Я кивнул. Сделав несколько шагов, Саванна остановилась в воротах и обернулась:
— Хочешь мне помочь?
Я нерешительно посмотрел на дом. Она проследила за моим взглядом.
— Не волнуйся, — сказала она. — Его нет. А мне твоя помощь будет очень кстати.
Ее голос звучал как-то слишком ровно. Я не знал, как понимать такой ответ, но кивнул:
— С удовольствием.
Подождав, пока я пройду, Саванна закрыла за мной ворота и указала на кучку навоза:
— Смотри, куда ступаешь, а то туфли испачкаешь.
— Постараюсь, — вздохнул я.
В амбаре она принялась подхватывать охапки сена и складывать все это добро мне на руки.
— На, брось в другие кормушки, а я возьму овса.
Я сделал, как она сказала, и лошади тут же подошли жевать сено. Подоспела Саванна с двумя ведрами.
— Ты им лучше дай место, а то сшибут ненароком.
Я отступил. Саванна повесила ведра на изгородь, и первая группа лошадей потрусила к ним. Саванна наблюдала за ними с нескрываемой гордостью.
— И часто их кормят?
— Дважды вдень. Кормежка — ладно, ты не представляешь, какие они неуклюжие! Телефон ветеринара у нас на скоростном наборе.
Я улыбнулся:
— Сколько же с ними хлопот!
— У-у-у… Лошадь — это как якорь. Без помощника никуда не выберешься, даже на выходные.
— Родители помогают?
— Иногда, если мне очень нужно. Но папа стареет, к тому же есть большая разница — заботиться об одной лошади или о семерых.
— Поверю тебе на слово.
В теплых объятиях ночи, под цокот цикад я упивался покоем этого уединенного жилища, пытаясь как-то упорядочить лихорадочный галоп собственных мыслей.
— Именно в таком месте я тебя и представлял, — сказал я наконец.
— Я тоже, — отозвалась Саванна. — Но жить здесь гораздо труднее, чем я себе представляла. Постоянно нужно что-то ремонтировать. Ты представить не можешь, сколько дыр в крыше амбара, а прошлой зимой повалилась изгородь, мы ее всю весну восстанавливали.
Я отметил это «мы», предположив, что речь идет о муже Саванны, но мне не хотелось пока о нем говорить. Как, видимо, и ей.
— Здесь очень красиво, хотя работы невпроворот. По ночам я люблю сидеть на крыльце и просто слушать мир. Машин тут почти нет, и атмосфера такая… мирная. Это помогает привести в порядок мысли, особенно после долгого дня.
Она говорила, тщательно подбирая слова. За этим угадывалось желание не вступать на опасную почву и держаться безвредных тем.
— Да уж.
— Им нужно почистить копыта, — объявила Саванна. — Хочешь помочь?
— Я не умею, — признался я.
— Проще простого, — отмахнулась Саванна, — я тебе покажу. — Она вновь пропала за дверью амбара и вернулась, держа в руках что-то вроде загнутых гвоздей. Один гвоздь она протянула мне. Лошади были заняты едой. Саванна двинулась к ближайшей из них.
— Все, что требуется, — взять ее за ногу повыше копыта и потянуть вверх, а потом перехватить вот так, — говорила она, одновременно показывая. Лошадь, увлеченная сеном, послушно подняла ногу. Саванна зажала копыто между коленями. — Теперь просто вычищаешь землю, набившуюся вокруг подковы. Вот и все.
Я подошел к следующей лошади и попытался повторить все действия, но ничего не получилось: коняга попался крупный и упрямый. Я снова потянул его за… щиколотку, что ли, и перехватил в нужном месте, затем снова потянул и перехватил. Лошадь продолжала жевать, игнорируя мои усилия.
— Он не хочет поднимать ногу.
Саванна дочистила первое копыто и нагнулась рядом с моей лошадью. Раз — подхватила, два — потянула, и через секунду копыто оказалось зажатым между ее коленей.
— Хочет, хочет. Просто он видит, что ты неопытный и не умеешь с ним обращаться. Нужно действовать уверенно. — Она отпустила ногу упрямца, и я занял ее место. Попытка оторвать копыто от земли снова не удалась.
— Смотри, как я делаю, — терпеливо сказала она.
— Я смотрел, — возразил я.
Саванна повторила несколько ловких движений, и лошадь подняла ногу. Через секунду я сделал в точности как она — конь на меня чихать хотел. Не скажу, что умею читать мысли лошадей, но у меня возникло странное чувство, будто лошадь надо мной потихоньку насмехается. Рассердившись, я безжалостно тянул и перехватывал, и наконец, словно по волшебству, лошадь легко подняла ногу. Несмотря на ничтожность достижения, я ощутил прилив гордости. В первый раз после моего приезда Саванна рассмеялась.
— Хорошая работа. Теперь вычисти грязь вокруг подковы и переходи к следующему копыту.
К тому времени как я закончил обихаживать конягу, Саванна управилась с остальными шестью лошадьми. Потом она открыла ворота, и они потрусили на невидимый в темноте выгон. Саванна подошла к сараю с двумя лопатами в руках.
— А сейчас время прибрать, — сказала она, вручив мне лопату.
— Что прибрать?
— А навоз, — отозвалась она. — Иначе здесь будет сильно вонять.
— И это надо делать каждый день? — поинтересовался я, беря лопату.
— Не жизнь, а сказка, да? — пошутила она и снова ушла, вскоре вернувшись с ручной тележкой.
Когда мы начали собирать навоз, над верхушками деревьев показался серебристый лунный серп. Мы работали молча; тишину нарушали лишь монотонный шорох и редкое звяканье лопат. Покончив с навозом, я отставил лопату, любуясь Саванной. В лунном свете, среди теней скотного двора она казалась призрачно-красивой, словно привидение. Саванна молчала, и я видел, что она тоже рассматривает меня.
— Что с тобой? — спросил я наконец.
— Зачем ты приехал, Джон?
— Ты меня уже спрашивала.
— Да, — согласилась она. — Но ты толком не ответил. Я изучающе смотрел на нее. Нет, не ответил. Не смог бы удовлетворительно объяснить это самому себе. Переступив с ноги на ногу, я признался:
— Не знал, куда еще ехать.
К моему удивлению, она кивнула: — Угу.
В ее голосе мне почудилось одобрение. Приободрившись, я продолжал:
— Я серьезно. В каком-то смысле ты — мой лучший друг.
Выражение ее лица смягчилось.
— О'кей, — сказала она, и я тут же невольно вспомнил отца. Саванна, по-моему, спохватилась, но слово не воробей. Я притворился, что внимательно разглядываю окрестности.
— Так это и есть ранчо, о котором ты мечтала? — поинтересовался я. — Надежда и лошади для детей с аутизмом?
Польщенная, что я помню, Саванна пригладила волосы, заправив за ухо выбившуюся прядку.
— Да.
— И все получилось именно так, как ты хотела? Она засмеялась и вскинула руки вверх.
— Частично. Только не подумай, что ранчо окупается. Мы оба работаем в городе, и каждый день я убеждаюсь, что слишком мало освоила в колледже.
— Вот как?
Саванна покачала головой:
— Порой до детей, которых приводят сюда или в медицинский центр, трудно достучаться. — Она помолчала, подыскивая правильные слова, и снова покачала головой: — Наверное, я ожидала, что они все будут такими, как Алан. Помнишь, я тебе о нем рассказывала?
Я кивнул.
— Оказалось, Алан — это особый случай. Он вырос на ранчо и в свое время привык к лошадям гораздо легче, чем большинство детей.
Я насмешливо посмотрел на нее:
— Но ты вроде говорила, что Алан сначала очень боялся?
— Да, но все же ему это было не в диковинку. Не могу передать, сколько у нас тут перебывало детей, которые так и не адаптировались. Они ведь не просто на выходной приезжают. Некоторые посещали нас больше года. Работая в центре оценки развития, мы проводили много времени с детьми-аутистами и, открывая ранчо, настаивали, чтобы сюда приводили всех пациентов, независимо от тяжести состояния. Это казалось нам особенно важным. Но некоторые дети… Я просто не могу понять, как до них достучаться! Иногда мне кажется, что мы не движемся вперед, а намертво забуксовали.
Я не говорю, что это бесполезная затея, — продолжала она. — Некоторым детям посещение ранчо очень помогло. Они приезжали сюда несколько выходных подряд, и… словно бутон распускался в прекрасный цветок. Глядя на это чудо, когда детский разум открывается новым идеям и возможностям и больные малыши едут верхом с широкой улыбкой на лице, убеждаешься — результат стоит любых усилий. Сразу хочется, чтобы такое происходило с каждым ребенком, который сюда приходит. Раньше мне казалось, что дело в настойчивости и регулярности и можно помочь всем, но это не так. Некоторых детей так и не удается подвести к лошади, не говоря уже о том, чтобы прокатить верхом.
— Ты же понимаешь, это не твоя вина. Я тоже был не в восторге от верховой езды, помнишь?
Саванна хихикнула, как маленькая девочка.
— Еще бы не помнить. Первый раз в седле ты выглядел более испуганным, чем большинство детей с аутизмом.
— Вовсе нет, — возразил я. — Да и Пеппер твой был слишком горячий.
