Какие только «модели» социально-экономического и политического развития не были реализованы в российских регионах постсоветского периода! И крупные мегаполисы, и российская «глубинка» (конечно, при всей условности формулировок) явили примеры оазисов либерализма (Нижегородская область немцовского периода, Самарская область), победившего колхозно-совхозного строя (Тульская область в губернаторство В. Стародубцева), практическое воплощение эмблемы КПРФ (серп, молот и книга) в политике кубанского «батьки», номенклатурный «Habeas corpus act» в Ростовской области, наконец, конструирование особой московской идентичности и московского национализма. Однако — при всем богатстве выбора — российские региональные элиты оказались близки сущностно. Если перефразировать печальной памяти формулу Третьего рейха: «Ein Volk, ein Partei, ein Fьhrer» (опять кстати приходятся немецкие аналогии!), то на региональном уровне мы увидели надежную схему: «Один регион, один губернатор, один уполномоченный банк (как вариант — одна „особо близкая“ финансово-промышленная группа)». Говорить о демократии, свободной экономической конкуренции, борьбе с криминалом и коррупцией, благоприятном инвестиционном климате в данных условиях — занятие самое неблагодарное. В борьбе за увеличение объема властных полномочий региональные руководители изобрели новый способ легитимации. Жаль Макс Вебер не дожил, обязательно бы к выделенным им трем типам легитимации (через право, традицию и харизму) добавил бы посткоммунистическое российское «ноу-хау» — легитимацию через обличение «федерального Центра». Борьба с «рукой Москвы» по своей маниакальной настойчивости оставила далеко позади противодействие проискам «мирового империализма» и «сионистскому заговору». Приведу несколько ярких примеров использования «антифедеральной» легитимации, подчеркнув, что партийная принадлежность регионального руководителя в его борьбе с «рукой Москвы» не имела существенного значения. Губернатор Свердловской области Э. Россель («центрист»): «Есть федеральные органы власти, которые сидят в Москве. Что-то они делают, но делают изолированно от мнений регионов… Федеральные органы власти, кто за забором, кто не за забором, управляют Россией, а регионы — сами по себе, мы фактически брошены правительством с 1990 года». «Красный» губернатор Н. Кондратенко (в 1996–2000 годах): «Нам не по нраву „Лукойл“ и прочие московские рокфеллеры! Нам не по нраву их прихлебатели! Богатства края, в том числе нефть, должны принадлежать народу!» Экс-губернатора Приморья Е. Наздратенко трудно назвать демократом. Вместе с тем до поры до времени (до масштабного конфликта с А. Чубайсом во время исполнения последним обязанностей главы президентской администрации) он имел репутацию твердого «ельциниста». Так вот еще до «чубайсоборства» Наздратенко заявлял: «Центр, упиваясь собственным значением, совершенно забыл о тех, кто живет на его окраинах».
Другая напрашивающаяся аналогия — на сей раз не немецкого, а польского происхождения. Совет Федерации в 1993–2001 годах был в той же степени средоточием демократии, в какой им был Сейм Речи Посполитой до ее троекратного раздела. В Сейме почти так же, как и в нашем постсоветском «Сенате», ясновельможные паны, упражняясь в красноречии, выбивали у слабой королевской власти все мыслимые и немыслимые льготы и привилегии, используя, где нужно (а чаще — где нет), право «liberum veto» и парализуя таким образом законотворческую деятельность, превращая государство исключительно в средство для удовлетворения лоббистских устремлений.
О таком детище «Вестфальской» России, как этнократизм, следует сказать особо. В современной научной литературе появилось емкое, пусть и не бесспорное, определение «внутреннее зарубежье». В самом деле, для русских, равно как и для других этнических групп в субъектах России, где законодательно закреплено дискриминационное в своей основе доминирование «титульной нации» (даже если она составляет меньшинство), среда обитания становится чуждой. Как еще оценить тот факт, что в Республике Адыгея, где русские составляют 68 процентов (а вместе с «русскоязычными» 72 процента), существовал так называемый паритет, при котором половина мест парламента закреплена за «титульной нацией», а вторая половина — за русскими? Недалеко от Адыгеи ушел и Дагестан. В республике, почти на 90 процентов дотируемой федеральным Центром, выборы в высший законодательный орган — Народное собрание — проходят по национальным округам (депутатом от округа может стать только представитель определенной национальности). В Башкирии, где «титульная нация» уступает численно не только русским, но и татарам, в 1995 году во всех без исключения общеобразовательных школах введено изучение башкирского языка, а также дополнительные предметы — культура, история, география Башкирии. Результатом политики по «национальному возрождению» республик в составе РФ стало кардинальное изменение этнодемографической ситуации в этих российских субъектах. По данным последней советской переписи, на территории Чечено-Ингушской АССР русских проживало 294 тысячи человек. После «суверенизации» Чечню покинуло 220 тысяч русских, а 21 тысяча была убита еще до ввода федеральных войск. До 6 процентов от общего числа населения сократилось количество русских в Дагестане, с 50 процентов до 30 процентов — число русских жителей столицы Северной Осетии Владикавказа. Иначе как «исходом» эти процессы не назовешь.
Появлению «внутреннего зарубежья» в немалой степени способствовал и поощряемый региональными элитами академический и образовательный шовинизм. Десять лет назад представители российской интеллектуальной элиты в едином порыве радовались исчезновению из учебных планов и программ пресловутого наследия «Краткого курса». Ненавистные (особенно студентам технических и естественнонаучных вузов) «марксистско-ленинская философия», «научный коммунизм», «основы научного атеизма» и история КПСС были сброшены с корабля отечественного образования. Но всеобщее ликование оказалось преждевременным. На смену истматовской экзегезе пришли «краткие курсы» в новом, этнонационалистическом (или вульгарно-областническом) обличье. Под видом так называемого регионального компонента гуманитарного образования мы получили фактический «парад суверенитов» в изучении истории, политологии, культурологии. «О нашем народе ходит много исторических небылиц и лживых мифов. Раньше это насаждалось нарочно, чтобы преуменьшить значение татарского народа», — обращается к школьникам младших (!) классов учебное пособие по истории Татарстана. «Целые страницы многовековой истории нерусских народов, и прежде всего тюркских, замалчивались или преподносились с негативной оценкой», — эти слова адресованы уже хорошо «подготовленным» учащимся 8 — 9-х классов. В результате реализации политики академического и образовательного шовинизма специалисты-гуманитарии были вынуждены работать в условиях цензуры. Например, ученые «двухсубъектных» образований Кавказа — Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии публиковали свои исследования за пределами своих республик (черкесы в Кабардино-Балкарии, а балкарцы — в Карачаево-Черкесии). «Так, сотруднику КБ ИГИ (Институт гуманитарных исследований Кабардино-Балкарии. — С. М.) <…> Б. Х. Кучмезову не позволили опубликовать в республиканских научных журналах статью о традиционном земледелии балкарцев вследствие того, что в ней автор писал о развитом террасном земледелии, сложной системе искусственного орошения и пр. — о том, чего не было у адыгов, а потому, по мнению кабардинских историков, не имеющем право на существование у карачаево-балкарцев», — сообщает исследователь проблемы М. Д. Боташев.
Было бы неверно сводить «этнократический вызов» единству Российского государства исключительно к этнократизму и партикуляризму республиканских властных элит. По этой части не отставали и главы «русских регионов». Достаточно вспомнить борьбу с «жидомасонством» кубанского батьки Кондрата, партийные форумы РНЕ под патронатом высоких чиновников администрации Ставропольского края, антикавказские эскапады (подкрепленные рейдами бравых омоновцев) столичного мэра и борьбу с «желтой опасностью» экс-губернатора Приморья.
Каковы же причины формирования феномена «Вестфальской» России? Почему с распадом тоталитарного имперского государства, провозгласив десять лет назад в качестве приоритетов новой России гражданские права и свободы, мы вместо чаемого государства правового, вместо новой, демократической региональной политики получили конгломерат авторитарных этнократических образований, слабо подчиняющихся центральной власти? Рассматривать фразу, обращенную некогда Ельциным к российским региональным начальникам: «Берите столько суверенитета, сколько можете проглотить» — в качестве отправной точки дезинтеграции России стало уже привычным делом. Но это слишком просто, чтобы быть правдой. Куда больше для возможного распада России по сценарию распада Советского Союза сделало последнее руководство СССР и КПСС, стремившееся любыми способами убрать с политической сцены «неправого Бориса». С помощью Закона о выравнивании прав союзных и автономных республик от 26 апреля 1990 года советские вожди пытались вывести руководителей автономий РСФСР из-под власти Ельцина под горбачевскую длань. Подобный «ход» использовался руководством СССР и в начале чеченского кризиса, когда новоявленному ичкерийскому вождю была предложена альтернатива Ельцин — Горбачев. Однако объяснять внутрироссийский «парад суверенитетов» одними горбачевскими происками значило бы также идти по пути упрощенчества.
