— Я переболела. — На секунду всплыла картина, как металась по дивану, ощущая адские боли, вены на ногах словно выворачивало наизнанку, бредила, а то входила в обморочное состояние. — Слава Богу, всё в прошлом, хотя последствия чувствую по сей день. А тут… такая молодая, всяко Настеньке не больше тридцати, — предположила я. — Как же так, как же так?.. — повысив голос, задала вопрос в пространство.
— А вот так, вот так… Была доченька, и нету…
Мы обе на секунду смолкли и уже держали друг друга под руку. Чтобы как-то разрядить обстановку, утешить Викторию добавляю:
— Она там, она наблюдает за вами, — указываю на небушко.
— Наверное, — Вика тоже взглянула вверх.
— А знаешь, Ванюшка часто всматривается в небо, когда мы на улице, и так смеётся: «Смой мама, смой», — смотрит вверх и такой радостный, и что он там видит… знать бы мне? А то дома играет, подбежит к деду, тянет его на кухню, возьмёт печеньку себе, деду даст и на краешек стола положит. Улыбчиво наблюдает. Во сне часто смеяться стал. Вот и думай, что хочешь…
— Тебе, наверное, кладёт печеньку? — перебиваю, хотя чувствую, что это не так.
— В том-то и дело, что не мне, я то в магазин бегу, а то так куда, с дедом оставляю. Отца-то у Ванечки почти и не было, разбежались они как Настёна родила. Да и его тоже уже нет — передозировка. Спокойный был, а связался…
Я всё чаще и чаще стала слышать это слово — передозировка, подумала с грустью и добавила:
— Страшно, в Воронине столько молодых похоронено, а тут ещё и ковид.
Тяжёлые мысли снова прильнули ко мне, ведь малыш совсем сирота… Больно. А каково им? В голове вертится спросить, а где родители со стороны Ваниного отца, но ответ последовал следом, я и вопрос не успела задать. Вика словно читала мои мысли, или просто мы с ней так разговорились, что ей захотелось поделиться всем и сразу. Бывает такое у нас, женщин. Да и легче так. Вот и поведала она мне ещё один случай:
— Мы, — говорит она, — с мужем с детства знакомы, жили в одном посёлке. Но так получилось, я чуть было замуж не вышла за нашего общего знакомого. Муж отбил, а я беременная была. И хорошо, что отбил, разные у нас взгляды на жизнь и дороги разные…
О нём больше не обмолвилась. А про первенца поделилась — произошёл выкидыш на третьем месяце, «поспособствовала» того дружка мамаша. Забеременеть больше не смогла.
Резко подул ветер, слегка завьюжил, требуша на асфальтовой дорожке листву, но тут же стих. Стихли и мы. Ванечка то и дело оглядывался.
— Настёнку мы удочерили уже в городе. Нет, не в Томске, здесь мы восьмой год живем, а туда больше ни ногой. И муж Настин оттуда. Мир тесен! Мир тесен, — повторилась она, поглядывая на кроны деревьев. — И надо же им было встретиться в Томске?
Тут и я удивляюсь — действительно тесен…
— Судьба, — говорю, — от судьбы не убежишь.
— А кто её знает? Может, и судьба, я уже во всё стала верить. И поверишь…
— Я тоже многим приметам верю. Часто сбываются. Особенно сны.
— У-у-у, про сны мне не говори… А вот доченька редко снится.
Но на снах Вика не заострила внимание, хотя, думаю, ей было что и о них рассказать, а перевела разговор на Настиного мужа:
— Тётя Настиного мужа и есть Настина родная мать, — выпалила она, глядя на меня и утвердительно помотав головой.
Зависла тишина, я стала переваривать сказанное. Ванюшка приостановился, подождал нас, и мы пошли в ногу.
— Вот как всё вышло. Знать бы мне тогда такое. Знать бы…
— Ну и поворот, — удивляюсь я. И каких ситуаций только в жизни не бывает…
— А тебе сказать причину, почему мы с мужем туда больше не поедем? Хотя у него там родня есть, а тут никого, только наша Настенька…
— Можешь не говорить, догадываюсь, — наши взгляды пересеклись. Ванечка стал тянуть Вику за рукав куртки:
— Ма-а-ма, в ма-а-азин.
Магазин «Ярче» был совсем рядом, а я подходила к своему подъезду с тяжёлым грузом чужой боли.
Ей с этим жить…
— Баба, а можно я к тебе приеду? У нас каникулы.
— Конечно, Никушка, какой разговор, да разве я когда была против твоего приезда? Я всегда тебя жду, а на сей раз ты будешь большой помощницей, ты же знаешь мою проблему. Действительно, на этот раз Ника ох как нужна своей бабушке, чуть больше месяца как Анну Алексеевну прооперированную выписали из больницы. Долго шла операция, более четырёх часов.
Был момент, когда Анна потеряла надежду на будущее, с каждым днём её покидали силы, всё труднее и труднее становилось передвигаться, её полугодовое хождение по поликлиникам не давало положительных результатов. Адские боли в спине нарушили спокойный сон и здравый смысл к жизни, за эти полгода она четырежды полежала в больницах с нулевым изменением в здоровье. Мучительные боли в спине усиливались до невыносимости, и Анна начала сдаваться, готовясь к самому худшему. Её не радовал сегодняшний день, палящее солнышко и даже преданный пудель, который ни на минуту не отходил от неё. А когда она лежала в больницах, оставляла его младшей сестре, наказывала:
— Относись к нему с теплом, он очень преданный и всё понимает. Заботься о нём, не бросай его, ЕСЛИ ЧТО…
Но, слава Богу, «если что» не произошло, нашёлся в нашем городе замечательный доктор и сделал удачную операцию. Переломанный позвоночник Анны скрепил четырьмя болтами. Как она столько проходила с адской болью, останется за кадром и на совести некоторых врачей. А я, пожалуй, перейду к её любимой внучке.
Так получилось, что старший сын Анны помер в двадцатилетнем возрасте, отказали легкие. Он и жениться не успел, не оставил после себя наследника. Как эту потерю вынесла Анна, известно одному Богу. Ночами грызла подушку. Жить не хотелось, но продолжала, жила ради второго сына. Её излюбленным местом было кладбище, кстати, находится оно недалеко от её дома. Анна навещала могилку сына, приносила каждый день ему поесть, и кто-то ведь съедал — удивительно. Было страшно её подругам, соседям, родственникам, она словно потихоньку сходила с ума. Нет, там она волю слезам не давала, сын перед смертью её упрашивал не плакать, а петь песни. Очень красивый голос у неё, вот и пела, наглаживая холмик сына.
Муж? А муж не подарок — любил выпить, ладно хоть руки не распускал. Но то ли рок такой у Анны, то ли… Вскоре не стало и его — убили. Виновный отбыл своё наказание, отсидел положенный срок и вышел. Поседела Анна раньше времени, но не седина её пугала, а то, что младшенький стал всё больше и больше заглядывать в рюмку. К счастью, затем остепенился, за ум взялся, женился, доченька родилась, долгожданная, так как жена Петра долго не могла забеременеть, всё как-то не получалось. Все переживали, знала и я об этом, Богу молилась, чтоб дитя появилось. Ко всем святым и Анна обращалась, услышал Боженька, послал им драгоценный подарок — Никушку. Счастье вселилось в Аннино раненое сердце. Души она в ней не чаяла. Запела для внучки песенки, даже пианино ей купила.
Я не буду описывать тёплые встречи и горькие расставания, когда ездили они друг к другу в гости, их разделяли только города и ничего больше. Ни разу за все пятнадцать лет Ника не уехала от бабушки с пустыми руками. Всё для Никушки, всё для внученьки. И с подружкой приезжала, и одна. Не жалела денег для неё, то на пуховик дорогой даст, то ещё на что…
А на этот раз пожила внучка у бабушки с недельку, пуделя выводила на улицу, да в магазин за продуктами ходили вместе, придерживала Ника бабушку и наговаривала:
— Жалко мне тебя, баба, много ты чего испытала в жизни, вот приеду и жить у тебя останусь.
— Всё твоё, Никушка, всё, мне ничего не надо, — говорила Анна Алексеевна. — Приезжай в любое время, живи, — указала даже место, где деньги лежат, «если что»… И действительно, на следующий год Ника собралась ехать к ней, поступать на стоматолога. Только вот за время недели Никиного проживания произошло коварное «но»…
С какими глазами она теперь приедет? С этим страшным «но» будет жить Ника и доживать свою старость Анна Алексеевна? Третьи сутки умывается слезами Анна, обворовала Никушка её, и не малую сумму украла, а пятьдесят пять тысяч рублей. Недоедала Анна и вещами себя не баловала, пенсия небольшая, экономила на всём, как говорится, варилась в собственном соку, но когда Никулька приезжала, на неё не жалела денег, покупала всё, даже икорку красную брала:
