Я хочу узнать мой отпечаток, выжженный хотя бы в чьем-то сердце.
Я хочу, чтобы меня пробовали на вкус, чтобы помнили мой запах, в темноте узнавали из тысяч других на ощупь, различали меня по походке, голосу, почерку…
Или хотя бы – увидеть свое чистое отражение…
Любые слова не нужны, если некому их сказать.
Тогда они – заклинания, ворожба…
Но еще что-то…
Замороженный склад Дьябло. Лихорадка озноба… Не то, не то, не то…
И вдруг, среди старого пыльного хлама – одно из многочисленных детств.
Несказанно хрупкое пространство…
Его образ покалывает мне кончики пальцев, касается потерянного нерва смелости, бьется пульсом в заплатку на темени.
И появляются Страшила, Железный Дровосек и Лев. Они принесли то, что у них было. Дары Волхвов… И каждый – запал, чтобы дать толчок, чтобы запустить. Выпустить…
Неумело, неуверенно, даже беспомощно, но это – шаги.
Страх – это только предупреждение.
Нет ничего, чего стоит слишком бояться.
Выход там же, где когда-то был вход.
Жизнь, на которую я боюсь решиться, это Я, боящийся решиться на жизнь.
В Путешествии существует возможность множества приобретений. Вашим приобретением будет то, что вы сочтете таковым.
Путеводитель
Наутро я, стоя в ванной перед зеркалом, старался придать своей физиономии благопристойный вид и собраться с мыслями, чтобы, наконец, принять решение. До лекции оставалось два часа.
Но мысли крутились почему-то совсем в другой плоскости.
Проснувшись, я, не вставая, набрал телефон Мари. Он по-прежнему молчал.
Если она будет звонить, то опять попадет к Николь.
Все-таки это вечная формула французской жизни – cherchez la femme… Я и ищу.
Нужно поговорить с Николь. Тем более, что теперь, после этой горячечной ночи, у меня есть ответ на загадку о двух монахах…
Я взял телефон и набрал свой прежний номер.
– Да, – властный мужской голос. Кажется, с поисками мне пока решительно не везет.
– Э… Можно услышать Николь?
– У нее другой телефон.
– Я знаю. Но сейчас должен быть этот.
– Кому должен?
Как-то неправильно начался разговор. Попробуем заново.
– Видите ли, я ищу Николь…
– Я же говорю – у нее теперь другой номер. Она поменялась со мной телефонами.
– ? Простите?
– Я непонятно выражаюсь? Мы поменялись с ней телефонами.
– Вот как… А я думал, что это я с ней поменялся.
– Месье… Я понимаю, что это звучит странно, но я не шучу. Вчера мы познакомились с Николь в кафе. И она сказала, что хотела бы поменяться со мной телефонами. Не стану объяснять, почему, но я согласился. Теперь это мой телефон.
– Простите… Как вас зовут?
– Грег.
– Конечно. Как же иначе вас могут звать?
– Что вы имеете в виду?
– Только то, что Грег – мое имя.
– Месье, я не очень понимаю, чего вы добиваетесь. Я хорошо знаю, как меня зовут, но это совершенно не мешает вам, если хотите, называться так же. Я не монополизировал имя.
– Отлично. Грег… Видите ли, у Николь своеобразное хобби. До того, как она поменялась с вами, это был мой телефон. Кстати, вам не звонили на него?
– Разумеется, звонили. И звонят.
– И кого спрашивают?
– Обычно Грега.
– Вот видите…
– Что вижу? Меня зовут Грег, мне звонят и называют меня по имени. Вас это удивляет?
– Да не слишком… Впрочем… Действительно, все, как и должно быть. А о чем говорят?
– А вы не хотите еще, чтобы я вам исповедался?
– Ну, если только в Сент-Эсташ… Знаете, мы, Греги, могли бы быть откровеннее друг с другом. Но если вы не хотите рассказать, о чем с вами говорят по телефону…
– Слушайте, у меня не очень много времени. О чем говорят? О делах. У меня, знаете, бизнес. Крупный. И, если им не руководить, будут неприятности.
– Ах, вот как… Ну… отлично. Надеюсь, Грег, он в надежных руках.
– Не сомневайтесь, Грег.
– Не буду. Вы бы не могли дать мне нынешний номер Николь?
– Нет.
– Гм… А что так?
– Я не даю свой телефон незнакомым людям. Даже если он бывший. Извините, я сейчас на переговорах в Женеве и не могу больше говорить.
Милый собеседник…
Значит, в Женеве он…
Там, где у меня должны сегодня начаться переговоры. На которые я не поехал.
А он? Грег-то этот…
Ну, по телефону он мог сказать, что угодно. Что он в Женеве, или вообще – что у меня дома. Живет он там…
Вот бы слетать, посмотреть одним глазком.
Черт, ведь и не слетаешь же – возраст не тот, чтобы лекции прогуливать. Особенно свои собственные…
Слетать вряд ли, а вот позвонить…
Несколько минут ушло на то, чтобы выяснить номер женевского отеля, где должны были проходить переговоры.
Дежурно-вежливый голос портье с легким германским акцентом.
– Здравствуйте. Будьте добры, я разыскиваю мистера Гарбера. Он должен у вас жить.
– Да, месье. Но мистер Гарбер сейчас не в отеле.
– Вот как? Вы сами его видели?
– Не далее, как четверть часа назад.
– У меня к вам необычная просьба. Вы бы не могли описать его внешность? Это важно.
– Простите… Я правильно вас понял? Описать вам…
– Да. Я немного волнуюсь, извините. Я… его брат. Мы немного повздорили, и он уехал, ничего не сказав. Я бы хотел убедиться, что у него все в порядке, – чушь была несусветная, но подготовиться я не успел, и оставалось надеяться на убедительность интонаций.
Это заняло некоторое время, но в конце концов портье согласился.
Судя по описанию, в Женеве был я. Нестриженный, как и раньше, но я.
Как же я там оказался?
Ночью, конечно, изрядно колбасило, но, судя по ощущениям, – здесь.
Или нет. Вот же какие провалы в памяти… Лег спать, в приступе лунатизма встал, отправился в Женеву, поселился в гостинице и первым рейсом – обратно, чтобы сам ничего не заметил…
Нет, друзья. Мистер Таннер – в Париже. В Женеве – мистер Гарбер.
Слез, значит, он ночью со своего пьедестала, вышел из музея Гревена и улетел в Женеву… Кто так смотрит за экспонатами? Дверь нараспашку, так вся восковая компания разбежится. Один уже на переговорах… Кукольный такой переговорщик. Переговоры, кстати, не кукольные.
– Месье, – портье, оказывается, до сих пор был на линии. – Я могу вам еще чем-то помочь?
– Да, спасибо… Вы знаете, когда он уезжает?
– Мы сами спросили его об этом, чтобы заказать билеты.
– И что он ответил?
– Он ответил, что завтра будет завтра.
– Ну, да… И ведь знаете, какая штука? Он прав…
Я повесил трубку.
А в целом даже трогательно…
Детишки какие-то, знаете ли, играют и, играючи, оживляют кукол. Детишки игривые такие… Вот и встретились два круглоголовых человечка на одной эшеровской ступеньке – один туда, а другой обратно, причем оба, дурачки, думают, что поднимаются. И какого хочешь, того и выбирай. Впрыгивай с размаха или в того, который в Женеве, или в того, который в Сорбонне. Множественность миров…
Изложить бы сейчас всю эту мутотень Артуру и повеселиться, глядя на его заботливую физиономию, на которой явно читается размышление о том, знает ли он хорошего психиатра. И ведь по всему похоже, что неплохо было бы, чтобы знал…
Жаль, его сейчас нет…
Видимо, я перешел порог.
Не знаю, как это связано, но именно в тот момент, когда в трубке раздались гудки, и бредовый диалог с портье закончился, я, наконец, предельно четко понял, что пойду в Сорбонну.
Взгляд, рассеянно блуждавший вокруг, остановился на лежавшей на столе книге. Честертон. Тот самый, привезенный из Ниццы. Странно, все эти дни я его не видел. Засунул куда-то и забыл. А он – вот он. Литература столетней давности умиротворяет одним своим видом. А уж текстом… Ритм другой, неспешный, у людей еще было время на пространные диалоги, письма, созерцание… Кто-то говорил же, что книга находит тебя в нужный момент – когда ты напряженно ищешь ответ, начинаешь выуживать подсказки из любого контекста, даже не имеющего на самом деле ровно никакого отношения к происходящему. Ну и погадаем, раз так…
Я раскрыл книгу на первой попавшейся странице. Собственно, она сама раскрылась там, где уголок страницы был загнут. Одна из фраз была небрежно отчеркнута шариковой ручкой.
«Теперь необыкновенная удача позволяет Саймону присутствовать на заседании Совета, посвященном предстоящему убийству в Париже» .
Вот так.
Заседание совета в Париже. Кого будем убивать?
Роман «Человек, который был Четвергом» … И название хорошее. Когда мы с Саймоном здесь сидели? Вчера. А кажется, столько времени прошло. Суббота была, не четверг, но это мало что меняет. Был четвергом, стал субботой…
