— Не ожидала… спасибо, — благодарит Винни, про себя отмечая, что в покрывале Чак превратился из фальшивого ковбоя в карикатуру на индейца. — Еще чашечку кофе?
— Нет, спасибо. — Чак, слегка улыбнувшись, продолжает смотреть на нее в упор. Винни, смутившись, не отвечает ни на взгляд, ни на улыбку.
— В таком случае… — начинает она, — не хотите ли…
— Знаете, чего бы я хотел? — И, не дожидаясь ответа, Чак-индеец хватает Винни за плечи и крепко целует в губы.
— Нет! Не надо! — возмущается Винни, но поздно.
— Ах, Винни. Знали бы вы, как давно мне этого хочется. С тех самых пор, как мы вместе пили чай. Только не хватало… даже не знаю, чего не хватало. Храбрости, что ли. Слишком тяжко было на душе. — Чак снова обнимает ее — скорее нежно, чем страстно. Может быть, это объятие говорит просто о дружбе?
— Пожалуйста, не надо, — повторяет Винни. — И давайте выйдем из кухни, а то еще что-нибудь прольем.
— Ладно.
Чак пропускает Винни вперед, идет следом за ней в гостиную, но, едва переступив порог, снова придвигается к Винни поближе, прижимает ее к стене под акварелью с видом Нью-Колледжа. На этот раз он обнимает Винни вовсе не по-дружески. Сердце у Винни радостно трепещет — как всегда, когда ею интересуются как женщиной («Я, конечно, не красотка, зато и не уродина!»). Винни переводит дух, силится овладеть собой. Но за все время после отъезда из Америки ей только жали руку или целовали в щечку, не больше, а Чак обнимает ее так крепко, так нежно. Винни обдает теплая волна, хочется расслабиться, забыть, кто она и где…
— Нет, нет, — пробует она сказать. — Я совсем не хочу… — Но вместо слов у нее выходит нечто бессвязное. Оттолкни его прочь, приказывает она себе, но тело не желает ей повиноваться, только рука держит Чака на небольшом расстоянии.
Первым отстраняется Чак.
— Винни, погодите минутку. — Тяжело дыша, он выуживает большую теплую руку у нее из-под блузки. — Господи, до чего хорошо. Но мне нужно кое-что сказать. — Чак снова укутывается в покрывало. — Присядем на минутку, ладно?
— Ладно, — вторит ему Винни дрожащим голосом.
— Я хотел сказать, что… — Чак, опустившись на диван, медлит. — Ах, черт!
— Ну же, — подбадривает его Винни, опускаясь на стул напротив; к ней понемногу возвращается самообладание. — Я знаю, что вы хотите сказать.
— Не может быть! Откуда вы знаете? — Голос у Чака сердитый и, кажется, испуганный.
— Потому что я все это уже слышала. — Теперь голос у Винни почти не дрожит. Она бросает взгляд на Чака, думая, до чего нелеп этот толстый карикатурный розовощекий индеец среди английской мебели и цветастого ситца. — Сейчас вы скажете, что вы от меня без ума, но если честно — вы очень дорожите своим браком и любите жену.
— Люблю? Черта с два! Не люблю я Мирну, я ее ненавижу Нет у нас больше никакой любви! Давно все протухло. — Чак мрачнеет. — Нет, все еще хуже, намного. — Чак хватается за покрывало, откашливается. — Помните, я рассказывал, как еще тогда, в Талсе, попал в аварию, машину разбил?
— Да, — отвечает Винни, гадая, не признается ли он сейчас, что после аварии он больше не мужчина.
— Ну так вот, я не только машину разбил. Там еще… паренек был… в «фольксвагене». Дело было на шоссе Маскоги-Тернпайк, около двух ночи. Я мчался во весь дух, миль под восемьдесят. Я всегда так по ночам летал, когда мне было страшно. Вдруг откуда ни возьмись этот старенький «фольксваген»… Выворачивает прямо передо мной с проселка, вихляет туда-сюда, будто пьяная курица. До сих пор перед глазами стоит. А в нем — тот самый парнишка шестнадцатилетний, весь накачанный амфетаминами. Хотел я затормозить, но слишком поздно сообразил — пьян был как свинья.
— И что потом?
— Погиб он. — Чак взглядывает на Винни тревожно, вопросительно и тут же, как будто боясь увидеть ее лицо, опускает глаза в пол. — Ну, вы знаете эти махонькие дряхлые иностранные машинки. Такая если попадет в аварию — считай, конец, — продолжает Чак, обращаясь к ковру. — Смяло, короче, машину, как кусок фольги. Моему «понтиаку» тоже досталось, но я из него кое-как выбрался. Трещина была в колене, голова разбита в кровь, но я тогда ничего не заметил. А парнишка… застрял в «фольксвагене»… его насквозь рулем проткнуло… и кричал. А я ничего не мог сделать, даже дверь открыть не мог. — Чак вновь поднимает глаза на Винни. — Вот так, — вздыхает он. — Темнота кругом хоть глаз выколи. У меня одна фара еще работала, и виден был кусок дороги. Кругом обломки железа да кучи битого стекла, будто колотый лед. Когда приехала полиция, я себя не помнил. У меня было двенадцать сотых процента алкоголя в крови, а когда меня заталкивали в полицейскую машину, я полез драться: решил почему-то, что должен остаться с парнишкой. Ясное дело, меня арестовали. Сопротивление при аресте, нападение на полицейского, вождение в нетрезвом виде, превышение скорости, преступная небрежность… А потом родители парнишки подали на меня в суд за непредумышленное убийство. Я хотел признать себя виновным; мне уж плевать было, что дальше, — так было тяжко. Мирна решила, что я спятил. Говорит, раз уж сам себя не уважаешь, так будь хотя бы порядочным человеком, обо мне подумай, о детях, об их положении в обществе.
— А вы?
— Послушался в конце концов. Наняла она для меня дорогого адвоката, и тот выиграл дело. Понимаете, я-то по главной ехал, значит, право проезда мое, а парнишка был под наркотиками, а у нас в Талсе это похуже выпивки. Только будь я трезвый, я бы его вовремя увидел, это уж точно.
— Боже, — сочувствует Винни. — Какое ужасное несчастье.
— Нейдет оно у меня из головы — и все тут. То есть вначале не шло. А теперь полегчало немного. Я долго думал, что тоже должен умереть, чтоб искупить вину перед парнишкой и его родителями. Вот это меня и мучило, а не то, что я остался без работы, как я сказал. Всякий раз, когда сажусь в машину или просто улицу перехожу, думаю об этом. Все испытываю судьбу — собьют меня или нет. Если собьют, то, может, меня простят. Хоть и знаю, что это бред.
— Конечно, бред! — решительно заявляет Винни. — Если вы погибнете в аварии, то ни мальчику, ни его родителям лучше не станет.
— Око за око…
— Сделает весь мир слепым, — заканчивает Винни.
— Да? — Чак широко улыбается. — Хорошая пословица. Не слыхал раньше.
— Это Ганди сказал.
— Кто? A-а, тот самый индус! — Улыбка сходит с лица Чака. — Ну так вот, — он беспокойно ерзает на диване, тот жалобно скрипит, — я и подумал, что нужно вам рассказать. То есть, если не захотите больше иметь со мной дела…
Винни открыли путь к отступлению, но она не может решиться. Было бы жестоко и бессовестно отвергнуть Чака из-за того, что случилось с ним на том шоссе. Никакой это не путь к отступлению — скорее предлог, чтобы продолжать.
— Глупости, — отвечает она взволнованно. — Это всего лишь несчастный случай.
— Винни! — Чак бросается к ней так стремительно, что покрывало наполовину сползает с него, и заключает Винни в теплые, полунагие объятия. — Я наперед знал, что вы скажете. Вы такая хорошая.
Лицо Винни серьезно. До сих пор никто ее хорошей не называл, и она знает, что это неправда: никакая она не хорошая — ни в понимании Чака, ни в общепринятом смысле. Не отличается ни щедростью, ни храбростью, ни теплотой; крадет розы в чужих садах и придумывает для своих врагов мучительные казни. Разумеется, этому есть оправдания, особенно если учесть, как обходится с ней жизнь и другие люди. Да и достоинства у нее все же есть: ум, вкус, такт…
— Вы столько для меня сделали, — продолжает Чак. — Можно сказать, от смерти спасли. — Он покрывает лицо Винни поцелуями, то и дело прерываясь, чтобы вставить пару слов. — Знаете, не попадись вы мне на пути, я ни за что не додумался бы искать предков… А уж Саут-Ли точно никогда не отыскал бы. Когда мы пили с вами чай, я был готов махнуть на все рукой. Если б не вы, я б и Старого Мампсона не нашел, и с Майком бы не познакомился. Ничего б не было! Попал бы уже, наверное, под машину. Или, того хуже, сидел бы дома, в Талсе.
— Подождите, — пытается вставить Винни между поцелуями, на которые мало-помалу начала отвечать. — Я не уверена, хочу ли…
Но голос ее совсем не слушается, а тело — непокорное, жадное — прижимается к Чаку. Еще! — требует оно. Еще, еще! Винни сдается. Так и быть, если очень хочется. Всего разочек. Никто ведь никогда не узнает.
Раненое сердце и стучит иначе.
Словно лягушонок, прыгает и скачет.
Джон Гей. Молли Мог
На другой день после вечеринки у Розмари их ссора показалась Фреду пустяковой. Характер у Розмари переменчивый, она и раньше делала мелкие глупости. Как-то раз отменила свидание из-за неудачной прически. «Похоже на гнездо бешеной мышки, — сказала она. — Не хочу, чтобы ты видел меня такой!» Но во время их следующей встречи вину свою Розмари более чем искупила. Фред невольно улыбнулся, вспомнив об этом.
