"Да уж справимся, сестра. Хорошо повеселились?"
"О да, было вполне весело".
"Не кажется ли вам, сестра, что все это немного таинственно?"
Сестра Матильда, пытаясь понять смысл сказанного, в ответ промолчала.
"Ну, раньше вы могли бы себе представить что-нибудь подобное?"
"Это немного напоминает наши праздники по случаю освящения храма".
"Слегка истерическое освящение храма".
"Да, может быть, доктор Флуршютц".
"Пустые формы, которые еще живут… внешне выглядят как какое-то там освящение храма, но люди больше не знают, что с ними происходит,,"
"Все еще уладится, господин доктор".
Она стояла перед ним, стройная и пышущая здоровьем.
Флуршютц покачал головой: "Еще никогда ничего не улаживалось., а уж тем более Страшный Суд,, ведь все так похоже, разве нет?"
"И о чем вы только думаете, доктор!.. Но нам нужно собрать своих пациентов".
Возле музыкального павильона бесцельно бродящего Ярецки остановил доброволец доктор Пельцер: "Господин лейтенант, такое впечатление, будто вы что-то ищете".
"Да, стаканчик грога".
"Это просто замечательная идея, господин лейтенант, зима на носу, я сейчас принесу стаканчик грога… но только вы пока присядьте". Он убежал, а Ярецки уселся на стол и начал болтать ногами.
Намереваясь покинуть торжество, мимо него проследовали доктор Вендлинг с супругой, Ярецки поприветствовал их: "Прошу прощения, позвольте представиться, господин старший лейтенант: лейтенант Ярецки, восьмой гессенский пехотный батальон, группа армий "Кронпринц", потеря левой руки вследствие поражения газом под Арментьером".
Вендлинг кинул на него отчужденный взгляд: "Очень приятно, — сказал он, — старший лейтенант доктор Вендлинг".
"Дипломированный инженер Отто Ярецки", — Ярецки почувствовал себя обязанным дополнить свое представление, при этом он навытяжку стоял перед Ханной, чтобы показать, что его представление касалось также и ее.
Ханна Вендлинг сегодня уже имела возможность удивляться многим вещам. Любезным тоном она сказала: "Но то, что случилось с вашей рукой, просто ужасно".
"Так точно, моя милостивая госпожа, ужасно, но справедливо".
"Ну, ну, уважаемый друг, — вмешался Вендлинг, — тут все-таки не приходится говорить о справедливости".
Ярецки поднял палец: "Речь не о юридической справедливости, уважаемый друг… Мы обрели новую справедливость, что значит для человека такое количество членов, если он одинок. Это вы наверняка будете вынуждены признать, моя милостивая госпожа",
"Доброго вам вечера", — сказал Вендлинг,
"Жаль, ужасно жаль, — отпарировал Ярецки, — но, естественно, каждый обречен на свое одиночество. Доброго вечера, господа". И он снова повернулся к своему столу.
"Любопытный человек", — сказала Ханна Вендлинг,
"Нализавшийся дурак", — отрезал ее супруг.
Подошел доброволец Пельцер с двумя бокалами грога и составил ему компанию.
Хугюнау спешил из танцевального зала. Вытер пот со лба, заправил платочек в воротник.
Его остановила сестра Матильда: "Господин Хугюнау, не могли бы вы нам помочь собрать в одну кучу наших пациентов?"
"Почту за честь, милостивая государыня, мне заказать туш?" — он уже намерился было идти к оркестру.
"Нет, нет, господин Хугюнау, не поднимайте такую большую шумиху, обойдемся и без этого",
"Как будет угодно. Великолепный праздник получился, не так ли, милостивая государыня? Сам господин майор высказался более чем в положительном тоне".
"Конечно, красивый праздник".
"Господин старший полковой врач, кажется, остался тоже более чем доволен, был в прекрасном настроении. Могу я вас попросить отрекомендовать меня господину старшему полковому врачу? Он так поспешно оставил нас, я не смог его даже проводить".
"Пожалуйста, господин Хугюнау, может быть, вы объявите солдатам в танцевальном зале, что доктор Флуршютц и я ждем их у входа?"
"Будет сделано, будет немедленно сделано. Но то, что вы намереваетесь нас так скоро оставить, несправедливо, милостивая государыня. Надеюсь, вы все-таки повеселились с нами. Очень не хотелось бы, чтобы это было не так…"
И Хугюнау с заправленным в воротник платком поспешил обратно в зал.
"А как с офицерами, сестра?" — поинтересовался Флуршютц.
"Ах, о них больше нет необходимости заботиться, они наверняка сами найдут возможность добраться к себе".
"Прекрасно, что ж, кажется, все улаживается. Но от Ярецки нам никуда не деться".
Ярецки и доброволец доктор Пельцер все еще сидели в саду под оркестровой площадкой. Ярецки пытался рассмотреть фонарики сквозь коричневое стекло бокала из-под грога.
Флуршютц подсел к ним: "Как насчет того, чтобы отправиться баиньки, Ярецки?"
"С бабой пойду баиньки, без бабы- нет, все началось с того, что мужики стали спать без баб, а бабы — без мужиков… и это было плохо".
"Тут он прав", — сказал доброволец.
"Может быть, — согласился Флуршютц, — а вы пришли к этому выводу сейчас, Ярецки?"
"Да, именно сейчас… но знал я это уже давно".
"Этим вы, вне всякого сомнения, спасете мир".
"Да уж достаточно будет, если он спасет Германию…" — сказал доброволец Пельцер.
"Германию…"- повторил Флуршютц и посмотрел в опустевший сад.
"Германию… — еще раз сказал Пельцер, — тогда я пошел на фронт добровольцем… сейчас же я рад, что сижу здесь".
"Германию… — протянул Ярецки, по лицу которого покатились слезы — Слишком поздно… — он вытер глаза, — Флуршютц, вы хороший парень, и я люблю вас",
"Это славно с вашей стороны, и я люблю вас… Не отправиться ли нам сейчас домой?"
"У нас нет больше дома, Флуршютц., мне бы хотелось попробовать найти его, женившись".
"Для этого сегодня уже тоже слишком поздно", — сказал доброволец.
"Да, Ярецки, поздно уже", — подтвердил Флуршютц.
"Для этого дела никогда не бывает поздно, — взвыл Ярецки, — но ты мне оттяпал ее, ты, сволочь".
"Ну, Ярецки, теперь самое время, чтобы вы в конце концов малость пришли в себя,."
"Если ты оттяпаешь ее мне, то я оттяпаю ее тебе… поэтому войне придется продолжаться вечно… а пробовал ли ты сделать все это ручной гранатой?- он кивнул с серьезным видом- Я пробовал., хорошие яйца, ручные гранаты… гнилые яйца".
Флуршютц взял его под руку: "Да, Ярецки, вероятно, вы даже правы., да, и возможно, это действительно единственное средство взаимопонимания. Только теперь пойдемте, мой ДРУГ".
У входа солдаты уже собрались вокруг сестры Матильды.
"Держитесь, Ярецки", — сказал Флуршютц.
"Есть, — откликнулся Ярецки, он подошел к сестре Матильде, стал по стойке "смирно" и отрапортовал: — Один лейтенант, один старший врач и команда в составе четырнадцати человек построены… позвольте доложить, что он мне ее оттяпал… — Он выдержал небольшую театральную паузу, а затем вытащил из кармана пустой рукав и начал размахивать им перед длинным носом сестры Матильды, — Чистый и пустой".
Сестра Матильда громко объявила: "Кто желает ехать, пусть едет; с остальными я пойду пешком",
Примчался Хугюнау: "Надеюсь, все в порядке, милостивая государыня, и мы в полном составе. Позвольте пожелать счастливо добраться домой…"
Он простился с сестрой Матильдой, с доктором Флуршютцом, с лейтенантом Ярецки, с каждым из четырнадцати солдат персонально, при этом представляясь "Хугюнау".
61
История девушки из Армии спасения (10)
Чего я, собственно, хотел от Мари? Я приглашал ее к себе, она пела, я, стараясь держаться целомудренно, сватал ей Нухема, талмудиста, этого, следует, наверное, сказать, талмудиста-отщепенца, и я опять позволял ей уйти, укрыться в стенах ее серого приюта. Чего я хочу от нее? Почему она соглашается на эту игру? Она хочет спасти мою душу, может, она хочет взвалить на себя бесконечную, по сути своей невыполнимую задачу — поймать талмудистскую душу еврея, передать ее Иисусу? Впрочем, что он себе думал, этот Нухем? Казалось, я полностью прибрал к рукам двоих людей, и тем не менее я не знал ничего о них, не знал, что они думают и что будут есть сегодня за ужином; человек настолько одинок, что никто, даже сам Господь Бог, сотворивший его, ничего о нем не знает.
Положение дел обеспокоило меня чрезвычайно сильно, тем более, что я мог представить себе Мари только как существо, которое до самого края заполнено песнями и цитатами из Библии. В своей обеспокоенности я отправился в приют. Мне пришлось прийти дважды, прежде чем я смог ее встретить. Она была в миссии для больных и всегда возвращалась домой только вечером. Итак, я расположился в приемной, рассматривал цитаты из Библии на стене, рассматривал портрет генерала Бута[39] и обдумывал еще раз все возможности. Я вспоминал свою первую встречу с Мари, случайную встречу с Нухемом, я вызывал в своем воображении все, что произошло с тех пор, я старался запомнить все очень точно, не исключая того, что происходило в данный момент; осматривая с большим вниманием приемную, я ходил по комнате, которую уже начали медленно заполнять сумерки, поскольку испортилась погода; на улице упали первые тяжелые капли дождя, и проникновение темноты в комнату ускорилось. Я спросил себя, не сохранить ли в своей памяти и двух стариков, которые, подобно мне, сидели в этой комнате, я запомнил их — к чему рисковать. Они выглядели очень уставшими, невозможно даже понять, о чем они думали, для них я был пустым местом.
