Наиболее удобный для Сары поезд из Манхэттена останавливался в Паоли. Так она могла избежать пересадки в Филадельфии и приехать «Амтраком».[48] Вместо того чтобы перебраться по мосту на ту сторону, где высаживали пассажиров, я посмотрела на часы. Подсчитала минуты и припарковалась у «Старбакса».
Я поспешно прошла на станцию к стойке «Амтрака». Спросила текущее расписание для Северо-восточного коридора. Проходя мимо местного киоска СЕПТА,[49] взяла пару их расписаний, чтобы подумать. Все это я проделывала машинально, как и свои растяжки, как и упаковку вещмешка, который дожидается меня в гараже. Мой мозг разделился надвое: половина сосредоточилась на нормальных задачах — забрать дочь с поезда, — а половина занялась бегством.
Я вернулась в машину и развернулась. Красный автомобиль уж очень бросался в глаза, но с подъездной дорожки деться было некуда. Сегодня вечером я обещала увидеться с Хеймишем — определенно не от большого ума. Мне представилась Натали в наряде регулировщика, преграждающая путь со знаком «СТОП» в руках.
Сара стояла наверху лестницы на платформу и изучала парковку. На дочери была потрепанная дубленка, из-под которой выглядывала пара моих старых высоких ботинок, конфискованных в ее последний приезд.
— Они такие урбанистические, хипповые, ретро, — сказала она. — Поверить не могу, что ты их носишь.
Когда я сказала, что теперь их явно предстоит носить ей, она ответила:
— Да, но не всерьез.
Волосы ее были убраны в две косички, которые доходили до талии, на макушке громоздилась, похоже, целая куча заколок со стразами. Она не узнала машину, и я подъехала к ней, высунула голову в окно с пассажирской стороны и позвала.
— Мам, о господи, что за кобелиная тачка! — воскликнула она, забрасывая сумку на заднее сиденье и садясь рядом со мной.
Наклонилась и поцеловала меня в щеку. Разряд статического электричества кольнул кожу.
— Извини, — смутилась Сара.
Мы выехали с парковки.
— Как поезд? — спросила я.
— Это что, типа, кризис среднего возраста? Пойти купить спортивную машину? Я думала, так поступают мужчины.
— Женщины колют ботокс, — согласилась я.
— Именно, так в чем же дело?
— Да это вовсе не моя машина. Она арендованная.
— Запах. Могла бы догадаться! А где твоя?
Мы остановились на светофоре напротив автомагазина «Роско» и «Почтой, посылками и др.».
«Машины и почта, — подумала я. — Поезда».
— У тебя голова — как дискотечный шар, — сказала я вслух.
— Не уходи от вопроса.
— Моя машина в гараже, а твой отец спит в моей постели.
Я не могла не поддразнить ее. В эту игру мы играли с тех пор, как она была маленькой: кто кого достанет, чье преувеличение лучше. Сара надеялась превратить этот ранний навык в искусство. Она была мастером гипербол и изящных поворотов и легко отвлекала любого от основного предмета разговора. Так, никто не мог и надеяться получить правдивый ответ на вопрос «как она поживает». Свое умение она приносила на занятия вокалом, точно чек на предъявителя без указания суммы. Она могла петь достаточно хорошо, но… и «но» вмещало все: и жизнерадостный магнетизм, и то, что я со страхом полагала возможным зарождением ее варианта семейного безумия.
— Расскажи, — попросила она.
Оставив позади больницу, мы поехали побыстрее. Я видела, что дочери хорошо. Ее щеки алели, как будто она только что вернулась с пробежки. Но Сара не бегала. Она не делала упражнений. Мои «крестные спортивные муки», как она их называла, были не для нее. Иногда Сара голодала, иногда баловалась травкой. Она пила и курила, и я уверена, что это еще далеко не все.
— Слишком много рассказывать. Я предпочла бы пока не ехать домой. Все равно твоему отцу надо отдохнуть. Возможно, вдвоем будет проще.
— Я чувствую напряженность, — заметила она.
— Поедем куда-нибудь, а потом я расскажу тебе все, что ты хочешь узнать.
— Вот как! — воскликнула она и замолчала.
Когда мы проезжали мимо «Ресторана простака Джо», я увидела, как она теребит заколки со стразами. Она сжимала их большим и указательным пальцами и проверяла, держатся ли.
— Почему косы? — спросила я.
— А, не знаю. Голова была мокрая. Нравится или нет?
— Они напомнили мне твою бабушку.
— Ясно, не нравятся.
Я знала, куда еду. Хеймиш был первым, с кем я побывала там за долгие годы. Простор полей и башни за верхушками деревьев мгновенно приковывали взгляд.
Когда мы проехали мимо «Айронсмит-инн» и повернули налево, чтобы подняться на холм, Сара громко вздохнула.
— И никакого «Шлица»? — с сожалением спросила она.
Не глядя в зеркало, я дала задний ход и въехала на парковку универсального магазина.
— Купи и принеси, — велела я. — И побыстрее.
— Мне нравишься новая ты, — просияла Сара.
Схватила мою сумочку с пола и ринулась в магазин.
Никто не скажет, что, когда у меня плохие новости, я не забочусь, чтобы людям было чем себя поддержать.
Через окно было видно, как она говорит с Ником Штолфезом за стойкой, чертя руками огромный круг над своей головой. Ник засмеялся и протянул ей упаковку в шесть банок и сдачу. Подойдя к двери, она повернулась к нему помахать на прощание.
— Что за спектакль? — спросила я.
— Я рассказала ему о параде «Мейси»[50] на День благодарения.
Я задом выехала с парковки на дорогу. Сара вскрыла банку «Шлица» и захлюпала пеной.
— Что навело тебя на мысль?
— Я сказала ему, что живу в Нью-Йорке. Он всегда хотел приехать на парад.
— Ты же понятия о нем не имеешь.
Мы проехали через арочный тоннель на другую сторону.
— Нет чтоб заинтересоваться, мам. Ник не женат, знаешь ли.
— Нет, спасибо, — отрезала я.
— Черт! — Она ударила себя кулаком по бедру. — У меня мог бы быть собственный бар. Мы едем смотреть на башни? — спросила она, переставая дурачиться.
— Да.
— Чем бы дитя ни тешилось…
Это я научила ее этому выражению.
Я съехала с дороги на гравийный участок, где прошлой ночью мы с Хеймишем занимались сексом в моей машине. Порадовалась, что машина чужая, а в прикуривателе болтается ароматизированная «елочка».
Мы остановились.
Сара прихлебывала пиво.
— Можешь открыть окна?
— Лучше выйдем, — сказала я.
— Пиво будешь?
— Нет.
Но она все равно сунула вторую банку в карман дубленки.
Когда я встала, ноги подогнулись, и я оступилась, крутанувшись так, что пришлось положить руки на машину, чтобы не упасть. Сара бросилась ко мне.
— Мам, ты в порядке?
Я видела по телевизору детективное шоу, в котором один крутой коп хорошенько прикладывал преступника грудью к крыше машины, так, чтобы громыхнуло. Таков был его фирменный прием. Мы смотрели это шоу вместе с матерью, и всякий раз, когда он так делал, обе хихикали.
— Их называют уголовниками, — сказала мать как-то вечером, и я подумала, сколь редки стали наши светлые мгновения, коли я благодарна даже за тупое телевизионное шоу.
— Я слаба, Сара.
— Слаба? О чем ты?
— Слабый человек, — уточнила я.
И затаила дыхание. Начнем.
— Давай прогуляемся, — предложила я и перешла дорогу.
Я столько раз сюда приезжала, а никогда не ступала на Форше-лейн, но решила, что нам с Сарой надо по ней пройтись. Это была односторонняя дорога в частном владении, полная зияющих рытвин, из которых выглядывали сорняки и бурьян.
— О чем ты говоришь, мам? Притормози.
Она догнала меня с открытой банкой пива в руке.
— Мне надо идти, иначе я не смогу тебе все рассказать.
— Терпеть не могу твою спортивную чепуху. Не заставляй меня накачивать руки.
— Я слаба морально. Но это не бросает тень на тебя и Эмили. Это надо сказать прежде всего.
Сара забежала вперед и повернулась, чтобы загородить мне путь. «Шлиц» вспенилось, и пара капель пролилась на землю.
— Не надо, — попросила я.
— Мам, в чем дело?
— Иди.
— Нет.
Отодвинув ее в сторону, я шагнула чуть влево, чтобы идти дальше. Через мгновение Сара присоединилась ко мне.
— Ладно, я слушаю.
— Я не знаю, с чего начать.
Справа от нас из укрытия кустов выпорхнула стая куропаток. Воздух наполнило хлопанье крыльев.
— Например, с того, как здесь очутился отец?
— Я ему позвонила. Он прилетел из Санта-Барбары прошлой ночью.
— Зачем?
Готовясь, она отхлебнула «Шлица».
Я не могла этого сделать. Пока не могла.
— Помнишь Хеймиша?
— Конечно.
— Я переспала с ним прошлой ночью в своей машине. Два раза. Один раз у него на подъездной дорожке и один раз здесь, где мы припарковались.
— Без брехни? — воскликнула Сара.
— Без брехни.
— С нашим светловолосым божественным безмозглым Хеймишем?
