— Вы с Ролли встречаетесь?
Кларк снова прикусила губу и на мгновение покраснела.
— Скорее, общаемся. — Она поправила футболку с изображением «Трут Скуода», слишком заношенную для человека, который впервые услышал музыкантов всего полтора месяца назад. — Тогда в клубе, когда Ролли заставил тебя представить его мне, ты сказала, что я тебя ненавижу, и я вспомнила все, что с нами произошло. К тому же Оуэн о тебе говорил, и, в общем, я все время о тебе думала, а вот сегодня увидела и…
— Постой, — перебила ее я. — Что говорил обо мне Оуэн?
— Да немного. Что вы дружили, а потом что-то случилось, и на этом все закончилось. Ты не обижайся, Аннабель, но я где-то уже слышала похожую историю. Думаю, ты понимаешь, о чем я.
Я покраснела, представив, как Оуэн обсуждает с Кларк мою боязнь конфликтов. Вот позор-то.
— Мы тебя не обсуждаем, — добавила Кларк, как будто я произнесла свою мысль вслух. Тут я вспомнила, что Кларк всегда умела читать мои мысли.
Да уж, странный выдался денек. Эмили извиняется, Кларк за меня беспокоится…
— Ну, так все-таки? — спросила Кларк. В туалет зашла компания девчонок с сигаретами. Увидев нас, они явно сильно расстроились, что-то поворчали и вывалились обратно в коридор, видимо решив подождать, пока мы уйдем. — Как у тебя дела? Все хорошо?
Я не знала, что ответить. Но тут поняла, что последние полтора месяца скучала не только по Оуэну, но и по той честной девушке, какой я была, когда с ним встречалась. Может, туалет — не лучшее место для откровений, но и врать необязательно. Поэтому я, как всегда, предпочла середину.
— Не знаю.
Кларк молча на меня смотрела. Затем спросила:
— Рассказать ничего не хочешь?
Мне предоставлялось столько возможностей! Кларк, Оуэн, Эмили! Все готовы были меня выслушать! Долгое время я считала, что мне просто некому сказать правду, но я сама была виновата. И снова, снова промолчала!
— Нет. Но все равно спасибо.
Кларк кивнула. Мы вышли из туалета, но прежде, чем пойти своей дорогой, Кларк вытащила из сумки ручку и клочок бумаги, нацарапала на нем телефон и протянула мне:
— Мой сотовый. Вдруг передумаешь…
Под телефоном было ее имя. Я сразу узнала почерк: четкий, печатные буквы, последняя «К» ниже других букв.
— Спасибо.
— Не за что. С Рождеством тебя, Аннабель!
— И тебя тоже.
Мы разошлись. Я знала, что вряд ли ей позвоню, но все же сунула записку к визитке Эмили. И даже если я никогда не воспользуюсь этими номерами, мне почему-то было очень приятно знать, что они у меня есть.
И снова каникулы. И снова мы ехали в аэропорт. И снова я, как и год назад, сидела на заднем сиденье, а родители — на передних. Мы свернули с шоссе и увидели через ветровое стекло, как взлетел самолет. Он как будто поднялся из одного угла к другому. В аэропорт мы приехали втроем: Уитни осталась дома, заявив, что будет готовить ужин. Мы подошли к ограждению и стали ждать Кирстен.
— Вот она! — Мама замахала рукой. Сестра улыбнулась, помахала в ответ и направилась к нам, стуча по полу колесиками чемодана. На ней была ярко-красная куртка, а волосы собраны в хвост.
— Привет! — Кирстен тут же бросилась обнимать папу, затем маму, у которой уже глаза были на мокром месте, как всегда во время встреч и прощаний. Потом крепко прижала к себе меня, а я закрыла глаза и вдохнула знакомый аромат мыла, холодного воздуха и мятного шампуня. — Я так рада вас видеть!
— Как долетела? — спросила мама, а папа взял чемодан, и мы направились к выходу. — Без сюрпризов?
— Без. — Кирстен взяла меня под руку. Я думала, она продолжит, но нет. Кирстен просто улыбнулась, пожала мне руку, и мы вышли на улицу, вдохнув холодный воздух.
По дороге домой родители бомбардировали сестру вопросами о школе, на которые она охотно отвечала, и о Брайане, от ответов на которые она весело уклонялась, то и дело краснея. Кирстен действительно сильно изменилась. Я это заметила еще по телефону, но теперь перед глазами был живой пример. Отвечала она подробно, но куда сдержаннее, чем обычно, а когда замолкала, возникала неловкая пауза — все ждали, что Кирстен продолжит. Но сестра лишь вздыхала или отворачивалась к окну и пожимала мою руку — она держала ее всю дорогу.
— Знаешь, малыш, — сказала мама, когда папа свернул в наш район, — мне кажется, ты изменилась.
— Правда? — спросила Кирстен.
— Не могу понять в чем… — задумчиво продолжила мама. — Но по-моему…
— Она теперь и окружающим дает вставить словечко? — закончил за нее папа, взглянув на Кирстен в зеркало заднего вида.
— Брось, папа, — сказала сестра. — Ну неужели я правда болтала без умолку?
— Конечно, нет! — заверила ее мама. — И мы слушали тебя с огромным удовольствием.
Кирстен вздохнула:
— Я просто научилась точнее формулировать свои мысли. А еще пытаюсь слушать, что мне говорят. Понимаете, в наше время очень мало кто умеет слушать.
Я понимала. После школы до отъезда в аэропорт я дослушала песни на последнем подписанном диске Оуэна: «Классический панк и ска». Остался теперь только «Просто слушай», и мне было грустно. Я привыкла каждый день слушать по нескольку песен. Такая вот сложилась традиция, и в ней, если не в музыке, я неизменно находила утешение.
Обычно я ложилась на кровать, закрывала глаза и старалась сосредоточиться. Но сегодня, услышав ритмичные удары, вступительные к песне в стиле регги, достала из рюкзака карточку Эмили и бумажку с телефоном Кларк и положила их перед собой на покрывало. Пока играла музыка, я не сводила с них глаз, как будто важно было заучить их наизусть: имя прокурора — Андреа Томлинсон, — напечатанное слегка вытянутым шрифтом, и номер Кларк с двумя перечеркнутыми посередине семерками. Я убеждала себя, что использовать телефоны совсем не обязательно. Они — всего лишь возможные варианты, как надписи на кольцах Оуэна. Но всегда хорошо, когда есть выбор.
Мы подъехали к дому. Было уже темно, но внутри горел свет, и на кухне была видна Уитни — она что-то мешала на плите. Когда мы затормозили у гаража, Кирстен снова сжала мою руку, видимо, нервничала, но ничего не сказала.
В доме было тепло, и я поняла, что умираю от голода. Папа первым переступил порог, а Кирстен сделала глубокий вдох и закрыла глаза.
— Как же вкусно пахнет! — восхитилась она.
— Это Уитни что-то жарит, — пояснила мама.
— Уитни готовит? — удивилась Кирстен.
Я повернулась к Уитни. Она стояла у плиты с полотенцем в руках.
— Да, Уитни готовит, — сказала она. — Обедать будем через пять минут.
— Ты как раз вовремя, — неестественно громко проговорила мама. — Уитни — прирожденный кулинар.
— Ничего себе! — сказала Кирстен. И снова наступила пауза. Затем Кирстен обратилась к Уитни: — Здорово выглядишь!
— Спасибо! — ответила Уитни. — Ты тоже.
Ну что ж, пока что все не так уж плохо. Мама улыбнулась.
— Я отнесу наверх твой чемодан, — предложил папа Кирстен.
Она кивнула.
— А я пока приготовлю салат. А затем мы все сядем за стол и поболтаем. Вы, девочки, можете пойти к себе и умыться. Что скажете?
— Хорошо. — Кирстен снова взглянула на Уитни, а папа потащил по лестнице чемодан.
В своей комнате я прислушалась к окружающим меня звукам. В комнату Кирстен мы обычно не заходили, и поэтому движение там было очень непривычно: сестра раскрывала и закрывала ящики, шумела мебелью. С другой стороны, где жила Уитни, раздавались привычные звуки: скрип кровати, тихое бормотание радио. Когда мама крикнула, что все готово, мы одновременно вышли в коридор.
Кирстен переодела кофту и распустила волосы. Она взглянула на меня, затем на Уитни, которая за моей спиной натягивала свитер.
— Готовы? — спросила Кирстен, как будто мы собрались не за стол, а в дальний поход. Я кивнула, и она стала спускаться по лестнице.
Еда к тому времени уже стояла на столе. Главное блюдо Уитни возвышалось на огромной тарелке, а рядом стояла пиала с коричневым рисом и мамин салат с заправкой, соответствующей, разумеется, требованиям Уитни. Аромат от еды исходил чудесный. Папа встал во главе стола и ждал, пока мы рассядемся.
Когда все заняли свои места, мама налила Кирстен вина, а папа, большой любитель мяса и картошки, вежливо попросил объяснить Уитни, что конкретно она приготовила.
— Темпе и овощи, обжаренные в арахисовом соусе «Хойсин», — пояснила сестра.
— Темпе? Это что еще такое?
— Это очень вкусно, пап, а больше тебе знать необязательно, — вмешалась Кирстен.
— Не хочешь — не ешь, — сказала Уитни. — Но вообще это мое лучшее блюдо.
— А ты положи ему немного! — предложила мама. — Ему понравится.
Под подозрительным взглядом папы Уитни взяла ложку и наложила ему на тарелку немного темпе, а затем добавила гарнир. Я посмотрела на всех сидящих за столом. Как же изменилась наша семья по сравнению с прошлым годом! Возможно, мы уже никогда не станем прежними, но все-таки мы собрались все вместе.
