– Тебе здесь помогут. – Алка постаралась вложить в слова побольше уверенности.
– Ага, – сказал Земекис, – промоют. Уберут остатки наркотика. Это хорошо. Когда выйду, будет забирать с меньшей дозы.
Если бы в голосе Зёмы была хоть капля иронии, Алке не было бы так жутко.
– Но ты же можешь не употреблять!
– Могу. А зачем?
Земекис медленно перевел взгляд на Алку.
– Как зачем? Чтобы жить!
Земекис пожал плечами:
– А смысл? Наташки нет.
– Наташа тебя любила! Честное слово! – Алка торопливо рылась в сумочке. – Где же письмо?.. А вот, читай.
Земекис прочитал и равнодушно вернул бумажку.
– Тем более, – сказал он. – Любила и бросила. Смысла нет.
– А кино?! – Алка схватилась за соломинку. – Ты же должен снимать кино!
Земекис моргнул, и Алка поняла, что все это время он не мигал.
– Кино… – В голосе Зёмы появился оттенок сомнения. – Какое кино?
«Любое!» – чуть не ответила Алка, но тут же поняла, что это слишком абстрактно.
– Ну как же… – Она соображала на ходу. – Ты же… А про Веру?! Верино кино? Ты же его не до конца смонтировал!
Земекис наконец улыбнулся:
– Да, ничего фильм мог бы получиться…
– Обязательно получится! – Алла схватила Зёму за вялую руку. – Слушай, Панта… то есть Наташа очень хотела Вере помочь! Она не успела! Но ты-то должен успеть! Ради Наташи!
– Да, – задумчиво ответил Земекис, – это домонтировать надо… А потом…
«А потом я еще что-нибудь тебе подсуну!» – подумала Алка и крепко обняла Земекиса. Он не отреагировал, думая о чем-то своем.
* * *
После похорон Панты Хантер подошел к Алке попрощаться.
– Извини, у меня поезд через час…
– Зря ты все-таки на мехмате не восстановился, – вздохнула Алка. – Ты умный, был бы ученым…
– Ой, нет, – нахмурился Хант. – Ковыряться в тензорах после того, что я видел… Нет. Жизнь круче тензоров. Да и уехать хочу подальше от всего этого.
– Но папа сказал, что ты будешь нужен на суде…
– Телефон мой есть, пусть звонит. На суд я точно приеду. Ты за могилой приглядывай, ладно? Больше ж некому.
– Мы с Димкой будем приглядывать! – с вызовом ответила она.
Хантер покачал головой:
– Ну-ну… Через год пришлю денег, чтобы нормальный памятник поставить. Ну и звони, пиши.
– А ты чем заниматься-то будешь? – Алла поняла, что ей хочется задержать Ханта еще хоть чуть-чуть.
– Понятия не имею, – беззаботно ответил он. – Но что-нибудь придумаю. Я же умный, сама сказала. Ладно, мне правда пора.
Он осторожно привлек к себе Алку и поцеловал ее в щеку. У Алки никогда не было брата, но если бы был – вот так бы он ее и целовал.
Хантер отпустил Алкины плечи, улыбнулся и зашагал по дорожке.
Через пару шагов остановился и обернулся:
– А ты что делать будешь? Решила уже?
* * *
Папа сидел за своим служебным столом при полном параде – в полковничьей форме. На удивленный взгляд Алки объяснил:
– Штатский костюм в химчистку сдал. Вот, читаю дело вашего Якова. Тот еще упырь… А ты чего пришла?
– Надо, – ответила Алка, – чтобы ты лично пришел к директору и подписал какие-то бумаги. Что знаешь о моем решении уйти из школы. И не возражаешь.
Папа закатил глаза:
– А я, между прочим, возражаю! Придумала ерунду… хоть бы школу закончила, если в вуз идти не хочешь…
– Пап, – Алка издала страдальческий стон, – ты опять? Сто раз обговорили уже! От вуза я не отказываюсь! И колледж какой-нибудь закончу, не проблема! Только сначала пойму, чем я заниматься хочу!
Папа сердито засопел и достал из стола распечатку.
– Да, кстати, вот список работ для тебя. Глянь.
Алла пробежала глазами первую строчку.
– Секретарша? – возмутилась она.
– Не просто секретарша, а моя секретарша! – поправил отец. – Я узнавал в отделе кадров, с семнадцати лет тебя брать можно, только не на полный день…
– Нет. – Алка вытащила из сумочки ручку и вычеркнула первый пункт списка.
Теперь уже папа вздохнул с неизбывной тоской.
– Папочка, – с чувством сказала Алка, – я тебя очень люблю! Ты для меня так много сделал! И в последние дни… и вообще! Но если ты будешь меня пасти, я никогда не пойму, чего хочу! Давай я лучше у тебя дома буду жить. Убирать…
– Готовить, – поддразнил ее папа.
– Нет, – рассмеялась Алка, – готовишь ты как бог! Но я могу в магазины ходить, стирать, гладить… Только давай работать я буду отдельно от тебя, хорошо?
Папа опять вздохнул, но теперь во вздохе звучала не тоска, а легкая грусть.
– Тогда вычеркивай первые пять пунктов, – сказал он. – Нет, шесть…
Алка вернулась к чтению.
Но мысли ее были далеко. «Надо позвонить Боревскому, – думала она. – Если не убьет за пропуски, пусть готовит к соревнованиям. Говорят, профессиональные гонщики нехило зарабатывают».
– А живи ты лучше у мамы, – неожиданно сказал отец. – Ты ей сейчас нужнее…
* * *
– Мам, пожалуйста, не начинай! Я уже все решила. Я уже нашла работу.
Мама кинула распускать связанный рукав и посмотрела испуганно и недоверчиво.
– Алла, но это невозможно! – быстро возразила она.
– Что именно невозможно? – терпеливо переспросила Алка.
– Ты не можешь бросить школу в семнадцать лет!
– Я, – веско ответила Алка, – могу.
– Но… – Такой реакции мама не ожидала. – Ты не имеешь права!..
– По закону – имею.
Мама жалобно заморгала:
– Но… но как же… На работе все время спрашивают, куда ты поступаешь… Все «Мамочки подростков» за тебя очень переживают. Что я людям скажу?
– Скажешь, что это не их собачье дело! А «Мамочки подростков»…
Алла поняла, что сейчас будет ругаться матом, а это педагогически неправильно. Поэтому глубоко вдохнула, выдохнула и продолжила:
– А из группы этой выйди! Если что, я сама тебе все объясню…
– Но тебе надо учиться! – не сдавалась мама.
– Может быть, – пожала плечами Алка. – А может быть, и нет. Я поработаю, решу, куда мне хочется, и потом уже пойду в какой-нибудь колледж, если захочу…
– Что значит «если захочу»? – возмутилась мама. – Ты что, собираешься остаться без высшего образования?
Алка мысленно сосчитала до десяти.
– Мам, – сказала она вкрадчиво, – вот у тебя высшее, да? И ты двадцать лет в конторе бумажки перекладываешь. Ты точно этого хотела, когда поступала?
– Ну ты не сравнивай! – взвилась мама. – Меня, между прочим, никто не спрашивал, куда я хочу!
Алка выразительно молчала.
– Мне нужно было работать, у семьи не было денег!
Молчание Алки стало еще выразительнее.
– И время было другое! – запальчиво сказала мама.
Алка улыбнулась.
– Ладно, хорошо, – сказала она, – вот ты пять лет училась на своем экономическом, тебе на работе хоть что-нибудь из того, что ты учила, пригодилось? Только честно!
Мама принялась распускать рукав с удвоенным остервенением. Хлюпая носом. Алка вздохнула. Слезы – это тяжелая артиллерия. Против них все аргументы бессильны. Алка встала, чтоб обнять маму и сказать ей, что все будет хорошо, но не успела.
– Это я виновата, – придушенным голосом сказала мама и отшвырнула вязание, – я не могу обеспечить тебя. Если бы я нормально зарабатывала, тебе бы не пришлось…
Алка от души треснула кулаком по столику. Мама вздрогнула.
– Мама! – сказала Алка. – А вот теперь серьезно. Никаких манипуляций! Никогда. Ни с кем. Это страшно. Просто поверь мне. Так можно довести до самоубийства.
– Не шути так! – испуганно сказала мама.
– Я не шучу, – ответила Алка.
У мамы задрожали губы, и Алка наконец обняла ее.
– Давай попробуем просто жить, а? – предложила Алка. – Когда человек живой, это такое счастье.
И Алка с мамой хлюпнули носами синхронно.
* * *
– Вера, солнышко, послушай меня, – тихо говорила Алка, сидя на кровати, – я такого насмотрелась за эти дни, что, мне кажется, мне уже лет сто… Мы Панту похоронили. Панта – это та девчонка с зелеными волосами, я не знаю, нашла ли она тебя в «Замке», но она хотела, чтоб ты жила. Она написала, что слабак, что она сдалась сама, чтоб я не думала, что это я виновата. Но я все равно думаю. Я столько думаю, что у меня скоро голова треснет. Про то, что Панта выбрала умереть, а вот Хантер решил жить. Зёма пока ничего не выбрал, но ему так плохо, что даже сидеть рядом с ним больно. Знаешь, ведь если бы Наташа не боялась, сказала бы ему, что она его любит, может, все бы было по-другому. Мне кажется, что он тоже считает, что он виноват…
Вера, худая, почти прозрачная, вытянулась на кровати. Глаза закрыты, дыхание ровное. Кажется, спит.
– Вера, родная, я не знаю, что еще тебе сказать. Сегодня солнышко, Нюшка твоя мне вчера звонила. Вот кто вообще не верит в плохое. Она уверена, что ты скоро вернешься домой. Она уверена, понимаешь? Я ей завидую. Я тоже хочу быть уверенной.
