Через некоторое время Леонтьеву поручили освещение чрезвычайно важного мероприятия – Всесоюзной научно-практической конференции, посвященной пятидесятилетию первой геологической экспедиции на Таймыр в 1918 году. С этой экспедиции и пошел Норильск. Было известно, что снаряжена экспедиция по приказу геолкома, а возглавлял ее знаменитый полярный исследователь Николай Николаевич Урванцев. Пригласили на конференцию человек сто – видных ученых, геологов и металлургов, ведущих специалистов всевозможных НИИ. Среди них были интересные люди, они могли украсить ежедневные получасовые выпуски. Но нужно было придумать какой-нибудь ход, разбавить хотя бы фотоматериалом говорящие головы. Леонтьев поехал в архив НКГРЭ с надеждой что-нибудь раздобыть.
И раздобыл. Но совсем не то, чего ожидал.
Да, первую экспедицию на Таймыр в 1918 году отправил геолком. Но какой! Геолком Омского временного правительства адмирала Колчака. И задачей экспедиции был не поиск медно-никелевых руд, а разведка месторождений каменного угля для того, чтобы обеспечивать топливом на обратный путь пароходы Антанты, доставляющие Колчаку оружие и боеприпасы.
Да, Урванцев участвовал в экспедиции, но возглавлял ее не он, а казачий есаул, военный инженер Сотников, впоследствии расстрелянный красными.
С этой сенсационной информацией Леонтьев и примчался к директору студии. Карпову стало нехорошо. И его нетрудно было понять: до открытия конференции два дня, уже съезжаются приглашенные. Отменить мероприятие? Об этом не могло быть и речи. А как его проводить?
Директор вызвал машину и вместе с Леонтьевым отправился к первому секретарю горкома партии Савчуку, человеку в Норильске всевластному. В кабинете у него был директор Норильского комбината Долгих. Представив Леонтьева, Карпов приказал:
– Докладывайте.
И только тут Леонтьев понял, почему он прихватил его на эту встречу. Одно дело самому сообщить начальству неприятную новость, совсем другое – когда это сделает Леонтьев. Роль черного гонца его не очень-то умилила. Но приказ есть приказ. Он доложил, не упуская подробностей. Даже процитировал докладную записку, в которой обосновывалась необходимость финансировать экспедицию:
– «Поскольку железнодорожного сообщения с портами в низовьях Оби и Енисея не существует, доставка оружия и боеприпасов для Добровольческой армии может производиться исключительно водным путем…»
– Хватит, – буркнул Савчук. – Что вы предлагаете?
– Ничего. Я считаю, что эти материалы украсят программу. История раскрывает свои тайны.
Долгих усмехнулся, молча пожал первому секретарю руку и ушел. Савчук хмуро посмотрел на Леонтьева, потом на директора студии, словно спрашивая: «Он у вас что, больной?»
– Подождите в приемной, – распорядился директор.
Совещание длилось часа два. В кабинет вбегали и выбегали инструкторы, приехал срочно вызванный директор типографии. Искали выход. В конце концов нашли. Научно-практическую конференцию назвали: «К пятидесятилетию начала систематических геологических исследований на Таймыре». Типография работала всю ночь, печатая исправленные материалы.
Выйдя из кабинета первого секретаря, Карпов вытер платком потное лицо и с чувством сказал:
– Вечно от вас одни неприятности!
Леонтьев понял, что его назначение старшим редактором откладывается навсегда.
И ошибся.
Торжественное закрытие конференции состоялось во Дворце металлургов. Кроме участников, был приглашен весь городской бомонд. Мужчины явились при полном параде, дамы в вечерних платьях. Зимой в Норильске слишком мало развлечений, чтобы пропустить возможность на других посмотреть и себя показать. Расставив по точкам операторов, Леонтьев стоял в ближнем к сцене углу зала, рядом с дверью, из которой выходили и поднимались на сцену члены президиума. Первым появился директор комбината Долгих. Леонтьев прижался к стене, освобождая дорогу. Неожиданно Долгих приостановился, молча пожал ему руку и проследовал дальше. За ним шел Савчук. Он тоже пожал Леонтьеву руку, хотя было видно, что он не понимает, почему это делает. И все члены президиума, а их было человек десять, тоже обменялись с Леонтьевым рукопожатием. На это странное действо изумленно смотрел весь зал. А самое недоумевающее, даже ошеломленное выражение лица было у директора студии.
На следующее утро на доске объявлений появился приказ о назначении Леонтьева старшим редактором.
Как все-таки важно оказаться в нужное время в нужном месте!
Все идеологические кампании, очень ощутимые в Москве, по мере удаления от столицы не то чтобы глохнут, но заметно теряют свою сокрушительную силу, как тайфуны, срывающие крыши и с корнем вырывающие пальмы в центре, оборачиваются слабым ветром и дождями на периферии. Столетие со дня рождения Ленина прошло в Норильске почти незаметно. Состоялось торжественное заседание во Дворце металлургов, трудовые коллективы приняли повышенные обязательства, в вечную мерзлоту погрузили капсулы с рапортами о достижениях норильчан и с юбилейными выпусками «Заполярной правды». Предполагалось, что через сто лет потомки достанут их и узнают, как жили их предки. Ещё тогда у Леонтьева появилась мысль написать об этом пьесу. Вот через сто лет вскрывают капсулы и по материалам в них пытаются восстановить жизнь. Что это будет за жизнь? Сюр! Несколько дней Леонтьев обдумывал сюжет, даже делал наброски, но пьесу так не написал, не дошли руки.
Реальная жизнь Норильска была не такой праздничной, как рапорты в капсулах. На проектную мощность вышли талнахские рудники «Маяк» и «Комсомольский», план комбинату стали спускать по руде. Металлургические переделы не были готовы к такой нагрузке. Участились аварии, пошли «чёрные» субботы, стали обычными авралы в конце месяца. Но план нужно было выполнять, от этого зависели премии, составлявшие большую часть заработка работников комбината. Рабочие роптали, звонили и писали письма в «Заполярную правду» и на телестудию. По этим письмам Леонтьев провёл передачу. В заключение сказал:
– Нелепо надеяться, что ваши проблемы смогут разрешить журналисты. Что мы можем? Только переслать письма вашим руководителям. Для защиты ваших прав есть профсоюзы. Не защищают? Значит, не тех людей выбрали. Ничего не делают профсоюзы? Тогда вам остаётся только одно: увольняйтесь, переходите на другую работу. Голосуйте ногами, это самое сильное средство. Ваши проблемы никто за вас не решит.
В Норильске всегда живо реагировали на передачи. Стоило сказать, что какая-то улица утопает в снегу, как наутро по ней елозили снегоуборочные машины, а после жалоб телезрителей на хамство в магазинах увольняли продавцов. Передача Леонтьева вызвала возмущение руководителей заводов. Звонили директору студии, в горком партии. Через два дня Леонтьева вызвал заместитель председателя горисполкома Владимир Иванович Венгеров.
Венгерову было под шестьдесят. Рослый, с обширной лысиной и красным обмороженным лицом, он был из старожилов Норильска. Про него было известно, что он пятнадцать лет, от звонка до звонка, просидел в Норильлаге, после реабилитации в 1956 году уехал на материк, но никого из родных не нашёл, все умерли во время блокады Ленинграда, и вернулся в Норильск. В исполкоме он курировал здравоохранение, образование и культуру.
Когда Леонтьев появился в его кабинете, Венгеров стоял у окна и смотрел на проспект, по которому мела первая снежная крупка.
– Проходите, Леонтьев, садитесь, – предложил он. – У меня сегодня памятный день. Ровно тридцать лет назад я попал в эти края. На барже. Было нас человек восемьсот. В Дудинке перегрузили в теплушки, куда-то повезли. Куда? Зачем? Высадили в тундре, построили в колонну, погнали. Идём. Последние хибары кончились, пошли лайды, лёд под ногами, а мы всё идём. И у всех одна мысль: ведут расстреливать. Хотя зачем тогда было куда-то везти? Да и такой статьи ни у кого не было. Была обычная, пятьдесят восьмая. И срока обычные – от десятки до четвертака, кому как повезло. Пригнали на Нулевой пикет, построили там зону с колючкой, вышки для вертухаев, потом бараки и стали жить. Да, тридцать лет назад… Я вот зачем, Валерий Николаевич, вас пригласил, – продолжал Венгеров, водружаясь за письменный стол в скрипнувшее под его тяжестью кресло.
– Можно без отчества, – разрешил Леонтьев.
– Ладно, буду без отчества. Меня попросили провести с вами разъяснительную работу.
– Кто попросил?
– Директор студии, Дмитрий Кузьмич Карпов.
– Он проводит со мной эту работу на каждой летучке.
– Но вы не очень-то к нему прислушиваетесь.
– Почему? Прислушиваюсь, – возразил Леонтьев. – Когда он говорит по делу. А когда не по делу… Что бы ни говорили, а журналистика – это профессия. В ней свои законы. Он этого не понимает.
– Не выступайте, Валерий, – прервал его Венгеров. – Карпов ценит в вас профессионала. Я всегда с интересом смотрю ваши передачи. Но в последней программе вы сильно перегнули палку.
