Она делает в такт мелодии два мощных па, но на лице ее блуждает дальняя мысль.
МИХАИЛ. Я возьму примус, котелок.
Снова звонит телефон. Пивакова медленно садится за стол и только потом берет трубку, делая знак Михаилу убавить шум магнитофона.
ПИВАКОВА. Товарищ Пивакова слушает вас внимательно (слушает)… Ой, Вася, это ты (поправляется)… Это вы (Михаил подозрительно посмотрел на Пивакову)… А что Клавдия? Сочуствую тебе… вам… простите…
Прерывает разговор, зажав трубку ладонью, Михаилу: Выйди на минуту. Конфиденциальный разговор.
Михаил вытягивает из пачки сигарету, выходит. Тень его будет маячить за дверью. Пивакова корректирует громкость разговора по величине или малости тени в двери.
ПИВАКОВА (в трубку). Пролетом в Хабаровск… И все же – что Клавдия? (Слушает). Полгода в простое? (Смущенно улыбается). Как вам будет угодно, мой господин. (Слушает). Я примчусь сейчас же! Поглядеть на тебя… А на обратном пути ты, надеюсь, остановишься на пару дней? Где?… Это, милый Василий, моя забота. Ну, в зале у справочного жди меня.
Она нажимает кнопку селектора.
ПИВАКОВА (по селектору). Гена, кровь из носа, машину к подъезду, минут на сорок, до аэропорта и почти сразу назад.
Достает зеркальце, потом вспоминает о Михаиле, кричит ему, входит Михаил.
ПИВАКОВА. Приехал товарищ из гостелерадио. Не сердись, еду в порт. Не надувай губы! За город – отменяется, позже объясню. Наведайся пока к Учителю… Вы, Миша не оставляйте его.
МИХАИЛ (сердито). И без твоих рекомендаций пойду к Федору Ивановичу. Он не из этих… Гостелерадио… Он был для нас Куницыным.
ПИВАКОВА (одевая кофту). Положен им краеугольный камень?
МИХАИЛ. Если угодно. Камень. Краеугольный.
ПИВАКОВА. Ну, валяй к светочу. И не увлекайся девочками. Говорят, у него там навалом девочек. Смотри, я ревнивая.
Она на прощание протягивает ему сигарету, Михаил уходит. Пивакова смотрит вслед ему просветленно.
ПИВАКОВА. Пить летние дожди, Ольга, караулить встречи с любимым, тосковать. И когда он сойдет на твоем полустанке…
* * *
Дом в саду. Мария и Михаил. За окном переборы гитары. Голоса. Голоса пытаются сложиться в хор.
ГОЛОС ЗА ОКНОМ. А из «Лунина» помните?
ЕЩЕ ГОЛОС ЗА ОКНОМ (негромкое пение). Мало вырубить лес…
ЕЩЕ ГОЛОС. Надо вырубить рощу…
ЕЩЕ ГОЛОС. Их повалит свинец на Сенатскую площадь…
Разноголосье. Два голоса, мужской и женский, ведут дальше.
ДВА ГОЛОСА. Они свято уйдут. Их могила обнимет. Но невзятый редут в тихой скорби поникнет…
Песня далее уходит в разноголосье, но мелодия этой самодельной песни должна пробиваться.
МИХАИЛ. Я заметил странное ко мне отношение. Оно и в школе было. Но в школе мягче, добродушнее. Что-то случилось со всеми… Или со мной? Или что-то должно случиться. Или я стал московским студентом…
МАРИЯ. Андрей тоже стал московским студентом. Он не жалуется.
МИХАИЛ. Но Андрея нет в городе. Может быть, и он…
МАРИЯ. Такие как Андрей, и отсутствуя, присутствуют. И он в городе, сегодня будет.
МИХАИЛ. Считают, я по протекции папы. Но МИСИ не МГУ. Я сам пробился.
МАРИЯ. Ну, и гордись. Сам. У Андрея родители простые смертные, вместо замшевой куртки (осмотрела Михаила) они ватник ему купили (подходит к окну, в окно). Мальчики, не слышно шума городского.
Смех за окном, кто-то и еще кто-то пытается запеть.
Разнобой. Мария слушает говор с улицы и пытается говорить с Михаилом.
МАРИЯ (Михаилу). В тебе всегда ощущалась элитарность бывшего русского. Учителя заискивали. Зачем они заискивали перед мальчишкой?
МИХАИЛ. Я не виноват, что мой папа доктор философии.
МАРИЯ. Доктор… Если бы он был доктором Соловьевым…
МИХАИЛ. Родителей не выбирают. Уж какие есть.
МАРИЯ. Но когда мы становимся взрослыми – с ними строят взрослые отношения. А не потребительские. Прости, прости. Мальчиком ты был лучше.
МИХАИЛ. Мальчиком я был слепым кутенком.
Мария смотрит на Михаила надменно. Хор снова сложился, и девичий голос ведет партию. Гитара.
ДЕВИЧИЙ ГОЛОС. Ах, это явь иль обман, – Не осуди их всевышний! – Старого кедра роман – С юной японскою вишней…
Мужской голос на фоне песни очень внятно…
МУЖСКОЙ ГОЛОС. Да, так жить нельзя. И вы правильно сделали, Федор Иванович, что удалились.
ЕЩЕ ГОЛОС (речитативом). Удаляйтеся суеты и соблазнов.
ЕЩЕ ГОЛОС. Но мы не можем все удалиться!
ХОР (речитативом). Мы мо-жем у-да-лить-ся все!
Прежний девичий голос под гитару продолжает песню.
ДЕВИЧИЙ ГОЛОС (поет). Этих возвышенных чувств – Необъяснимо явленье. – Вот почему в отдаленье – Заговор зреет стоуст…
МИХАИЛ. О чем они, Маша?
Мария не слышит вопроса, она в плену песни.
МАРИЯ (поет). Как, говорят, он посмел – Нежных запястий коснуться, – Не испросив у настурций – Права на лучший удел… Ох, почему так не везет? Мне нужен славянин, с большой буквы, я бы ноги ему мыла, да-а, молилась на него. Старый кедр, я сама тебе поклонюсь, и преклонюсь, и пусть говорят что угодно…
ДЕВИЧИЙ ГОЛОС (поет за окном). Не поклонился сосне, – С ней он безумствовал ране…
Гитара ведет мелодию.
МАРИЯ (Михаилу). Ты спрашиваешь, о чем они. Они собираются по грибы. Появились грузди на дальних полянах, за Оёком.
Входят Садовник и Иннокентий. Иннокентий с ярко выраженным чалдоньим лицом.
ИННОКЕНТИЙ. Федор Иванович, вы сани готовите летом?
Указывает на разобранную печь, тут же кирпичи и раствор в ведре.
САДОВНИК. Пришли люди, назвались печниками, сказали «ремонт текущий», разобрали по кирпичику и не кажут глаз. Как вам это нравится?
Иннокентий прищуром глянул на Садовника, усмехнулся.
ИННОКЕНТИЙ. Назвались печниками, а были стукачами… Эх, милый Федор Иванович! До преклонных лет дожили, и не стыдно?
САДОВНИК. Стыдно, Иннокентий. Огород умею возделывать, во! – (показывает огромный помидор) – на грядах, не в теплице; шить умею (смеется), мать обучила, а вот печь сложить… Стыдно, Кеша, стыдно!
Иннокентий берет в руки ведро, явно намереваясь заняться кладкой.
Садовник пытается отобрать у него ведро и мастерок.
Иннокентий просит Михаила сходить за водой, Михаил послушно уходит с ведром.
САДОВНИК (Иннокентию). И ты отдал статью в радиокомитет?
Иннокентий снимает старый свитерок, ищет что накинуть.
Мария отдает ему свой фартук, в котором готовилась кухонничать.
Фартук красив, в крупных белых цветах. Мария повернула Иннокентия из стороны в сторону, любуясь.
ИННОКЕНТИЙ. (Садовнику). Сначала я отдал в областную газету. Прошел через милицейский кардон… Не догадывался, что вход в газету загородит старшина (сыграл старшину). Слушайте, учитель, кто этот негодяй, что придумал у входа в газеты пост выставлять милицейский?…
Пришел с ведром чистой воды Михаил, Иннокентий благодарит его, отливает часть в ведро с раствором, и далее работу совмещает с рассказом.
ИННОКЕНТИЙ. Прямо не старшина, а символ. Ну, поднялся я на этаж. Толстый и добродушный дядя, завотделом промышленности, ласково изрек (чуть играет этого дядю) – «Вопрос о рабочем самоуправлении на базе полного хозрасчета… ах, словцо он тут ввернул (припоминает)… да!., гипотетический вопрос». Чё, чё, чё? – спрашиваю…
Садовник смотрит с улыбкой на Иннокентия, но в улыбке Садовника видна печаль. Он вслушивается еще во что-то и потому полуотсутствует.
САДОВНИК (полуотсутствуя). А дальше?…
Кажется, он знает, что дальше, и ему не интересно, нет, пожалуй, интересно, но больно. Марию это встревожит. Иннокентий и Михаил посмотрят, недоумевая, на них. Иннокентий даже осмотрит себя подозрительно.
ИННОКЕНТИЙ. Месяц статья пролежала в редакции. Звоню. Завотделом мнется. Напрашиваюсь на встречу, бегу. Завотделом почему-то шопотом «Пройди к редактору». Пошел заинтригованный. Секретарша в приемной грудью встала (показывает, отложив кирпич; Мария смеется, но с оглядкой на Садовника) – «Он вас не примет, вы не по делу». Я опешил. Если я не по делу, то кто по делу?…
МИХАИЛ. Воюешь, Кеша, все воюешь.
ИННОКЕНТИЙ (возвращаясь к печи, от печи), Нет, Миша, живу.
МАРИЯ. Миша, не возникай.
ИННОКЕНТИЙ. Я (снова встает и показывает) под локоточки ее отодвинул. Кабинет устлан мягкими коврами. Редактор лысоватый, в тяжелых очках. Очки снял, сквозь меня посмотрел и пряменько говорит «Вы реформист», без вопросительного знака. «Простите, не понял, кто я?» – «А этот самый, из югославских ревизионистов, там тоже носятся с мелкобуржуазной идеей самоуправления, акции скоро раздадут рабочим, а потом по миру пустят, да уж пустили, а у нас»…
