В сентябре начинались занятия, и я с тоской думал, что грядет еще один учебный год и как с ним бороться.
Вика пригласила меня на премьеру своего нового фильма, и я не мог отказаться. Было бы неприлично. Она стояла на сцене, перед экраном, рядом с режиссером, актерами, сценаристом и выглядела симпатичней и привлекательней всех. Одетая в мои подарки (как она сказала), Вика села рядом со мной во время просмотра фильма и по привычке взяла в темноте за руку, как это делала обычно. Я не стал убирать. Это было бы неприлично. По крайней мере, я не казнил себя за ее прикосновения. Уже достижение… И не винил себя, что совершаю что-то преступное.
Сеанс закончился, я подарил ей заранее принесенный большой букет красных роз.
Потом опять были чаи, пироги, беседы с мамулей (она не задавала лишних вопросов), мягкие споры о литературе. Объятия в ванне, и все опять как будто началось сначала, не начавшись. Каким-то ненормальным, вывихнутым, извращенным ходом в мозгу Вика как бы балансировала мои запретные встречи с Литой.
Обе они не догадывались об этом странном симбиозе вдвоем. Об этой натянутой проволоке, по которой мы ходили — втроем. Канатоходцы — с завязанными глазами. Меня не интересовала их реакция: одной — потому что виновата, другой — потому что безразлична. Интересно, как бы это объяснил мудрый Фрейд. Я прочитал его двухтомник, изданный в Лондоне, но не нашел ответа. Возможно, ответ был в других томах или работах, запрещенных у нас. Да и что бы изменил ответ. Ничего.
Что я чувствовал, встречаясь с двумя? (Впрочем, с одной я не встречался, это были болезненные, спазматические урывки-оргазмы, а не свидания.) Ничего абсолютно. Я балансировал. И хотел, чтобы Лита была, как Вика, а Вика, как Лита. Я хотел симбиоза! Я желал слияния двух в одну. Душу одной — с телом другой. Какой кошмар… Но мечты мои оставались внутри, и ничего абсолютно не менялось.
Мои приятели художники-абстракционисты сообщили, что в конце сентября будет выставка нонконформистов. Как теперь себя называли запрещенные и неофициальные художники. «Выставка в Измайловском парке». Так как Лита в последнее время стала интересоваться живописью, рассматривая альбомы, пока не имела возможности передать их мне, я решил пригласить ее на выставку. Хотя другая, Вика, знала, разбиралась в живописи и даже рисовала. Мне казалось, что так я оправдаю, зачем и почему я встречаюсь с ней. С Литой. И что это не свидание. Так как причина — выставка.
Она безумно обрадовалась:
— Да, Алешенька, я так рада, я так счастлива.
— Чему?
— Что ты подумал и пригласил меня. Хотя любая бы сочла за счастье пойти с тобой.
Я подумал.
— А где она будет?
— В парке.
— А как мне одеться?
— Живописно, — пошутил я.
— Мы пойдем одни или с нами еще кто-то будет?
Обычно она никогда не задавала вопросов.
— Возможно, брат, он увлекается живописью.
— Максим?
— Да, я его пригласил тоже.
В трубке повисло молчание.
— А когда это будет?
— В последнее воскресенье августа, кажется.
— Я совсем забыла, я обещала помочь маме… У нас будет генеральная уборка квартиры. Ты не очень обидишься, если я не пойду?
— Как хочешь.
— Не обижайся. Мне неудобно подводить маму.
Я был удивлен: первый раз за все это время Лита отказывалась увидеться пойти со мной.
Она тут же начала оправдываться:
— Я люблю с тобой встречаться наедине. Когда ты один, и мне не нужно тебя делить ни с кем. И кажется, что ты принадлежишь только мне одной.
И тут она сказала фразу, на которую я не обратил сначала внимания:
— Давай встретимся до выставки или после.
— У тебя же генеральная уборка?
— A-а… я имела в виду, в субботу. За день до того…
— Посмотрим. — Я повесил трубку.
И вздохнул с облегчением: вроде выполнил долг. Была бы честь предложена. Она привыкла, что мы неделями не виделись. Хотя и удивился необычности ее отказа и еще более странному объяснению. Сестра говорила, что Лита дома ничего не делала: только берегла себя «для Алеши». Наряжалась и красилась.
На выставку в парк я пошел с Викой и Максимом. Они затеяли умные разговоры о цветах, полутонах, красках, а я просто ходил и наслаждался свежей, яркой живописью. И беседами с художниками, одному из которых я потом заказал портрет.
После выставки мы поехали есть ранний обед в «Националь». «Хлеба и зрелищ» — был девиз Максима. Однако он почему-то быстро исчез. Обычно он, пока всё не съедалось и не выпивалось, никуда не исчезал.
Я провожаю Вику домой после обеда. Она говорит:
— Мамуля спрашивает, куда ты пропал. Что ей сказать?
— Не знаю… Скажи, я тоже скучаю по ней.
— Хочешь подняться наверх?
— Не сейчас, уже поздно.
— Раньше это не было поздно… Что происходит, Алеша?
— Вик, чтобы ходить в гости, нужно настроение.
— Ты хочешь сказать, у тебя нет настроения видеть меня?
— Чисто девичий вывод.
— Ты заметил, что со дня моего приезда ты ни разу не поцеловал меня в губы?
Это я невольно перенес запрет с одной на другую. Моя вина.
Я наклонился, и она готовно подставила мне губы, мы поцеловались. Я «искупил» вину.
Она расслабилась:
— Как прошло твое лето?
— Никак, читал, собирал библиотеку.
— Почему ты не спрашиваешь, как мое?
— Зачем? Оно уже прошло.
— Я очень скучала по тебе. Не могла дождаться, когда вернусь. Тебе это не интересно?
Я не знал, что сказать.
— Мы теперь всегда так будем встречаться: раз в неделю или раз по праздникам?
— Что ты хочешь предложить?
— Чтобы все было, как раньше. Когда мне казалось, что я живу в сказке, которая не кончается.
— К сожалению, все сказки кончаются.
— Моя — нет, для меня ты остался по-прежнему принцем из сказки.
— Спасибо. — Я взял ее опрометчиво за локоть, она сразу прильнула ко мне.
— Алеша, не исчезай. Не оставляй меня одну, не заставляй ждать долгими вечерами и отворачиваться от взгляда мамы. Не зная, как избежать ее глаз. Не зная, что сказать.
— Хорошо, — просто согласился я.
Она стала целовать мою щеку в благодарность. Мы попрощались около ее дома. Я пообещал завтра прийти на чай.
Я схожусь и расхожусь с Литой опять.
Максим уже несколько недель, как переехал к метро «Фрунзенская», но с какими-то странными условиями, так что я к нему не заходил. Он снимал комнату. И были какие-то соседи.
Лита… Мы виделись крайне редко. Она уже не ловила мой взгляд в институте: следовать ей за мной и умолять о свидании категорически запрещалось. У нее появилась новая знакомая — Марта, о которой она мне вскользь упомянула. Они познакомились во время очередной толкучки на Неглинной. Та продавала солнечные очки. Они разговорились, и Марта пригласила ее выпить горячий шоколад. Я догадывался, что Марта оказала быстрое и глубокое влияние на Литу. Они были увлечены друг другом. Лите нужно было на кого-то и кому-то изливать свои чувства и эмоции. Даже ее манера повязывать платок на голове изменилась. Они познакомились… Я еще не представлял всю глубину и пропасть этого знакомства. Я вообще ничего не представлял, что происходило: считая, как слышится, так и пишется. Однако…
Раздается звонок. Я думал, это актриса звонит спросить, почему я не пришел на чай.
— Алешенька, здравствуй. — Это звонит актриса, но не та.
Я отвечаю что-то похожее на приветствие.
— Ты не очень обиделся, что я не пошла?
— Мне все равно.
— Я знаю, как ты хотел попасть на встречу сборной с профессионалами Канады…
— Я восхищен твоим знанием.
Пауза.
— И я смогла достать билеты на первый матч.
— Как?
— Я рассказала Марте о твоем желании, и она все устроила.
Марта знала какого-то хоккеиста из сборной. Знание хоккеистов уже относило ее в определенную категорию. Хоккеисты с девочками не дружили. У них не было времени на романсы. Разве что это была школьная страсть и «принцесса» класса до сих пор не сдалась. Тогда они, уязвленные, — герои страны — тратили время, пока не добивались сдачи — верха и низа. А так они с девушками, тем более невинными, не дружили.
— Когда матч?
— Завтра в семь вечера.
— С каких пор ты стала хоккейной болельщицей?
— С тобой мне все интересно. И Марта много рассказывала про эту игру. Мы даже ходили смотреть два матча.
— Я так понимаю, следующий рогоносец будет хоккеистом? Она, случайно, не вербует девочек для спортсменов?!
— Ну, Алеша… Я просто стараюсь не сидеть все время дома, а выходить куда-то.
— Не боишься ходить одна?
— Я не хожу одна. Со мной всегда Марта.
Мы встречаемся у входа в Лужники, и нас сминает дикая толпа. Все оцеплено кордоном. Впервые русские хоккеисты в истории хоккея выходят на лед с канадскими профессионалами. Событие, о котором говорит весь спортивный мир. (Кроме Африки. Там не интересовались зимними видами спорта.) Кто же лучше? Страсти накалены. Мы пробираемся между рядов, и я вижу много разодетых «центровых» юношей и девушек. Это было модно, это было событие семидесятых, и на нем должна была быть вся богема. Фарца, стоматологи, гинекологи, дельцы, бизнесмены, валютчики и прочие «знаменитости». Трибуны забиты, но Лита бесстрашно пробирается к какому-то яркому пятну. Где пустуют два свободных места. Я сверяю с билетами, и оказывается…
