Павел отвернул лицо к окну и сквозь грязное стекло смотрел в сад.
— Мне уже ничего не надо. Я уже ничего не боюсь.
Она поняла, что он хотел ей сказать. Встала и медленно надела пальто. Неловко поцеловала отца в обе покрытые колючим инеем щеки. Она думала, что он выйдет за ней к калитке, но он сразу двинулся в сторону груды щебня, где все еще стоял табурет.
Она вышла на Большак и только теперь заметила, что он покрыт асфальтом. Липы показались ей меньше. Легкие дуновения ветра стряхивали с них листья, которые падали на заросшее высокой травой поле Стаси Попугаихи.
Около Воденицы она отерла платочком свои итальянские туфли и поправила волосы. Еще около часа ей пришлось сидеть на остановке в ожидании автобуса. Когда же он подъехал, она была единственной пассажиркой. Она открыла чемодан и вытащила кофемолку. Медленно начала вращать ручку, а водитель бросил на нее в зеркальце удивленный взгляд.
Пшемыслав Чаплинский. Кофемолка, грибница, Бог
Опубликованная в 1996 году книга «Правек и другие времена» оказалась в творчестве Ольги Токарчук произведением переломным.
Ее более ранние произведения — «Путь Людей Книги» (1993) и «Е. Е.» (1995) — вызывали все возрастающий интерес к писательнице. Но именно «Правеком» она окончательно и бесповоротно завоевала читателей, критиков и издательский рынок.
В цифровом выражении успех выглядел так: четыре следующих одно за другим издания у разных издателей, которые буквально вырывали друг у друга книгу; общий тираж, превышающий сегодня шестьдесят тысяч экземпляров; премия «Паспорт Политики», учрежденная самым читаемым еженедельником в Польше, премия Фонда им. Костельских, по всеобщему мнению, самая престижная литературная премия для молодых, премия «Золотое Перо», признаваемая плебисцитом читателей, сопровождающим «Премию Нике» (польский аналог английского «Букера» или французских «Гонкуров»), и наконец переводы — целиком или во фрагментах — на двенадцать языков (фламандский, датский, чешский, итальянский, литовский, немецкий, каталонский, испанский, французский, румынский, украинский и китайский). Таким образом, писательница получила едва ли не все, что только можно было вообразить. Благодаря одной книге она обрела любовь читателей, известность в Польше и в Европе, а также самостоятельность, в том числе финансовую, так как основала собственное издательство и могла целиком посвятить себя литературному творчеству.
Успех «Правека» — это, однако же, не только цифры, но и та неуловимая аура, которая начала окутывать писательницу и создавать личную связь между ней и читателями. Уже не говорили «Токарчук», только «Ольга» — как о ком-то знакомом и близком. Снисходительно пожимая плечами, смотрели на тех критиков, которые упрямо пытались трактовать «Правек» как популярную литературу, а не высокохудожественную. Для поклонников прозы Ольги ее книги уже не были объектами оценки, они были частью жизненного опыта. Ее повести обсуждали, перечитывали вновь и вновь, делали частью своей жизни. Росли ожидания, но появилась также и радостная готовность принять от нее любую книгу, даже самую далекую от всех предвкушений. В этом можно было убедиться несколькими годами позже, когда на рынке появилась новая художественно-автобиографическая книга «Дом дневной, дом ночной» (1998) — замечательная и весьма своеобразная, — а также сборник рассказов «Игра на многих барабанах» (2002).
Необыкновенная аура возникла, скорее всего, потому, что Ольга соединила в своем творчестве вещи, казалось бы, противоречивые: она пишет просто, но сочетает простоту с мудростью; создает произведения нетривиальные, однако их читают люди, которые редко берут в руки даже газету; повествует о вещах необычных, но чудесность заключает в рамки обыденности. Таким образом, Ольга Токарчук возродила веру в то, что литература может быть доходчивой и вместе с тем глубокой, простой, но жизненно важной, значительной, но не сложной. Именно поэтому создательница «Правека» любима одновременно и феминистками, и приверженцами патриархальной традиции, ее печатают и в небольших журналах молодых литераторов, и в общенациональных изданиях с огромными тиражами, ей присуждают премии и искушенные члены жюри, и простые читатели в плебисцитах. Иными словами, Ольга Токарчук представляет собой феномен: она обращается ко всем нам, но у каждого складывается впечатление, что она говорит лично ему.
Радость писания, радость чтения
«Мне всегда хотелось написать такую книгу, как эта», — призналась автор в одном из интервью после выхода «Правека». Реакция читателей на новый роман была равносильна высказыванию: «нам всегда хотелось прочитать такую книгу, как эта». Совершенно очевидно, что состояние зачарованности было и с той и с другой стороны.
Радость писания возникает, наверное, благодаря открытой в себе способности творения мира. Радость чтения — благодаря открываемому многообразию этого мира. Книга, состоящая из восьмидесяти четырех глав, позволяет интерпретировать себя самыми различными способами, укладываясь каждый раз в несколько иное, но всегда связное и интересное целое. У читателей настоящего издания, наверное, возникнет много собственных трактовок. К их концепциям я хотел бы добавить несколько своих: Правек как эпопея на тему польской истории, как фамильная сага, как гностическая повесть о плохо устроенном мире и, наконец, как созданная Токарчук оригинальная мифология повседневности.
«Время некоторых племен дополняется», или «Правек» как эпопея
Эпопея — это всеохватное повествование, реалистическими средствами изображающее общество на фоне важных исторических перемен. В результате таких перемен — например, религиозной, промышленной, политической или нравственной революции — общество теряет живой контакт с прошлым: войны, инфляции, промышленные перевороты становятся причиной того, что меняется форма жизни. Традиция внезапно оказывается «старинной повестью», которая ничего уже не объясняет. То, что некогда диктовало правила жизни, становится предметом воспоминаний.
Книги Ольги Токарчук, безусловно, не следует сопоставлять с шедеврами европейской или мировой литературы, такими, как, например, «Тихий Дон» Михаила Шолохова, «Ночи и дни» Марии Домбровской, «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса. С другой стороны, жанровое сходство «Правека» с этими эпопеями — взятыми из весьма разных периодов и культурных пластов — слишком явственно: время действия, охватывающее целую эпоху (мы наблюдаем Правек с 1914-го по 1990-е годы), собирательный образ общества на переднем плане, сюжет, за которым стоит история распада.
Первое предложение книги звучит так: «Правек — это место, которое лежит в центре вселенной». В соответствии с данным утверждением попробуем трактовать это место — центральное во вселенной — как главного героя повести. Когда мы знакомимся с Правеком, идет лето 1914 года и как раз начинается Первая мировая война. Деревня Правек — это десятка полтора домов, две реки, широкие поля и лес. Здесь живут: помещики Попельские (хозяева деревни), семья Небеских (мельники) и семья Божских (крестьяне), ксендз, деревенская колдунья Колоска, деревенская нищая Флорентинка и многие другие, в том числе фигуры с пограничья мира людей и мира зверей (Злой Человек), и с пограничья мира живых и мертвых (Водяной Оляпка). Общество, представленное этими персонажами, живет в неизменном ритме, обозначенном весенним таяньем снегов и разливами рек, летними сборами ягод, приготовлением запасов на зиму, рождением детей и смертью стариков. Война обходит деревню стороной, все ограничивается призывом нескольких ее жителей в царскую армию, а когда наступает 1918 год, общество Правека не слишком-то и ощущает обретение Польшей независимости. Настоящую жизнь определяет природа.
Потом приходит Вторая мировая война. В деревне сначала стоят немцы (окрестности Правека, помимо всего прочего, оказываются местом казни евреев), потом русские, а спустя некоторое время через деревню пролегает линия фронта. В результате боевых действий разрушены многие дома. После войны, однако, деревня как будто возвращается к нормальной жизни. Наступил социалистический строй, отобравший у помещика его собственность. Это не помогает Правеку: все больше жителей отходит от работы на земле, выбирая государственные должности. В восьмидесятые годы, на закате эпохи социалистической Польши, в деревне остается только Павел Божский. Правек, точно Макондо из «Ста лет одиночества» Маркеса, собственно говоря, уже представляет собой человеческую пустыню.
Книга Ольги Токарчук — это рассказ о том, что «время некоторых племен дополняется», как изрек таинственный раввин. Это еще и повествование о роде, который угасает, и о месте, которое исчезает. Так что же погубило Правек? На первый взгляд, приговор вынесла история. Две войны, двукратная смена строя и миграция населения из деревни в город погубили целые регионы, так что маленькая деревенька не стала исключением. Но одно дело проигрыш, другое — ощущение поражения. Поражение ощущают те, кто пытался строить свою жизнь на совершенно несовместимых началах: стремлении к неизменности и поиске нового смысла. Им хотелось, чтобы ничто не подвергалось переменам, и в то же время они желали получить от жизни нечто большее: осмысленное существование, успех, прогресс. В данной перспективе история Правека — это история конца: опустошения, распада, деградации. Именно так видит историю Павел Божский, последний житель деревни, который на приезд своей дочери реагирует словами: «Ты вернулась слишком поздно. […] Все уже кончено».
