеркальнике, серые глаза глядели не менее сурово. Постучался сосед по площадке – водопроводчик Юра, воинствующий патриот, спросил, не нужна ли помощь. Нет, спасибо. Ушел. Лично для Людмилы феерия закончилась. Она решила пока что сдать три комнаты порядочным людям, и если Серафима надумает к ней присоединиться, взять ее к себе на раскладное кресло – девическое ложе Лидии. Серафима надумала – привыкла быть ведомой. Она-то и была младшей из трех дам, в замужестве не состоявшей. Трамвайчик с прицепом, названивая, отправился по рельсам приличий прямехонько в тупик.
Бомжи загадили все, что можно было загадить. Приехали выручательные Толик с Менелаем, снесли запакощенное на помойку. Поехали на мебельную фабрику «шкафчик and диванчик», не то живую, не то издохшую, возле которой Толик некогда стоял посреди клумбы. Выяснилось – Прохоров выкупил ее с долгами и реанимировал. В результате меблирашки Людмилы были меблированы за счет фирмы. Нашлись и жильцы, а контингент Гниды затерялся средь огней большого города. Сам же Гнида пришвартовался на Морской. Пренебрегши прежде, единственно по неразумию, трудоустройством в павловском борделе, теперь с гордостью служил переживающему подъем делу Аллы и Лидии. Бегать от предначертанья бесполезно. Лидия взяла бразды правленья твердо, без дураков – цель была ясна, средства сподручны. Гниде выдали чистую тельняшку, произведя сразу в дворники, кухонные мужики и вышибалы.
Антон Балдин какую-никакую невесту себе нарыл. Не Катю Переляеву, нет. Взял за женой не золотые прииски, а пятизвездочный отель на Кипре – зимнее каникулярное время было потрачено недаром. Избранница оказалась дочерью нового русского, с присадкой одесской греческой и одесской еврейской крови, по материнской линии. Жених констатировал, что тут все сошлось: привязанность к Зое Киприди, уваженье к Иосифу Каминскому, интерес к феномену греческой цивилизации. Во всяком случае, из борделя на Морской он пока исчез. Брачный контракт сам же Каминский и составил – обошлось недешево. Борис Острогин теперь курировал обеих сестер Переляевых, такой вариант давно напрашивался. Соответствовал как собственной его натуре, так и устоявшимся привычкам двух девушек. Катя с Юленькой были отлично вышколены и в такой – фи! – мерзости, как ревность, не замечены.
Что, у Зои Савелкиной в последнее время действительно наблюдалось раздвоение личности? да, вы правильно расслышали. Перед отъездом в Питер она временами принималась говорить величественно-ленивым тоном. А то укладывала свои простенькие и со вкусом вещички в стильные корзины Киприды. Флейту бросила на пороге грота и бросила через плечо Леониду: Заинька заберет. Леонид дудочку поднял, убрал от греха подальше в рюкзак. Но едва отвернулся – на камнях лежала точная копия презренного Зоинькой инструмента. Леонид и сам был человек спорной адекватности. Одним закидоном больше, одним меньше, его это не пугало.
Когда Киприда сияет в гостиной заслуживающими драгоценного гребня волосами, сойдет любая девица, взятая Лидией по протекции. Белые ночи сменяли друг друга, и, не пуская тьму ночную на золотые небеса, светили волосы, и белела Венера Родосская, просветляя сумерки.
Прохоров долго не чикался, дом на Васильевском отремонтировал за полтора месяца. В июле на Морскую дул свежий ветер с Невы, перелетая через невысокие зданья. Прохоров пришел говорить с Лидией о будущем, считал – оно у них есть. Большая честь. И тут Лидия впервые сказала что-то путное о Менелае: он не уступит, я его немножко знаю. Устранять физически кого бы то ни было Прохорову и в голову не приходило, как-никак он был человек крещеный. Поехал бить челом вдове Заверяевой, та взяла подарки и сказала: «По мне, так забирайте со всеми потрохами. Баба с возу – кобыле легче. Такого-то добра! гулёна». Но дело не сдвинулось ни на йоту. Поспешил светлым еще вечером к Зоиньке в спальный район, остановил возле дешевой новостройки основательную тачку, долго вытирал ноги о турецкий коврик. Толик с Менелаем, надравшись, храпели. Леонид выслушал гостя внимательно, Зойка отрешенно. Нет, все что надо услыхала. Посоветовала серьезнейшим образом: «К Антипу… Антип поможет». И Прохоров отправился перевозить Антипа Иваныча Домовитого после ремонта в принадлежащий ему дом.
Небывалое, несбыточное дело: Прохоров финансировал наглое новоселье. Четверо заговорщиков-поджигателей собрались на Васильевском за новым дощатым столом от фирмы «шкафчик and диванчик» – он был покрыт по светлому дереву бесцветным лаком. Прохоров вежливенько умотал, предоставив действовать теперь уже верному прихвостню своему Антипу. Питья – залейся, еды завались. Селедка кусочками в баночках… маринованные огурчики с мизинчик… фаршированные оливки – фу ты ну ты… нарезка такая и сякая. Разовые вилки и стаканы, кради – не хочу. Водка четырех сортов, по числу присутствующих персон. Антип: «Отведайте этой, голубчики». Анатолий: «Теперь, братцы, тяпните вон той». Нежданно подвалил Гнида – его как раз не хватало. Расторопный Антипушка и вовсе отпер бар – душа нараспашку. Глаза разбежались, но выбрали виски, а содовой никто не спросил. Антип все же продемонстрировал сифон, окатив корешей с ног до головы.
Еще не видано такого новоселья – жечь бы да жечь, праздновать да праздновать. Вдруг пошло не по сценарию, но хорошо пошло, удачно. Гнида стукнул по фирменному столу: «Гнида эта Лидия! даешь развод!» Зуб у него был на дамочку, собиравшую дань с его постояльцев. Гнида на воле как-то неприметно вырос в авторитеты, и четверо слушали, глядя ему в рот. Наконец прорезался хозяин дома – Антип: «Гони ее в шею, Петруша, с Морской. А ты, Игорек, завтра же… какой у нас завтра день? понедельник? завтра же подай на развод. Станет у меня полы мыть, задравши подол… лба перекрестить будет некогда». Тотчас стащили у Прохорова лист хорошей бумаги формата А4. Написали: «КЛЯТВА. Игорю с Лидией развестись и никому из нас на ней не жениться». Подписались впятером. Отныне Лидию ожидало незавидное будущее. Правда, наутро муж ее вновь проснулся менелаем и вчерашнего не помнил, но Антип молча ткнул в его подпись. Будто нечаянно подвалил Иосиф Каминский со всем необходимым для ведения дела, в том числе и деньгами. Положил в дипломат также и клятву пятерых. Посадил Менелая к себе в машину: назвался груздем – полезай в кузов. Груздя ждали грустные хлопоты.
