Как только Дорте оказалась на улице, ее охватила такая легкость, что она пошла куда глаза глядят и заблудилась. И неожиданно попала на совершенно незнакомую улицу. Когда она остановилась у стены дома, чтобы достать карту, рядом появилась полицейская машина. Дрожащими руками она спрятала карту в красную лакированную сумочку и пошла наугад вперед. Вскоре показались шпили церкви и впереди блеснула река. От радости Дорте присела на ближайшее крыльцо и дала себе клятву никогда больше не терять мужества.
Отель был большой и стоял у реки. Бар располагался на площадке широкой лестницы. Трое одиноких мужчин сидели каждый за своим столиком. «Помни, что ты принцесса! А они все лишь бедные гномы!» — таково было последнее напутствие Лары.
И, следуя ее совету, Дорте выбрала столик, соседний с тем, за которым сидел мужчина, одетый лучше других. Развернув норвежскую газету, она сделала вид, что читает. Сначала он не замечал ее. Сидел и набирал на телефоне разные номера. Тут все ходили с телефонами. Когда он поднял голову, Дорте попыталась улыбнуться так, как, по ее мнению, улыбнулась бы Лара.
Сперва он был удивлен и, очевидно, пытался вспомнить, знаком ли он с нею, потом неуверенно улыбнулся в ответ. Она вытянула ноги и почувствовала, что у нее горит лицо. Быстро вытерла верхнюю губу и лоб, чтобы не казаться непривлекательной. Взглянув на нее еще несколько раз, он наклонился к ней и что–то сказал. Не поняв, она покачала головой и улыбнулась еще раз.
— Я плохо говорить норвежский, — прошептала она.
Он снова что–то сказал, и она решила, что он спрашивает, одна ли она пришла сюда в такой дивный вечер.
— Да, — ответила она, зная, что может только улыбаться.
Он произнес что–то горячо и быстро, и, поскольку Лара не объяснила ей, как происходят такие знакомства, Дорте решила, что он хочет предложить ей что–нибудь выпить.
— Стакан молока, пожалуйста! — ответила она и улыбнулась как можно нежнее.
Он подошел к стойке и вернулся с двумя стаканами. В одном безусловно было пиво, в другом — апельсиновый сок, не молоко. Он вопросительно посмотрел на нее и сделал вид, что хочет пересесть за ее столик. Она кивнула. Он поставил стаканы на стол и сел.
— Ты живешь тут в отеле? — спросил он, и Дорте стало легко, потому что она его поняла.
— Нет. Ждать друга. Не прийти. — Она быстро помотала головой.
Он заговорил очень быстро. Но сообразив, что она его не понимает, смущенно засмеялся. Лицо у него было покрыто веснушками, глаза светлые, Красноватая кожа с глубокими морщинами. Она пыталась угадать, сколько ему лет: он был точно старше Тома. Он поднял стакан, она — тоже. Как будто они вместе выпивали.
— Ты не норвежка? — спросил он.
— Нет, русская. Говорить русский. Плохо норвежский.
— Может, английский?
— Плохо.
— Жаль, я, к сожалению, не говорю по–русски.
— Ты говорить норвежский медленно, я понимать, — предложила она.
— Хорошо. Рад знакомству!
— Спасибо. Рад знакомству. Здесь жить? — храбро спросила она и огляделась по сторонам.
— Да, номер триста, если захочешь зайти, — улыбаясь, сказал он.
— Я, туда?
Он глянул на нее, может быть, немного смутившись, потом как будто принял решение, огляделся и несколько раз кивнул.
— Сейчас? — спросил он.
— Да!
Он опять о чем–то спросил, и опять она не поняла. Я должна сказать ему: это стоит две тысячи крон, подумала она и почувствовала, что краснеет. Надо сказать прежде, чем мы поднимемся к нему. Но произнести это вслух так и не решилась. На галстуке у него были коричневые и желтые бабочки. Рубашка — кремово–желтая. Лара бы его одежду одобрила. Костюм был темный в едва заметную серую полоску. Дорте, по совету Лары, быстро оглядела его, не решаясь встретиться с ним глазами. В конце концов он сам спросил:
— Сколько?
Она опустила глаза и кашлянула, прочищая горло.
— Две тысячи!
— Не многовато? — прошептал он и тревожно поглядел по сторонам.
— Мама, — шепнула она в ответ и посмотрела ему в глаза.
— Где она… твоя мама?
— Далеко… — уклончиво ответила Дорте, слыша в ушах наставления Лары.
— Большая семья? — спросил он, положив свою руку на ее. Рука у него была теплая и влажная. Но не противная. Пока еще — нет.
— Нет. Мама. Сестра. Нет работа, — услышала она свой голос. Раньше она никогда не говорила с клиентами. Ей стало даже приятно, хотя она помнила все предупреждения Лары. Какое облегчение, что тебя понимают! А если ему и могло прийти в голову, будто все это она придумала, чтобы выудить из него больше денег, ей было безразлично.
— Номер триста. В красном флигеле. Я пойду вперед. Придешь после? — Он вопросительно посмотрел на нее.
Она повторила все его слова, он встал и спустился по лестнице.
32
Он снял с себя пиджак, галстук и быстро закрыл за ними дверь.
— Я вообще–то не опытен в таких делах, — сказал он.
— Опытен?..
— Да. За деньги… — быстро произнес он и показал на лежащие на столе деньги. Пять пятисоток были красиво разложены веером.
Дорте дважды поблагодарила его, убрала деньги в сумочку и замерла в ожидании. Номер был небольшой, с окном в углу. У подоконника этого единственного окна стояло нечто вроде софы. Он остановился у тумбочки с телевизором. Ему как будто требовалось время, чтобы собраться с духом. Но он тут же вытащил из тумбочки бутылки, бокалы и поставил их на стол. Потом показал ей на стул. Со своего места Дорте видела реку. Гладкую, как серебряная фольга. С белыми и красными полосками. Дома на берегу незаметно повторяли неровность, выше — ниже. Островерхая башенка, похожая на перевернутый рожок мороженого, упиралась в небо. Серый мост и множество лодок отражались в спокойно текущей воде.
Николай снял башмаки, носки и закатал брюки. Он стоял в реке по колено в воде. Лицо у него было в муке, на носу — светлые веснушки. Во вьющихся каштановых волосах запуталось солнце. Уже очень давно она не видела его так отчетливо. Он поднял руку и что–то ей крикнул. Но вода поднялась, и он поплыл. Все дальше и дальше.
Мужчина в кремово–желтой рубашке положил галстук с бабочками на стул.
— Вина?
— Нет, спасибо.
Он отошел за бутылкой воды, наполнил стакан. Себе s он налил пива.
— Ты давно здесь живешь? В Норвегии? — Он сел на кровать так, что маленький столик оказался между ними. Ноги у него были длинные, как у долгоножки. Рубашка натянулась на небольшом брюшке.
Дорте покачала головой.
— Ты очень молоденькая. Сколько тебе лет? — спросил он, снял башмаки и задвинул их под кровать.
— Восемнадцать, — солгала она, не зная, правильно ли произнесла это слово.
— Восемнадцать? — с сомнением повторил он. — А выглядишь моложе.
— Я знаю, — призналась Дорте и посмотрела на свои руки.
— И ты готова лечь со мной, пятидесятилетним мужиком, — сказал он, как будто все еще не веря этому. У него была красноватая шея. Рыжие волосы вились над ушами.
— Да. Ты платить, — оправдалась она, обеими руками прижимая к себе сумочку. Все это было непохоже на то, к чему она привыкла. Дорте лихорадочно пыталась представить себе, что бы сделала Лара на ее месте.
— Я в душ? — спросила она наконец.
— Если тебе нужно, пожалуйста, но мне это все равно.
— Может быть… потом?
— Да, разумеется. — Он кашлянул. Наступило молчание.
— Я снять платье? — тихонько спросила она.
— Если хочешь. — Он опять громко кашлянул и вылил себе остаток пива.
— Ты платить, — прошептала она.
Он наклонился, чтобы заглянуть ей в глаза. Она не могла этого избежать. Ресницы у него были густые и ярко–рыжие. На правом глазу на белке лопнул сосудик. Но, очевидно, он этого не чувствовал.
— Ладно… Забудь! — прошептал он, словно уже раскаивался в этой затее.
— Я ходить? — спросила она.
— Нет, — быстро сказал он и вытянул ноги еще дальше, словно хотел помешать ей уйти.
Его руки доставали до ее стороны стола. Щеки у него были немного впалые. Уши слегка оттопырены. Видно, его мать не так следила за этим, как ее. И неаккуратно прятала зимой его уши под шапку. Тут бы Лара непременно улыбнулась. Но все было иначе, чем в той комнате. Этот мужчина вел себя так, словно был обычным человеком.
— Очень приятно, что ты составила мне компанию, — выжидательно сказал он. И повторил: — Мне приятно!
— Спасибо, — сказала она и хотела опять напомнить ему, что он ей заплатил, но удержалась.
— Может, ты здесь переночуешь? — Он кивнул на кровать.
Сначала она обрадовалась, что поняла всю фразу, потом вспомнила, сколько в ночи часов, и отрицательно покачала головой.
— Где ты живешь? — спросил он.
Она сделала вид, что не поняла вопроса, и он не стал повторять. Только встал и поднял ее со стула. Потом снял с нее куртку, затем топик. Он рассматривал ее частица за частицей, словно не был уверен, что делает все как надо. На это ушло много времени. Поняв, что он все–таки решился, она наклонилась, чтобы достать из сумочки презерватив. Достав, протянула ему, но он отрицательно покачал головой и отвернулся. Дорте быстро подумала, что все будет хорошо и без презерватива. Этот мужчина вряд ли чем–то болен.
