В прилежных плясовых прыжках к ней приблизился лысый с хризантемой в петлице, поинтересовался мимоходом на выдохе:
— У вас проблемы?
— Помогите… — путаясь и заикаясь, она объяснила, что случилось.
— Не вопрос, — сказал лысый, перестал прыгать, кого-то позвал и, деловитый, возбужденный, двинулся за Маняшей. Потянулись к выходу, оживленно переговариваясь, еще несколько посетителей.
Меланхоличный великан у двери встрепенулся:
— Куда?
— На кудыкину гору, — огрызнулся кто-то.
— Где драка? — обернулся к Маняше на улице раскрасневшийся лысый. — Дружок ваш где?
Сзади напирала радостная толпа. Впереди всех, предупредительно разбросав внушительные лапищи, ступал хорошо взбодренный вышибала. А у крыльца никого не было.
Народ остановился, разочарованный пустынным видом безмятежного пятачка перед входом. Люди не получили обещанного зрелища. Погалдели, возмущенно поплескали руками и — что делать — разошлись восвояси. Лысый ухмыльнулся:
— Вы не ошиблись, девушка? Может, молодые люди просто сбежали?
Обескураженная Маняша развела ладонями:
— Не знаю…
— Эй, вы не нас ли ищете? — раздался невозмутимый голос Виталия. Следом из тени припаркованного неподалеку автомобиля вышел на свет он сам. Темноту прочертила зарница непотушенного окурка, и за Виталием мирно выступила фигура черноокого грузина.
Маняша ничего не понимала. Непостижимым казалось, что Виталий и его противник, совсем недавно мутузившие друг друга не на жизнь, а на смерть, стоят как ни в чем ни бывало рядом и одинаково ласково улыбаются ей жутковатыми измочаленными лицами. Оба грязные, в налипшей на одежду листве, у Виталия смачная красная блямба под правым глазом, у грузина по ссадине на обеих скулах…
— Маняща, — проворковал грузин, пощелкал языком во рту и выплюнул на асфальт зубной осколок. — Вы меня извините, Маняща. Я не знал, что вы — его девушка. Я думал, вы девушка на один вечер. А вы — нет. Если б знал, Выталика не побил бы.
— Кто еще кого побил! — захохотал Виталий и подмигнул Маняше сверкнувшим синью здоровым глазом.
— Пойдем, обмоем это хорошее дело, — предложил грузин.
Виталий заколебался, но переборол себя:
— Поздно уже. То есть рано. Утро скоро.
Маняша молчала, потрясенная тем, как ее назвали. «Его девушка». Голова неожиданно приятно закружилась. Наверное, подействовало выпитое шампанское.
— Давайте отвезу вас домой тогда. — Грузин гостеприимно распахнул перед ними дверцу машины.
В дороге Виталий трогал пальцем набухающий синяк и думал, что, в конце концов, мероприятие получилось замечательное. Даже лучше, чем он рассчитывал. Незапланированная, но добросовестная дуэль отлично его встряхнула. Волны ревности, которой не испытывал сто лет и успел забыть, что это такое, все еще горячо прокатывались в груди.
Бомж чувствовал себя здесь не отщепенцем — прежним Виталием, и мечтал обставить все по возможности красиво и сказочно. Он не ожидал, что причина его великолепной голливудской задумки — наивная пухлая леди, особенно потешная в деревенском платье, вызовет неподдельный ажиотаж. Недооценил. Или так случилось благодаря контрасту? Кругом без толку слонялись примелькавшиеся незанятые красотки в надлежащих месту и времени безукоризненных прикидах. Со стрелами-ресницами, с ногами от бюста, как у его бывшей супруги…
Завтра… он уйдет. Надо заставить уйти свое тело, которое быстро привыкло к устроенному быту и не хотело повиноваться. Может, намекнуть грузину о близкой Маняшиной свободе?
Огорошенный собственным вероломством, Виталий тут же яростно выругал себя самыми черными словами и порадовался, что в тусклом автомобильном свете не так заметна залившая лицо краска… Неужто так сильно изменило его характер нынешнее пьянство? Либо под действием спиртных паров просто открылись пороки, искусно прятавшиеся в нем, пока он жил как все и считал себя порядочным человеком? То едва не слямзил деньги, чего с ним раньше никогда не случалось, то собрался на самом пике завязанных отношений покинуть милую женщину, чистую перед ним с самого начала, со всеми доказательствами честности и чистоты. И ведь эта нежданно и незаслуженно доставшаяся ему девичья чистота тоже была подарена ему впервые… На Варе он когда-то женился, отбив ее у другого, такого же, как он сам, глупца. Прекрасно знал, что берет в жены не девицу.
Виталий решил уйти завтра же, пока обременительные отношения не зашли слишком далеко.
На прощание грузин крикнул из отъезжающей машины:
— Смотри, Выталик, Манящу не обижай!
Виталий не ответил. Обнял Маняшу за плечи и повел к дому. Всходя на крыльцо, спросил:
— Скажи, если исключить драку — тебе понравилось? Хорошо было в ресторане?
— Да, — рассеянно ответила Маняша, размышляя ни о чем и обо всем. — Хорошо. — И робко дополнила: — Но если бы мы остались дома, мне тоже было бы хорошо.
Виталий почему-то громко рассмеялся и потом еще долго и загадочно посмеивался. Она не поняла, почему ее слова показались ему такими смешными. Не обиделась и тоже малость посмеялась — из вежливости.
— Хочешь, завтра опять пойдем? — справился он, открыв заслонку, и закурил в печь.
Виталий загадал: если она ответит утвердительно, он обязательно закажет музыкантам «Звезду рыбака». Ребята немолодые, должны знать песню. И, может быть, сыграют его любимое — «Я хочу быть с тобой». А если Маняша скажет «нет», он поговорит с ней начистоту и уйдет сегодня же, сейчас, не дожидаясь рассвета. Виталий не признался бы себе, что сопротивляется уходу, но с удивлением подметил волнение в груди и невольно затаил дыхание.
— Как ты хочешь, — сказала Маняша с ударением на «ты», улыбаясь радостно и доверчиво. — А я хочу так же, как ты.
Маняше и в голову не пришло, в каком раздрае находится злополучная бродяжья душа. Ничуть не думала она и о том, во сколько обошелся ее сегодняшний выход в свет и откуда взялись у бомжа такие большие деньги. А Виталий в ресторане, кстати, отметил, что она даже не обратила внимания, как он закладывает крупную купюру в белую с золотом папочку меню. Виталий тогда растерялся, досадуя на Маняшину непосредственность и восхищаясь ею.
— Знаешь, я бы выпил чашку горячего чая, — вздохнул он. — Очень горячего и очень густого. Чай бы меня взбодрил.
Взбодрить его после Маняшиных слов мог бы не только чай и даже совсем не чай. Под ложечкой снова засосало. «Ложечка требует рюмочку», — усмехнулся Виталий и шикнул на себя. Его женщина послушно пошла заваривать чай…
Утром он проснулся раньше намеченного. Лежал, разглядывал разводы побелки на дощатом потолке, пока не надоело. Поднялся, как мог, бесшумно.
— Ты разговаривал во сне, — сказала Маняша, не открывая глаз.
— Что я говорил? — непринужденно поинтересовался Виталий и натянул старые дедушкины штаны. Они оказались ему впору. Маняша нашла их вчера в шкафу.
— Ты говорил: «Еще немного потерпи, Егор, сейчас я тебя вытащу». И еще: «Прощай, Егор».
— A-а, ну-ну, — отозвался Виталий, выходя в сенцы.
…Маняша почувствовала на веках тепло солнечных лучей. Показалось, к кровати сейчас подойдет дед Савва с кружкой холодного молока и горячим кренделем в руках. Наверное, она опять на несколько минут уснула. Маняша вдруг поверила, что еще не стала взрослой и толстой, а была пухлой по-детски, и щеки ее покрывал ребячий румянец. В окно лилось летнее солнце. Маняше хотелось понежиться в теплой постели, поспать немного, совсем чуть-чуть перед тем, как она встанет в прохладное утро и побежит к Мучаче, самому доброму и умному козлу на свете…
Маняша удивилась: неужели ей приснилась вся последующая жизнь, и пока не случилось смерти Мучачи, деда и матери, не существовало скучной библиотеки, не было рядом тети Киры и кошки? Значит, не было ни ресторана, ни бомжа, ни проведенных с ним стыдных и прекрасных ночей?..
На этой мысли встревоженная Маняша вскочила с постели. Сорвала с себя ночную рубашку и тут же в смущении снова нырнула под одеяло. В комнату с полным тазом только что выкопанных клубней картошки вошел обрадованный ценной находкой Виталий.
Он поддался чувствам. Решил позволить выбор им, а не голове. По крайней мере, пока. На дачный период, до приезда легендарной тети Киры, судя по скупой Маняшиной характеристике, дамы весьма суровой. Не его дело. Если Маняша нуждается в установленных теткой правилах, пусть поступает, как ей удобно. И все же время от времени становилось обидно за Маняшу. Хотелось взглянуть на тетку взыскательными глазами.
Один глаз Виталия между тем напоминал проклюнутый глазок картофельного клубня, другой сиял в полную силу, и оба по разным причинам были неистово синими. Виталий с удовольствием наблюдал, как из-под ножа, воспрянувшего в сноровистых женских пальцах, выбегают и струятся в миску кольца картофельных очистков. Его завораживали спокойные руки Маняши. Руки текли от предмета к предмету ласково, плавно и вызывали их праздничное оживление. Она не сознавала своей соблазнительности. Платье мягко облегало Маняшино округлое тело, и на летнем зеленом поле распускались в движениях лепестки красных цветов. Виталия зачаровывало все, что окружало Маняшу. Парчой переливался в его глазах сковородный круг жаренного в шкварках картофеля. Стол пятнали подвижные солнечные веснушки, сквозящие в ветках рябины. От кругового вращения ложки вспыхивал золотыми бликами чай с сахаром — Маняша любила сладкий…
