Кладет руки мне на шею, с силой притягивает к себе.
«В конце концов, я свободный мужчина».
Буквально всасывает мои губы.
«Зачем мне все это нужно?»
Вхожу в нее.
Лариса царапает мне плечи и выражает свои восторги так бурно, что мне кажется, сейчас сюда вернется ревнивый ротвейлер. Хватаю ее за запястья, не давая отставлять на себе следы. Она отчаянно вырывается, видимо, принимая это за ролевую модель. Ей удается освободить одну руку и довольно сильно шлепнуть меня по лицу.
– Сучка! – вырывается у меня.
Я заламываю ей руки за спину, кладу спиной на стол, а она продолжает сопротивляться и испускать дикие возгласы.
Я беру свободной рукой шампанское, пью прямо из бутылки, потом принимаюсь поливать остатками ее.
– Давай пойдем в спальню! – предлагает она.
– Там будет к чему тебя привязать? – отпускаю ее.– Легко, моя маленькая садистка!
Мы поднимаемся по лестнице на второй этаж, заходим в первую же дверь, за которой громадная кровать. По дороге я чуть не падаю, путаясь в собравшихся на коленях джинсах
– Я скоро! – Она идет дальше по коридору.
Я валюсь на кровать, достаю мобильный. Пробегаю пачку однотипных эсэмэс от Даши, игнорирую, одно, Наташкино, открываю.
«Ты мог бы не быть такой свиньей, тогда было бы лучше. Ночевать у знакомых останешься?»
«Как-то вы, девушки, сразу все вместе. Вас то густо, то пусто», – замечаю я про себя и пытаюсь сочинить какой-нибудь злобный ответ.
– Ну, что, любишь игрушки? – на пороге Лариса – в черных чулках, прицепленных к поясу, кожаном корсете и туфлях на высоком каблуке. В целом она из тех женщин, которым больше идет быть одетыми.
– Ты служила в концлагере? – отшучиваюсь я.
– Ага, сейчас узнаешь, в каком!
– Будут слайды? – Ситуация начинает слегка напрягать.
– Ага. Я сейчас устрою тебе Дахау, маленький жиденок! – Она ударяет меня гибким хлыстом, от которого на груди остается рубец.
– Эй! – Я пытаюсь нырнуть под одеяло. – Ты сбрендила?
И тут же получаю удар по спине. Потом еще один. Пытаюсь закрыться подушкой, бегаю по кровати.
– На колени, трусливая собака! – Она бьет хлыстом в воздухе.
– Да, госпожа! – Я понимаю, что буду жестко отпизжен, спрыгиваю с кровати, падаю ниц.
– Целуй! – Она выставляет вперед носок лакированной туфли. – Потом надену на тебя наручники, больше до меня пальцем не дотронешься.
Становится не просто, а – гиперстрашно. Делаю вид, что глажу ее по икре, добираюсь пальцами до коленок.
– Маленький жиденок, – приговаривает она.
Резко хватаю ее под коленки, подрубаю, она заваливается на спину, нелепо всплеснув в воздухе ногами. Хватаю свои вещи, прижимаю к груди, убеждаюсь, что она все еще на полу с разинутым ртом, как резиновая кукла «Барбарелла» из секс-шопа. Скатываюсь по лестнице.
Сверху слышен мат и угрозы. Бегу в прихожую, на ходу застегиваю джинсы, залезаю одной ногой в кед, слышу цокот каблуков по лестнице и крик:
– Я на тебя щас собаку спущу, а потом ментам сдам!!!
Хватаю второй кед, вываливаюсь на улицу и семеню к воротам. Сзади раздается лай. Бегу не оборачиваясь. Телевизионный бог! Если ты есть! Ангел-хранитель телеведущих, смотрящий за телезвездами, или кто там у вас! Не дайте мне погибнуть вот так, запросто, в зубах этого пса-людоеда!
Лапы позади меня разрывают землю. Отталкиваюсь, прыгаю на ворота и хватаюсь за ребристый край. Хорошо, что нет проволоки. Пес запаздывает, но тоже прыгает и хватает меня зубами за задник кеда. Бью его голой ногой по морде. Один раз! Два раза! Три! На пороге дома появляется эта блядская мистресс и командует:
– Рем, фас! Чужой! Фас! Взять его!
– Ты ебнулась головой?! – кричу я ей. – Тебя посадят!
– Мой бывший муж прокурор, – визжит она и приседает, стремясь увидеть в деталях, как меня будут жрать,– отмажет! У нас с ним общий ребенок!
Собака продолжает стоять на задних лапах и рычать, не отпуская мой кед из пасти. Лариса сидит на корточках и удолбанно хохочет. Я подтягиваю ногу, в которую вцепилась тварь, а второй бью его точно в нос. Псина разжимает челюсти, я перемахиваю через забор.
– Он тебя на улице догонит! – орет Лариса, понимая, что свидетелю ее невинного сексуального хобби, кажется, удается спастись. – Урод, бля!
Интересно, что она делала с моими предшественниками? Усыпляла, а потом скармливала псу? Сколько лежит их тут, в земле, по обочинам Новой Риги, этих неизвестных ночных солдат? Или есть такие, которые сами обожают, когда их пиздят хлыстом и кусают собаками? Надо будет летом поплотнее приглядеться к тусовке, вдруг у кого шрамы от ротвейлеровых зубов.
В самом деле, мир кишит извращенцами, а мы и не замечаем, принимая их за своих хороших знакомых и даже друзей. Правая нога чуть побаливает после затяжного прыжка с забора. «Десантура атакует с неба» – почему-то приходит в голову в тот момент, когда я скрываюсь в придорожном лесу.
Плутая перелеском, выхожу на довольно узкую дорогу. На всякий случай держусь обочины, а ну как этой безумной придет в голову выехать на поиски меня на машине и устроить псовую охоту? Через пару сотен метров вдалеке возникает неживой свет большой дороги. Кажется, это «Новая Рига», как она говорила.
Пять утра. Первые волны рассвета нарастают вдали, за моей спиной, чтобы через полчаса столкнуться с маревом московских огней, потушить их и начать новый день в этом городе.
Ни одной машины, ни одного человека. Даже птицы, кажется, не торопятся сегодня петь. Я бреду в свете фонарей и чувствую, как утренний холод забирается в дырки на коленях моих джинсов, лезет под рукава спортивной куртки, облипает спину. На всякий случай выставляю руку в сторону, хотя очевидно, что ни одна машина не подберет меня в это время. Прохожу мимо поселка, оцепленного зеленым забором. Приходит шальная мысль попросить охрану вызвать такси, но раздается собачий лай, и я ускоряюсь. Начинают уставать ноги, и только перспектива замерзнуть на русской обочине заставляет меня упорно шагать вперед. Ближе к шести все эти чуваки поедут на работу, и у меня будет шанс, успокаиваю я себя.
Проходя мимо автобусной остановки, замечаю когото, сидящего на скамейке в глубине бетонной коробки. Подхожу ближе, говорю «здрасте».
– Здарова, – отзывается сиплый голос.
– Простите, а я где? – осторожно подхожу ближе.
– В манде, – свистящим хохотом отвечает человек. – В Оносино.
– А до Москвы далеко?
– Километров двадцать.
– Спасибо, – втягиваю руки в рукава куртки, перевожу дыхание. – А сигаретой не угостите?
– Во, ты даешь! – опять сипло заходится человек. – На!
При ближайшем рассмотрении бомжу оказывается лет пятьдесят или чуть больше. Рыжая борода, синие джинсы, ворох вылинявших фуфаек, одетых одна поверх другой, как капуста. Куртка с клоками вырванной кожи на локтях, на голове бейсболка с нарисованными на ней краном и трубами. Он протягивает мне сигарету, и я отмечаю множество татуировок на левом запястье. В ушах у бомжа наушники.
– Спасибо, – сажусь рядом. – Чего слушаем?
– Да вот, нашел хуету какую-то. – Бомж поворачивается ко мне, вынимает из кармана куртки айпод, что наводит меня на мысль о том, что сценаристы «Нашей Раши» не так уж далеки от истины со своими «рублевскими бомжами».
– Ух, ты! – вырывается у меня. – Клевая штука. Дашь послушать?
– На! – Бомж вынимает один наушник из уха и передает мне. – Только тихо слишком играет, наверное, батарейка садится. Не знаешь, к нему батарейки продают?
– Не-а. К нему зарядник нужен. У меня дома такой же.
– А-а-а-а, – кивает бомж.
Я подношу к уху наушник так, чтобы не соприкасаться с ним кожей:
«I kissed a girl that I like», – поет Кэти Перри.
– А ты чего в такую рань шляешься? – спрашивает бомж.
– Да так, с бабой посрался, вот иду домой пешком. – Я стараюсь говорить, используя как можно больше просторечных выражений.
– А! – Он достает сигарету и прикуривает. – А я у кентов своих загулял. Они тут в бытовках прибились к таджикам, которые дачи строят.
– И чё кенты? Рамс какой вышел? – Я сам поражаюсь обширности своего словарного запаса.
– Нажрались сивухи-то. Ща таджика какого-нибудь ножом пырнут, а потом архангелы приедут и всех заметут. С нами же не церемонятся. Вот я и слинял. Да ну их нахуй, деревенщину.
– А ты сам из города?
– Да, – бомж задумывается, пожевывает фильтр. – Из Москвы.
– Слушай, а здесь машину вообще поймать реально?
– В такое время без мазы. Они ближе к семи на работу поползут.
– А ты как? Замерзнуть не боишься? Я, например, уже дрожу.
– Ща сколько время?
– Половина шестого.
– Вот, – бомж поднимает грязный палец вверх. – Ща Васька скоро поедет, на мусоровозе. Он завсегда меня подбирает.
