А вот исчезновение генерала Покровского – это было уже серьезнее. Тут явственно прослеживалась рука ГПУ. Если Покровский похищен и вывезен в СССР, это означает конец Лиги. Впрочем, ей и так конец – после провала операции «Аврора» расчетливые англичане не станут тратить свои деньги на бессмысленный, заранее обреченный проект… Поручик Брюннер должен был разузнать подробности, но в любом случае дела обстоят хуже некуда.
«Господи, какой дичью я занимаюсь, – с тоской подумал Шептицкий, вглядываясь в перспективу пустынной улицы чужого города. – Я, кадровый офицер… Каким же я был счастливым, когда в далеком третьем году увидел Катю в партере одесской оперы! Если бы кто-нибудь сказал тому юному подпоручику, как сложится его жизнь… Что Катя умрет в двадцатом, за три дня до эвакуации из Ялты, а сам он будет водить такси по улицам столицы независимой Латвии и дрожать при мысли о том, что англичане перестанут финансировать какую-то там Лигу… Бред, если вдуматься».
…Он даже вздрогнул от неожиданности, когда услышал, что кто-то открыл заднюю дверцу машины. В такси заглянул молодой, скромно одетый брюнет с военной выправкой.
– В Царский лес, – произнес он по-русски. – На улицу Стендера. Бывшая Кёльнская, – уточнил он на всякий случай.
Полковник взглянул на плохо одетого молодого человека скептически.
– По тарифу за первые 480 метров – тридцать сантимов, за каждые последующие 200 – десять сантимов…
– Я знаю, – отозвался молодой человек, садясь в такси. – Лат сверху.
Это означало, что слежки за ним не было. Шептицкий включил зажигание, мотор «Пежо» заурчал, и машина сорвалась с места.
Миновали шумный центр, свернули с улицы Бривибас на улицу Миера. Проскочили старое немецкое кладбище, где среди старинных склепов Шептицкий время от времени назначал встречи агентам Лиги. Проехали мост, переброшенный над железнодорожными путями, и слева мелькнула кладбищенская аллея, ведущая к Братскому кладбищу героев Великой войны. «Какой-то кладбищенский район, – усмехнулся Шептицкий. – Странно, почему я не замечал этого раньше?»
Мимо побежали тихие окраинные улицы, названные в честь ганзейских городов. Шептицкий любил эту часть Риги – Межапарк или, как говорили русские рижане, Царский лес, так называемый «город-сад», город будущего, спроектированный четверть века назад и застроенный красивыми особняками. Здесь город, согласно замыслу архитекторов, полностью сливался с природой, растворялся в ней. Над молчаливыми виллами шумели стройные сосны. Иногда шишки с глухим стуком падали на крыши дорогих машин, стоявших во дворах вилл.
Брюнет молча сидел на заднем сиденье. Полковник несколько раз бросал на него взгляд в зеркальце заднего вида и наконец не выдержал:
– Мы что, так и будем кататься молча? У вас, я полагаю, новости о Покровском, господин поручик?
– Так точно, господин полковник.
И это было последнее, что услышал в своей жизни полковник Шептицкий. С заднего сиденья ему нанесли стремительный и безжалостный удар шилом в шею…
Полковник откинулся назад и сделал попытку не то схватить своего противника, не то вырвать шило из раны, но вместо этого, тяжело захрипев, повалился лицом на руль. Из его горла хлынула кровь. Машина, тяжело подпрыгнув на бордюре, косо въехала на тротуар и остановилась.
– Простите, Павел Дмитриевич, – тихо произнес брюнет.
Он вышел из машины и, оглянувшись, исчез в ближайшем палисаднике. Ветви за ним сомкнулись. На пустой серой улице Стендера под мелким дождем косо застыло такси с работающим мотором.
Спустя час брюнет шел по проходному двору дома, расположенного на улице Авоту. Увидев небольшой серый «Опель», возле которого курили двое неприметных парней в плащах, он подошел к автомобилю.
– Все сделано, – коротко и совсем тихо произнес брюнет по-русски.
– Без свидетелей? – так же тихо отозвался один из парней.
– Обижаете, – улыбнулся брюнет.
– Хорошо.
В этот момент второй парень коротким сильным движением ударил брюнета ножом в сердце. Тот молча рухнул на мостовую.
– Готов, – бросил парень. – Ходу, Вася.
Оба нырнули в автомобиль.
– Поехали, – сказал второй парень водителю, и серый «Опель», осторожно объехав убитого, исчез в подворотне.
Еще через двадцать пять минут все трое вышли из серого «Опеля» в Задвинье, на другом берегу Даугавы.
Поплутав немного по плохо мощеным, невзрачным улочкам предместья, парни вышли к протестантской церкви, которая высилась над железнодорожными путями станции Торнякалнс. Здесь их ждал другой «Опель», такой же модели, но зеленый. Компания погрузилась в него, и через полчаса машина, коротко посигналив, въехала в ворота дома советского полпредства на улице Антонияс.
В полпредстве парни направились к секретарю военного атташе СССР Карлису Ланге и доложили о сделанном. Ланге поблагодарил сотрудников за службу и доложил о случившемся полпреду Лоренцу.
В металлической двери с грохотом отпахнулся лючок. Глаза часового обшарили камеру. Владимир не смотрел в его сторону, но чувствовал на себе взгляд чекиста.
А потом в камеру кто-то вошел.
– Арестованный, встать! – услышал он Дашин голос.
Он сделал огромное усилие над собой, чтобы не рвануться к ней – слепо и глупо. Поднялся, не глядя на нее.
– Можете садиться.
Даша уселась на арестантскую койку спиной к двери. Сабуров поднял на нее глаза.
Было видно, как она изменилась за эти годы. Это уже не была та восемнадцатилетняя девочка, которую он так легкомысленно и жестоко оставил на заснеженном хуторе. Вглядевшись, он увидел несколько седых волос на ее виске. «Это из-за меня она пошла работать в ЧК, – внезапно с ужасом осознал Сабуров. – Боже, неужели я погубил эту чистую крестьянскую девочку, сделав из нее вот это?!»
– Думаю, вы знаете, зачем я опять пришла к вам, – произнесла Даша. И голос у нее был другой – твердый, холодный. – В ваших же интересах подробно рассказать следствию о том, как именно вы завербовали ленинградских работников искусства и комсомольцев в свою шайку. Это ведь помреж Арнольдов и отряд Воронова помогли вам проникнуть на набережную…
– Я, кажется, уже говорил вам, что массовка, изображавшая юнкеров, и отряд большевистских юношей тут ни при чем. Чистой воды случайность.
– Ах, случайность… Слушайте, Сабуров, – Дашин голос налился металлом, – не морочьте мне голову. Если бы вы знали, скольких я видела таких, как вы!..
Она сидела спиной к двери, и часовой не мог видеть рук Даши. Ее пальцы осторожно коснулись руки Владимира. Он бережно, ласково сжал их…
– Ну, значит, все-таки мало видели…
– Сабуров, вам все равно конец, это вы понимаете? – голос Даши по-прежнему был холодно-стальным, а пальцы ласкали ладонь Владимира. – Какой резон упорствовать, запираться?..
Сабуров усмехнулся.
– Вы правы, никакого… А я все-таки поупорствую немножко, можно ведь, да?..
Стоя навытяжку, Мессинг разговаривал по телефону. Его полное лицо было покрыто крупными каплями пота.
– Никак нет, товарищ Менжинский, – сдавленным голосом произнес он. – Разрешите еще раз объяснить ситуацию… Когда белобандит выхватил оружие, чтобы стрелять в вождя, наш сотрудник Карпов первым заметил его движение и тоже обнажил револьвер… Но поскольку Сабуров стоял в непосредственной близости от товарища Сталина, то у начальника охраны вождя сложилось впечатление, что Карпов – сообщник Сабурова… и собирается выстрелить первым. То есть произошла трагическая, нелепая ошибка. Там все решали доли секунды, Вячеслав Рудольфович… Никак нет, и с этим троцкистом, который угнал лодку, он никак не был связан. Чистой воды совпадение. Троцкист?.. Раскололся, конечно, дает показания…
Он выслушал ответ и, облизав пересохшие губы, кивнул:
– Слушаюсь. Карпов?.. Никак нет, он был холост. Есть обеспечить похороны по первому разряду. Всего хорошего, товарищ Менжинский.
Мессинг положил трубку, неторопливо, обстоятельно вытер платком пот с лица и, сняв трубку внутренней связи, пригласил в кабинет Дашу Скребцову.
– Ну что, товарищ Скребцова… – устало произнес он, когда девушка вошла в кабинет. – По итогам операции прямо-таки благодарность можно тебе объявить… Взяли опаснейшего белобандита Сабурова, предотвратили покушение на вождей и взрыв «Авроры», обошлись минимумом жертв, вскрыли заговор среди ленинградских комсомольцев и киношников, да еще и Балтийскую Военную Лигу обезглавили… Генерал Покровский сам к нам приехал, а полковника Шептицкого вон, – он взял со стола латвийскую газету, – его же соратнички в Риге прирезали… Так что все, можно сказать, в полном ажуре. За исключением одного момента. – Он неторопливо открыл ящик письменного стола и достал оттуда конверт. – Письма вот этого… Держи.
– Это мне? – удивленно спросила Даша. – От кого?
– А ты почитай, почитай, – кивнул Мессинг.
